– Не думаю, – ответила она таким сочувственным тоном, что он даже рассмеялся, а глаза его заблестели от удовольствия.

– Я – мастер, или стараюсь быть таковым, по парламентской стратегии, но боюсь, что в противоположном поле разбираюсь отнюдь не так отменно. Здесь я допускаю слишком много грубых ошибок и промахов. Надеюсь, относительно вас я пока еще не совершал ничего подобного.

Легкость, с какой он переходил от ничего не значащих слов к абсолютно серьезным темам, совершенно сбивала ее с толку. И она произнесла то, чего совсем не намеревалась произносить:

– У меня трое детей. Я не могу позволить себе причинить им вред, будучи замешанной в скандале.

– Разве это будет скандалом, если мы время от времени станем вместе выезжать покататься, как сегодня? Мда, в свете наверняка воспримут это именно как скандал, – печально добавил он. – Вот видите, это я и подразумевал, говоря вам, что совершаю грубые просчеты, миссис О'Ши.

Она стремительно повернулась к нему, посмотрела ему в лицо.

– Что до меня, так это меня абсолютно не волнует, – вырвалось у нее совершенно непроизвольно.

Его необыкновенные карие глаза, почудилось, вспыхнули каким-то неистовым огнем. Он накрыл ее руки ладонью, но ответил не сразу. Правда, его прикосновение и взгляд были красноречивее любых слов. Когда же он наконец заговорил, его голос немного дрожал.

– Подумайте как следует, миссис О'Ши. Меньше всего на свете мне бы хотелось причинить вам боль. А сейчас, боюсь, нам пора возвращаться, если я хочу вовремя оказаться на дебатах.

Он высунулся в окно и отдал распоряжение кэб-мену. Потом снова сел на сиденье, опять взял ее за руку и всю дорогу до Вестминстера и парламента не отпускал ее. Кэтрин только один раз отняла свою руку, и то для того, чтобы снять перчатку.

Вилли вернулся домой в воскресенье. Он шумно влетел в дом и громким голосом справился насчет детей.

– Где они, Люси? Они готовы идти со мной на мессу? Кэт… – Он наблюдал, как Кэтрин спускается по лестнице. – Ты превосходно выглядишь! Слышал, ты была в парламенте. Неужели ты из-за меня заинтересовалась политикой? Это и радует, и удивляет меня.

– Я нахожу эти дебаты интересными. Мне успело наскучить здесь, и мой мозг нуждается в проветривании. В скором времени я надеюсь услышать и твою первую речь, – добавила она.

Он явно обрадовался.

– Да, мне надо как следует поработать над ней. Надеюсь, меня найдут достаточно грамотным по сравнению с членами нашей палаты. Кстати, я слышал, что ты все же уговорила мистера Парнелла явиться на ужин. Ты добилась определенного успеха в обществе, не так ли? Умница Кэт. И каким же образом тебе удалось убедить его?

– Никаким. Мистер Парнелл отнюдь не мизантроп, каким его считают. Он отказывается от посещений домов англичан, поскольку считает, что это может ослабить его дело, направленное против Англии. Он говорит, что это один из трюков, намеренно разыгранных англичанами: принимать ирландцев с чрезмерным гостеприимством, а после ожидать от них в качестве хороших манер, что они не укусят руку, которая их кормит. Однако мистер Парнелл не клюнет на подобную уловку. Он пришел на мой званый ужин, потому что я твоя жена. Он рассчитывает на твою поддержку его кампании. И, я надеюсь, ты предоставишь ее ему.

– Полагаю, так оно и будет, если он не станет впадать в крайности. И, безусловно уж, я не намерен отказываться от моих английских друзей. Я буду принимать их, когда мне угодно. Однако я очень рад, что ты пригласила его, Кэт. Должен признать, это еще одно твое достижение.

Однако им пришлось прервать беседу, поскольку на лестнице послышался невообразимый шум, и девочки с веселыми криками устремились к отцу.

– Папа, ты приехал! Кармен говорила, ты не приедешь, а я спорила, что обязательно приедешь!

– Спасибо, Нора, дорогая моя, за то, что ты так веришь мне. Ну, что ж, значит, мы готовы? А миссис Гленнистер тоже пойдет с нами? Превосходно!

Мисс Гленнистер, одетая для похода в церковь, следовала по лестнице за девочками. Она тоже выглядела радостной и оживленной, ее щеки, обычно нездорового цвета, разрумянились. Она восхищалась Вилли, который, вне всякого сомнения, частенько говорил ей лестные слова, поскольку обладал способностью влюблять в себя буквально всех женщин, и, стоило ему появиться в доме, мисс Гленнистер позволяла себе застенчивые, но не лишенные кокетства замечания.

– Надеюсь, ты никого не ждешь сегодня, Кэт, – сказал Вилли. – Давай проведем этот день вместе. Я предполагаю остаться на целый день и даже на ночь. Завтра у меня нет никаких срочных дел в городе.

Она уловила знакомый напряженный взгляд Вилли, когда он смотрел на нее, одетую в свежее платье с белоснежными манжетами и воротником. Он ни о чем не догадывался, лишь подумал, как замечательно она выглядит на свежем деревенском воздухе. Не заметил ли он тайну, скрывающуюся в ее глазах и чуть подрагивающих уголках губ? Ей надо быть предельно осторожной. Вилли тактично ничего не требовал от нее с тех пор, как между ними произошла та злосчастная ссора в отеле «У Томаса». Тогда она решила, что после всего, что произошло между ними, ей будет противно заниматься с ним любовью, теперь же и вовсе считала это совершенно невозможным. И придется дать ему это понять.

Она читала на его лице страшное разочарование и даже гнев, когда, зайдя к ней в комнату, он застал ее лежащей на кровати. Шторы были плотно задернуты от солнечных лучей.

– Черт побери, Кэт, нельзя же страдать головной болью в такой день! К тому же ты никогда не была предрасположена к мигреням.

– А вот сейчас мигрень мучает меня, – намеренно тихим голосом произнесла она.

Вилли был не настолько глуп, чтобы не уловить многозначительности ее тона.

– Прежде ты не сердилась на меня так долго. Что случилось?

– Ничего, если не считать, что прежде я не была в такой ярости.

– Да не проводил я ту ночь с женщиной! Если бы ты застала меня… – Он понял, что ему не верят, и покраснел, избегая взгляда жены.

Кэтрин, услышав из его уст то, о чем уже давно догадывалась, не испытала ничего, кроме грустного облегчения. Теперь она действительно осознала, что с того момента, как руки другого мужчины коснулись ее рук, она больше никогда не сможет вынести объятий Вилли.

– Черт возьми! – воскликнул Вилли. – За каждым мужчиной иногда водятся мелкие грешки, даже если он очень любит жену!

При виде ее, неподвижно лежащей, возмущение еще больше овладело им. Он ожидал ярости, гнева, обиды – чего угодно, только не безразличия. Неужели она потрясена до такой степени, что впала в прострацию? Нет, тогда бы это была не умница Кэт. Она просто играет с ним, заставляя его немного помучиться. Ему это очень не нравилось. И он развернулся кругом.

– Я не намерен умолять тебя. Когда придешь в себя, можешь прийти ко мне. И я гарантирую, что случится это очень скоро. Ведь ты – здоровая женщина. – Он пошло усмехнулся. – Так что придется вам спуститься на землю с вашего высокого, неприступного пьедестала, миледи.

Не успел он уйти, как в комнату вошла расстроенная и озадаченная Люси.

– Капитан сначала сказал, что останется, а потом передумал. Не совершили ли вы чего-нибудь такого, что расстроило его, мисс Кэтрин?

Она пристально изучала лицо Кэтрин, выискивая на нем следы слез. И, убедившись, что выражение лица Кэтрин было весело-безмятежным, нахмурила брови.

– Вы не выглядите так, будто у вас головная боль, должна вам сказать. Однако распоряжусь, чтобы повар приготовил легкий ужин. Немного супа и яйцо в мешочек?

Кэтрин села на постели.

– Таким ужином не наестся и младенец, Люси. Я спущусь на ужин. Я уже достаточно поправилась. Полагаю, что я просто перегрелась сегодня на солнце, вот и все.

Сколько же времени ей придется вести себя так, сколько времени будут продолжаться различные увертки, отговорки, предлоги, долгие отсутствия? Ведь их очень трудно объяснить детям, которые станут сильно страдать, если мамочка не придет поцеловать их на ночь? А она замечала, как алчно еговзгляд пересекает расстояние, разделяющее их, когда он находится в парламентской зале внизу, а она – на женской галерее.