— В каком смысле?

— В том смысле, что никто ничего не может знать заранее. По большому счёту всё это зависит вовсе не от любви, как вы изволите выражаться, а от выдержки.

— Как трёхдневные состязания?

[7]

Белинда с удивлением воззрилась на него поверх лошадиной спины.

— Очень хорошо, Даффи. Где только вы слышали о конном троеборье?

— Видел, наверное, по телеку.

Он вспомнил большую усадьбу и множество мужчин в синих шерстяных шапочках с кисточками, и с тростями, которые раскладывались и превращались в табуреты. Повсюду стояли ленд-роверы, наездники брали барьеры и падали в яму с водой, а голос комментатора звучал так, словно его язык был обряжен в шапочку с кисточкой и подпирался тростью-табуретом.

— Между прочим, сигнализацию я установил как надо, — внезапно проговорил он. Ему не хотелось, чтобы люди зря трепали языком.

— Я знаю. Вик мне сказал.

— Тогда нечего об этом трезвонить.

— Я думала, мы решили притворяться именно так.

— По крайней мере не говорите, что с самого начала думали, что она никуда не годится.

— Хорошо.

В этот момент они услышали громкий повторяющийся шум на гравийной дорожке; это были даже не шаги, а какое-то топанье. Белинда подошла и встала у дверцы конюшни рядом с Даффи. По дорожке шёл некто в плавательном костюме, ластах и скрывающей лицо маске. Трубку для подводного плавания он нёс как офицерский жезл. Джимми. Он заметил стоящих у двери конюшни Даффи и Белинду, но не остановился, а прокричал: «Спецназ морской пехоты Её Величества! Равнение напра-во!» и энергично мотнул головой. Пройдя мимо них, он вновь устремил взгляд вперёд, и по траве, уже бесшумно, зашагал к озеру. Даффи хотел засмеяться, но Белинда оставалась серьёзной. Нет, возможно, в этом не было ничего смешного. И, возможно, бедняга Джимми это знал. Если хочешь нырнуть в озеро, не привлекая к себе внимания, как это сделать проще всего? Нырнуть на глазах у всех. Может быть, он читал рассказы о Шерлоке Холмсе.

— А Таффи?

— А что Таффи? Он гость нашего дома, — она сказала это куда более непринуждённо, чем Вик.

— Миссис Хардкасл говорит, что пропало столовое серебро.

— Даффи, запомните, первое: Таффи наш друг; второе: Таффи стал другим человеком; третье: если б он по-прежнему воровал, то его заинтересовал бы наш «Рейндж-Ровер» или сам дом, и уж никак не вилки да ложки.

— Верно.

Если только он не поменял свои привычки. А может, он просто хотел потренироваться, чтоб не потерять форму. Ну нет, это-то вряд ли.

Распрощавшись с Белиндой, Даффи подумал, что она, возможно, не так плоха, как ему представлялось, а, может быть, немножко получше. Он отправился искать Вика. Получив от него необходимые сведения, он обогнул дом, крадучись, прошёл за изгородью и медленно зашагал к лесу. Он шёл по тропинке на цыпочках, с опаской, и в каждом кустике видел прикинувшуюся безобидной травой крапиву. Он думал о Таффи. Обычный гость дома. Тихий, вежливый, немного занудный, любит поговорить о месте индивида в обществе, похож на музыканта из любительского джаз-банда. Вроде бы всё нормально — если забыть о том, что у него есть привычка пробивать людям головы увесистыми железками. Ну конечно, это-то в нём и привлекает. Даффи было хорошо известно, что завсегдатаи элитных лондонских кафе привечали крупных преступников, так почему бы поместному дворянству не привечать злодеев помельче, которые пару недель помелькали на первой странице? Выражаясь словами его хозяина, Англия стала местом, где какой-нибудь Вик мог скорешиться с каким-нибудь Дамианом, а какой-нибудь Дамиан мог поручкаться с каким-нибудь Хьюго. Так почему бы какому-нибудь Таффи не сойтись с каким-нибудь Виком, Дамианом и Хьюго? Дело тут было даже не в социальной мобильности. Преступление таило в себе чувственный соблазн. Даффи, как бывшему полицейскому, тяжко было это признавать, но это была правда. Наркотики — это здорово, а преступление — соблазнительно, как секс; не всегда, но довольно часто. Газеты то и дело пишут о набобах из Ист-Энда, купающихся в розовом шампанском в ресторанах, которые обзирает этот осёл Бейзил в журнале «Татлер». Газеты пишут — да это то и дело происходит прямо у вас на глазах — как бывшие бандиты (особенно если они настоящие бандиты, которых в прошлом боялись, как огня) притягивают девчонок, как магнит металлические опилки. Даффи считал, что это несправедливо. Почему девочки не западают на копперов?

Ничего себе он проводит Банковский Выходной. Тропинка внезапно пошла вверх, а заросли папоротника стали гуще. Вик сказал, что где-то возле тропы должен расти бук, и на нём будет зарубка, и вот от этого-то дерева будет начинаться маленькая тропинка, которую так просто и не приметишь. Ну и что? Что это, бук? И что значит «зарубка»? И где здесь тропинка? И почему только он не был в бойскаутах? Нет, надо ему к концу недели выучить какие-нибудь снобские узлы и потренироваться разжигать костёр трением друг о дружку двух девочек-скаутов.

Похоже, вот оно. Вик сказал, надо немного пройти, а потом оглянуться, иначе ни за что не заметишь. Да, так оно и есть. Даже Даффи мог оценить то, как хорошо — хоть и всего в десяти минутах ходьбы от дома — укрыт лагерь Джимми. Листья под ногами были как шикарный ковёр, и он ступал по ним с осторожностью. В памяти всплыла сцена из детской книжки, а может, из кинофильма про краснокожих, либо про африканцев: ты идёшь, идёшь, внезапно земля уходит из-под ног, ты проваливаешься, и на десятифутовой глубине в зад тебе вонзается заострённый кол. Ты торчишь там как цыплёнок на вертеле и ждёшь, пока появятся туземцы, снимут наваленные сверху ветки и листья и зажарят тебя на обед. Даффи! Даффи! Это уж ты загнул! И всё же, по пути к лагерю Джимми, он почти всерьёз подумывал найти длинную палку и пробовать, надёжна ли пружинящая под ним листва.

Это был, в общем-то, не лагерь, а, скорее, шалашик, из тех, откуда натуралист наблюдает за жизнью зверей и птиц, а в фильмах про войну ночует какой-нибудь чересчур чистоплотный солдат. В небольшом овражке были воткнуты колышки, и на них был натянут брезент, а сверху навален папоротник и прочая лесная дребедень. Шалашик не производил впечатления тайника — перед входом даже чернело кострище — но было понятно, что при желании его можно замаскировать по-настоящему. Даффи осторожно спустился по склону, чтобы посмотреть на шалаш поближе.

Весь лагерь оказался восьми футов длиной и состоял из двух «комнат». Перегородки между ними, конечно, не было, а просто было понятно, что шесть футов — это спальня, а остальные два — кухня и ванная. На одном конце стояла скатанная в рулон, завёрнутая в полиэтилен и поставленная на попа постель, на другом — примус, квадратные зелёные жестянки и зеркальце. Он заглянул в жестянки: бритвенные принадлежности, консервы, вяленое мясо в станиоли, столовые приборы. Не те, однако, что украли в Браунскомб-Холле, а только походный раскладной набор — ложка-вилка-нож и посередине штопор.

Возле постели тоже были зелёные жестянки. «Чтение на ночь» — мысленно сострил Даффи. В одной была небольшая парафиновая лампа, в другой — большая банка с парафином и склянка с метиловым спиртом; ещё в одной лежали три завёрнутых в полиэтилен экземпляра «Плейбоя». Даффи взглянул на дату: изданию было несколько лет. Открыв четвёртую коробку, он хотел тут же положить её на место: зачем совать нос в чужие дела? Но ведь никогда заранее не знаешь, что может понадобиться в будущем. Сверху лежала фотография маленького мальчика с едва намеченным подбородком; он был одет в какую-то форму — вероятно, «Мальчишеской бригады».

[8]

Следующее фото доказывало, что и спустя пятнадцать — двадцать лет ребёнок не изменил своих пристрастий: теперь на нём уже была взрослая военная форма, из тех, что носят новобранцы. Следующий снимок явно был сделан давно: чья-то свадьба, улыбающаяся невеста, неулыбающийся жених; судя по отворотам пиджака жениха и причёскам, фото было сделано сразу после войны. Возможно, это были родители Джимми. Девушку со следующей фотографии Даффи узнал без труда: Анжела; глаза большущие, смотрит куда-то вдаль, а скулы слегка отретушированы. Явно сделано на заказ. Даффи перевернул карточку, но фотограф не потрудился поставить дату. Потом шла газетная подшивка, которая поставила Даффи в тупик, пока он не прочитал заголовок. Это была статья из местной «Хроники событий» о помолвке Генри и Анжелы. Он не понял этого сразу, потому что лист был испещрён дырочками с обгорелыми краями. Такие дырочки получаются от сигаретного окурка поздно вечером, когда у тебя нет на ночь ничего, кроме экземпляра «Плейбоя» четырёхлетней давности. Даффи повнимательней пригляделся к изуродованной фотографии и нашёл лишний повод для беспокойства: окурком было истыкано не только лицо Генри, но и лицо Анжелы.