Пакет для грязного белья Даффи был из ярко-жёлтого пластика, и в 8.45 утром воскресенья он нёс его по Голдсмит-авеню, что в Эктоне, W3. Случись какому-нибудь полицейскому разыскивать мёртвых собак, он счёл бы содержимое этого пакета вполне безобидным. Разумеется, безобидным с юридической точки зрения, потому что если принять во внимание запах, до безобидного содержимому этого пакета было далеко. Некоторая часть этого содержимого могла быть признана причиняющей ущерб здоровью, а кое-что — будь общественный обвинитель достаточно искусен — могло быть изъято у Даффи и погребено в яме с негашёной известью. Даффи это сознавал. Не то чтобы он недостаточно часто переодевался — просто он недостаточно часто ходил в прачечную. Он аккуратно складывал грязную одежду в пластиковые пакеты и ставил их в низ гардероба. Когда проходило несколько недель, он решал, что пакеты уже так тесно друг к другу притёрлись, что вот-вот начнут размножаться; тогда он высыпал содержимое всех пакетов в один большой жёлтый пакет и шёл на Голдсмит-авеню.

Даффи любил эту воскресную обязанность. Отчасти потому, что она освобождала его от чувства вины, отчасти же из-за тишины на улицах. Субботняя ночь отгуляла. Субботняя ночь ещё похрапывала в постели, дожидаясь, пока воскресное утреннее похмелье заставит её проснуться. Когда Даффи повернул к магазинам, среди которых помещалась прачечная, на улице не было ни души. Он беспечно пнул выброшенные коробки из-под стирального порошка. Какой-то аккуратный пьянчужка сложил на тротуаре перед букмекерской конторой пирамидку из восьми пустых банок. Другой пьянчужка, не такой аккуратный, решил, что помещающийся в нише вход в контору удобно использовать как писсуар, потому что если б там была не букмекерская контора, то всё равно был бы какой-нибудь магазин — в точности как тот, что по соседству, и разве не здесь он только на прошлой неделе потерял десять фунтов, поставив на какую-то колченогую клячу? Даффи наморщил нос, сознавая, что вонь из его собственного пакета не слишком отличается от той, что доносилась от входа в контору.

Даффи препоручил свою одежду нежным объятиям стиральной машины, пересёк пустую улицу и толкнул дверь в закусочную Сэма Вичи. Сэм был немолодой китаец, которого все называли Сэмом, и который отдал ресторанному бизнесу Великобритании тридцать лет. Проведя десять из них в его нижних эшелонах, он решился открыть собственное заведение, следствием чего стало то, что он поменял собственную фамилию на Вичи. В то время Сэм Вичи продавал (что не удивительно) одни только сэндвичи. В последнее время он расширил ассортимент и теперь гордился своим умением обращаться с микроволновкой, но фамилию менять не стал.

— Как обычно, Сэм.

— Сию-сикунду-налисуем.

«Как обычно» означало британский завтрак, приготовленный по-британски. На то, чтобы научиться, у Сэма ушло несколько лет — пришлось даже навещать заведения конкурентов — но он овладел-таки умением недожаривать бекон и пережаривать яйца, превращать в размазню томаты и чересчур долго держать в печи сосиски, и, кроме того, следить за тем, чтобы плюхающиеся на тарелку разваренные бобы сохраняли форму разливной ложки. Поскольку Даффи был привилегированный клиент — в этот ранний час он был, к тому же, клиент единственный — Сэм добавил к заказу поджаренный на британский манер тост: толстый, жирный, не слишком хрустящий и не слишком поджаристый.

— Пальчики оближешь, — сказал Даффи, размышляя о подготовке к будущему сезону. Даффи защищал ворота воскресной команды «Упрямцы», и первый матч должен был состояться уже через пять недель.

— Сипасиба-пожалста.

Потревоженный вилкой тост заметался по тарелке, оставляя широкий жирный след. Даффи подумал о молодом Карле Френче, поджаром, как гончая. Он-то, возможно, бегает с мячом уже сейчас. Но вратарю ведь и не нужна скорость, утешил себя Даффи, вратарю нужна… стойкость. Он прижал предательски ускользающую сосиску к бортику тарелки и, применив одновременно грубую силу и тонкий расчёт, пропорол-таки ей шкурку.

Возвращаясь по Голдсмит-авеню с жёлтым пакетом, который теперь топорщился намного более гордо, Даффи размышлял над вечным вопросом тех, кто часто ходит в прачечную: куда девается один носок? Вы кладёте двадцать четыре — вынимаете двадцать три, вы кладёте тридцать шесть — вынимаете тридцать пять. Закладываете два — вынимаете один. Стиральным машинам было не чуждо понятие справедливости: они одинаково воровали у тех, у кого было много носков, и у тех, у кого их было мало. Сначала вы думаете, что один носок мог прилипнуть к внутренней стенке барабана, и вы его просто не заметили, но потом, понимали, что происходит нечто иное. Как бы тщательно вы их не пересчитывали — перед закладкой и сразу после выемки — у вас всё равно становилось на один носок меньше. Кто знает, может, в задней стенке стиральных машин прячется маленькая дверка, и во время стирки она на мгновение приоткрывается и заглатывает один носок. Может, владельцы прачечных таким путём повышают прибыльность своих предприятий. Но Даффи давно уже оставил попытки получить за это какую-нибудь скидку. Вместо этого он даже стал стиральным машинам потакать. У него было только два вида носков: чёрные смесовые хлопок/нейлон от Маркса и Спенсера и красные смесовые хлопок/нейлон от Маркса и Спенсера. Теряя один такой носок, вы особо не переживаете, а когда теряете ещё и другой, только усмехаетесь.

— Звонили, — сонно сказала Кэрол, когда Даффи закрыл дверь.

— Завтракать, — ответил Даффи копне курчавых чёрных волос на подушке.

Он достал из холодильника йогурт, мюсли и снятое молоко, прихватил из шкафчика пшеничный хлеб с зёрнами, низкокалорийный сахар и мёд. Человек должен быть здоровым и сильным, это каждый знает. Завтрак у Сэма Вичи был для силы, а это — завтрак для здоровья. Кроме того, человеку, который только что вернулся из прачечной, полагается награда.

В ванной зажурчала вода, и Даффи включил автоответчик. Сообщение было коротким и предельно ясным: «Даффи, это Вик Кроутер. Если я плачу кучу денег за паршивую сигнализацию, я хочу, чтоб она работала. Немедленно привози сюда свою жирную задницу».

Жирную? На что это Вик намекает? Да он уже три года не видел его задницу, так откуда ему знать? Даффи и вправду считал себя коренастым, но при этом мускулистым; лицо у него было широкое, но второго подбородка не намечалось. Он осмотрел свои ладони: квадратные, пальцы, пожалуй, коротковаты, но не жирные, совсем нет. Занервничав, он, как будто это могло помочь беде, съел на одну ложку йогурта больше, чем собирался. Ладно, вдруг лишняя ложка йогурта поможет унять начинающееся по поводу этой новой беды беспокойство.

— Я еду к Вику Кроутеру, — проговорил он, когда Кэрол налила себе вторую чашку.

— Так ты не поведёшь меня сегодня в ресторан?

Даффи хмыкнул. Конечно, нет. Когда он в последний раз водил её в ресторан? Сколько времени они уже вместе или как бы вместе? Семь лет, десять? Восемьдесят четыре? Он никогдане водил её в ресторан. И с чего ей вдруг захотелось в ресторан? Он взглянул на неё; она улыбалась.

— Ладно, по крайней мере, у тебя есть несколько чистых рубашек, — сказала она. — Или это званый обед? Не погладить ли вам смокинг, сэр?

— Это по работе, — сказал Даффи, — сигнализация хр е нова.

— Может, Вик пытается инсценировать кражу со взломом, чтобы получить страховку?

— Эй, полегче, — сказал Даффи, внезапно становясь на сторону своего бывшего клиента. — Вик никогда не привлекался.

— Вот и Понтий Пилат тоже, — сказала полицейский констебль Кэрол Лукас.

— Да? Знаешь, я ведь ни о чём таком никогда не слышал. Откуда ты знаешь?

— Это есть в полицейском компьютере, Даффи, а ты как думал? Пилат П., возраст — чрезвычайно пожилой. Особые приметы: римский нос; подозревается в попытке обмануть правосудие, непредумышленном убийстве и участии в подготовке к распятию.

— Нет, я про Вика, откуда ты знаешь?

— Я не знаю, Даффи, я подозреваю. Про Пилата говорили, что он в конце концов покончил самоубийством, но достоверных свидетельств нет.