— Боже избавь!

— Мы едэм или нэ едэм?

Джигиту прискучила женская говорильня, он переминался с ноги на ногу, то и дело поправлял сползающую с плеч ношу. Из головы не выходила страшная картинка: его жена и две дочери ворочают тяжелые шпалы и неподъёмные рельсы.

— Едем, сейчас едем! — успокоила партнера Клавдия. — Пошли, Галя, а то не успеем на электричку. За несколько дней все прояснится. Спасут твоего сына, повяжут нелюдей. Тогда возвратитесь домой. Удерживать не будем.

— Ладно, так и быть, пошли.

Неизвестно, что повлияло на окончательное решение Осиповой — уверенность Клавдии в спасении ее сына или обещание не удерживать, отпустить в Окимовск? Скорей всего, последнее.

Когда они вышли из калитки и хозяйка навесила на нее такой же замок, как и на входной в барак двери, из-за угла вывернулась старая «волга». Барачный поселок редко навещают легковушки, вот только как-то сюда с трудом добралась Лавриковская иномарка. Удивительно, ни разу не завязла в грязи, не забуксовала в рытвинах и ухабах.

«Волга» остановилась напротив осиповского барака, из нее с показной ленцой выбрались Черницын и два его «гвардейца». Пашка с любопытством оглядел незнакомых людей, с презрением посмотрел на бабу, путейскую работягу.

Вот оно, чего я так боялась, похолодела Клавдия, нас с Русиком просто заманили в западню, из которой не выбраться. Никто не собирался нападать в электричке, на перроне, по пути к барачному городку. К чему торопиться, если глупцы, не оглядываясь, сами торопятся в нужное для бандитов место.

Цып-цып, курочка с петушком, идите по известному вам адресу, собирайте Осиповых, уговаривайте их. А когда выйдете из барака, придет время расправы. Сразу и со спасителями и со «спасенными». Удобно-то как — одним ударом решить все проблемы.

И помочь некому. Жители бараков, предвидя еще одну разборку, спрятались, закрыли окна и двери. Сидят мышами в норках, дрожат, бедные. Не трогайте нас, мы милицию не призовем, в госбезопасность не звякнем.

Странно, но явная опасность не согнула Клавдию, наоборот, придала ей новые силы.

— Лер, далеко собралась?

Бессмысленное молчание, обмен угрожающими взглядами — все это Пашке надоело. Перед ним стоят не стоящие противники — обычные жертвы, которым бы на коленях молить о пощаде.

В голосе — притворная забота о давно знакомой барачной девчонке, которую Пашка, по долгу дружбы с Кириллом, просто обязан опекать и беречь. Мало ли что случается? Запудрят доверчивой тёлке мозги, совратят ее — кто в ответе? Он, дружан брата, которого временно посадили под замок. Черницын уверен в том, что заключение одноклассника долго не продлится, согласится Кирилл работать на Мамыкина — тот мигом освободит его. А сеструха уговорит затворника согласиться. Обязательно уговорит!

— Тебя забыла спросить, — подбоченясь, независимо ответила Лерка. — Как-нибудь обойдусь без советов разных вонючих шестерок.

Ответ прозвучал звонкой затрещиной. Пашка с трудом удержался от ответной. Он не считал себя подневольной шестеркой, пусть даже в ранге старшего «гвардии» — правой руки всемогущего Мамы, его доверенного лица! А тут — унизительное сравнение с обычным «пехотинцем», да еще — вонючим!

Задрать бы дерзкой девке подол да отходить ремнем по заднице? Жаль, нельзя, Григорий Матвеевич велел доставить девку в целости и сохранности. Вот освободится Кирилл, они вдвоем поучат нахалку, так поучат — на всю жизнь запомнит!

— Сначала переговори с Мамыкиным, он зовет тебя, потом катись куда хочешь. Садись в машину, времени у меня мало болтать попусту!

— И не подумаю! Сам катись! Хочет твой хозяин пообщаться, так и быть, разрешаю, пусть приезжает ко мне. В Москву.

Добавить что-нибудь еще более обидное для парня Лерка не успела — ее загородила Клавдия. В лучших традициях рынка выпятила грудь, тоже подбоченилась.

— А ты что за прыщ такой выискался? Деловой, понимаешь, в натуре. Видели таких в белых тапочках под простыней! После их ни одна больница не принимала… Ну-ка, отвали отсюда, пока я добрая!

Хорошо еще удержалась от богатого лексикона Санчо, заполненного далеко не литературными сравнениями. От могучей фигуры женщины веяло такой угрозой, что Черницын невольно отступил. «Гвардейцы» тоже растерялись, недоуменно переглянулись. Им еще не приходилось иметь дело с такими агрессивными бабами. Обычно — слезы ручьем, сопли до земли. А эта толстуха еще и права качает, и угрожает. Будто прячет в рукаве или под рубахой ствол.

Первый, как и положено главарю, пришел в себя Пашка.

— Ну, ты, заезжая барышня, прекрати выступать! Потише веди себя, у нас здесь свои порядки.

До создания престижного бутика, для чего пришлось переоборудовать магазин скобяных изделий, они с Русиком торговали, разложив незамысловатые товары прямо на земле, потом — с лотка. Именно в этот период ее рыночной жизни, Клавдия научилась обращаться с конкурентами и рекетирами. Без помощи ментов или коллег по торговле. Испробовав на своей шкуре силу чисто базарных сравнений, настырные мужики мигом линяли.

Вот и сейчас…

— Видала я твои порядки, поганка бледная, не в гробу видала — на помойке! А вот ты сейчас увидишь мои порядки, нечисть болотная, слизняк вонючий, Если гляделки останутся на месте. Мигом повышибаю! Линяй отсюда, рэкетир вшивый, щипач дерьмовый!

Черницын ответил длинным плевком на стену барака.

— Братва, хватая девку и — в машину. Пусть Мама с ней базарит.

Осторожно обойдя разгневанную толстую москвичку, «гвардейцы» опасливо приблизились к девушке. Как бы не заработать плохо заживающие царапины от острых коготков и болезненные синяки от девичьих кулачков? Непокорный характер Осиповой известен не только жителям бараков, но и всему Окимовску. Легко Черницыну приказывать, а вот выполнять — далеко не просто.

Русик немедленно поддержал партнершу по бизнесу. Сбросил с плеч сумки, вызывающе закатал рукава рубашки. Драться он не собирался — боялся за свой кавказский темперамент: рассвирепеет — может и изуродовать, и даже убить.

— Вам кому сказалы — иды прочь!

Мамыкинские боевики отмахнулись от не прошенного защитника, все внимание — к девке, которую охраняют с двух сторон мать и воинственная баба. Зря отмахнулись! Однажды у себя на родине Русик сбил с ног двух ворюг, решивших увести ишака с поклажей, уложил их рядком и связал спиной друг к другу. Так там были абреки, а здесь — обычные нахальные парни.

— Заткнись, черножопый!

Обидная кличка мигом погасила опасения. Мощный удар правой свалил обидчика, второй — ногой в пах — заставил второго согнуться и завыть. Пашка отскочил, выхватил ствол.

Сейчас загремят выстрелы, прольется кровь! Клавдия машинально, не думая о собственной безопасности, загородила Лерку.

Выстрелы не прозвучали. Рядом с потрепанной «волгой» остановились две иномарка. Из окон высунулись автоматные стволы, нацеленные на Черницына и его, валяющихся на земле, «гвардейцев». Неторопливо выбравшись из салона, Коля Шахов, по кликухе — Шах, медленно подошел к «волге». Вернее, мимо «волги». А чего и кого ему бояться под защитой автоматов? Боевики корчатся на земле, их начальник не успеет выстрелить, как его прошьют очередями, разделают, как мясник коровью тушу.

Пашка нехотя опустил руку с пистолетом. Против рожна не попрешь, против автоматов — тем более.

— Шах, не забывайся. Меня послал Мама.

— Хоть мама, хоть папа. Не пугай, Пашка, я давно пуганный-перепуганный…Эта дама — мой гость. И все, кто с ней — тоже. Поэтому сваливай. Шевели конечностями, пока они еще целы!

Приходится подчиниться. Сейчас Шах банкует. Автоматные стволы из окон иномарки подстерегают каждое движение, не понравится — плюнут свинцом. Но Пашка привык к тому, что последнее слово остается за ним.

— Я-то уеду, а вот ты потом завертишься перед Мамой. Сам знаешь, он не простит…

Коля поправил на голове пижонскую шляпу, стряхнул с плеч несуществующие соринки.

— Пошел ты к этой самой маме. Только поскорей, пока я не разозлился.