Белинде льстило это обилие поклонников и мужчин с фотоаппаратами. Но она не забыла о своей матери и двух сёстрах, которые её усилиями только-только переехали из благотворительного общежития, и она знала, что придёт время, когда мужчинам будет не так интересно видеть её без лифчика. И что тогда? Способна ли она на то, чтобы стать настоящей знаменитостью? Где-то глубоко внутри она чувствовала неуверенность и страх. Она подумала о мужчинах, которых знала, и поняла, что они делятся на две категории: те, кто боится её славы, и те, кого она заводит. При этом на мужчин первого типа надо было устраивать настоящую охоту, даже если просто хочешь выпить с ними чашку чая, а мужчины второго типа просто искали для своей постельной коллекции экземплярчик поинтереснее.

И тут она встретила Вика. Да, люди говорили то, что вроде бы лежало на поверхности: что Белинда ещё подростком лишилась отца и до сих пор искала ему замену, что она разрушила брак Вика, что она намеренно забеременела. Но всё это было не совсем так. Просто они с Виком познакомились и начали встречаться, он умел её рассмешить — а это ведь всегда важно, не правда ли? Он не боялся её славы, он сам преуспел в своём деле, так чего ему было бояться, и когда она однажды сказала ему: «Знаешь, Вик, иногда мне так хочется всё это бросить и поселиться в деревне, и чтоб у меня была лошадь», он не сказал «Глупая корова», а только кивнул, потрепал то, что называл «вторым бюстиком» и ответил: «Да, это было бы неплохо».

И брак Вика давно уже дышал на ладан, и забеременела она не намеренно, а просто так бывает, когда люди любят друг друга, разве нет? Её секретарю пришлось попотеть, но то, что при другом раскладе с лёгкостью могло быть обозначено как «Муж бросает жену ради беременной подружки» превратилось в «Ребёнок Белинды — дитя любви», и это было куда более приемлемо. Карьере модели это, конечно, на пользу не пошло, хоть пришлось-таки посниматься в тренировочном костюме — поучить будущих мамочек держать форму, но сердце Белинды было занято не этим, и чем больше становилась в её животике маленькая Никки, тем чаще она с тревогой задумывалась над тем, как будет сбрасывать набежавшие килограммы, и тем, захотят ли её ещё видеть без лифчика, когда она станет мамочкой. Год или два после рождения Вики она упорно не желала уходить со сцены, пока однажды, открывая бутылку пиньи-колады, не сказала — больше по привычке, чем всерьёз: «Знаешь, Вик, иногда мне так хочется всё это бросить, и поселиться в деревне, и чтоб у меня была лошадь». И тут Вик ухмыльнулся и сказал: «Знаешь, я тут присмотрел одно местечко».

Выезд 13, вот он, подумал Даффи и осторожно перестроился в левый ряд. Он никогда не сходил с ума по Белинде — даже когда она набрасывалась на него с газетных страниц, словно полицейский спецназ. А когда он три года назад устанавливал у них сигнализацию, она, на его вкус, чересчур уж не соответствовала облику этого дома. Конечно, Браунскомб-Холл не принадлежал к первоклассным поместьям, жемчужинам усадебной архитектуры, но всё же это был Браунскомб-Холл. А Белинда Бест и Вик Кроутер по-прежнему были всего лишь Белиндой Бест и Виком Кроутером. Смешно, конечно — да Вик, бывало, в присущей ему спокойной манере над этим и посмеивался — но Даффи в тот его первый визит показалось, что Белинда Бест избрала целью своей жизни стать Белиндой Браунскомб, вдовствующей леди Из-Грязи-В-Князи.

Вик не менялся. Все те годы, что Даффи его знал (а их было не меньше дюжины), Вик оставался всё тем же. Он притворялся, что прожил больше полувека — этакий всё испробовавший в этой жизни мудрец, которого уже ничем не удивишь, — хотя его свидетельство о рождении упрямо продолжало утверждать, что ему нет и сорока. Это дополнялось весёлой добродушной манерой общения, какую демонстрируют, выступая перед камерой, лидеры профсоюзов. Такая непробиваемая любезность не вызывала подозрения лишь у натур благородных, а Даффи к ним не принадлежал. Когда-то, много лет назад, Даффи пытался его прижучить. Вик не обиделся. Он только посмеялся, а потом позвонил в свою любимую адвокатскую контору «Лэски и Лежюн», чьи владельцы были известны своей нечистоплотностью, и попросил их найти подходящее объяснение, как могло случиться, что часы из магазина их клиента были как две капли воды похожи на те, что упоминались в докладе Даффи — но при этом не были крадеными — что вы, боже упаси.

Это было в те стародавние времена, когда Даффи был младшим сержантом в полицейском управлении Южного Лондона, а Вик Кроутер был… кем же, простите, был Вик Кроутер? В газетах его имя появлялось редко и сопровождалось упоминанием, что он — «местный бизнесмен», но если его просили уточнить, каким именно бизнесом он занимается, он простодушно улыбался и отвечал: «Да так, помаленьку то, помаленьку это». Начинал он со строительства и специализировался на оборудовании кухонь, когда заметил, что строить намного приятнее, если кто-то выполняет за тебя всю тяжёлую работу. Потом он понял, что любое дело намного приятнее, если кто-то выполняет за тебя всю тяжёлую работу. Больше всего пришлись ему по душе франчайзинг и субаренда: кто-то, но не Вик, вкладывает в дело все свои сбережения, Вик получает свои десять процентов, а потом, если всё предприятие накрывается медным тазом, так дураки они на то и дураки, верно? Одно время Вик был владельцем сети прачечных — эй, подумал Даффи, да ведь это наверняка Вик придумал, чтобы стиральные машины каждый раз крали по носку. Было у него и несколько похоронных бюро, побыл он и владельцем закусочных, и одним из первых занялся прокатом домашнего видео. Законность его предприятий была предметом горячих дискуссий среди местных правоохранителей, но единственное, в чём сходились все спорщики, это что если у Вика Кроутера рыльце не в пушку, то Королева Английская выходит к обеду в неглиже. Несколько раз ему пытались предъявить обвинение, и он всегда бывал сперва дружелюбен, потом чуть менее дружелюбен, а потом звонил «Лэски и Лежюну», и те с большим искусством запутывали дело так, что концов не найдёшь. Если уж Вик был так ловок, что с каждого цветка умел взять свой взяток, ему, конечно, было не отказать в изворотливости, когда речь шла о безопасности его собственной персоны. И всё оставалось по-прежнему: франчайзинг, субаренда, и если предприятие накрывалось медным тазом, так ведь дураки — они на то и дураки, но я в это время был у Принца Уэльского, господин полицейский, и весь наш Ротари-клуб вам это подтвердит.

Даффи остановил фургон на повороте к Браунскомб-Холлу. Эти колонны у входа совсем новые, подумал он. Два куба из красного кирпича, и на каждом облупившийся от времени каменный шар, на правый карабкалось такое же облупившееся каменное животное, похожее на потрёпанного хорька. В этом сочетании ярких, новеньких кирпичей и старых, выветренных камней было что-то неестественное. Даффи смотрел на громадные шары, и перед глазами у него вставало то время, когда он открывал утреннюю газету, и в глаза ему ударял мощный залп из белиндиных орудий. Да, это, наверное, оно и есть. Семейный оплот Белинды Бест и Вика Кроутера. Две каменные Сиськи и карабкающийся на них старый хорёк.

Даффи всё ещё ухмылялся, когда нажал на тормоз и разметал гравий перед Браунскомб-Холлом. Вик Кроутер вышел его поприветствовать.

— Может, надо было подъехать сзади, босс? — бодро спросил Даффи.

— Это же не гонки на Гран-При Британии, — отозвался Вик, — посмотри, во что ты превратил мой гравий. Его придется разравнивать граблями.

В этот момент маленькая женщина в очках, про которую Даффи решил, что она японка, вышла из боковой двери и засеменила к ним. «Мистер Кроутер, — начала она, приблизившись, потом остановилась, окинула взглядом Даффи и продолжала, — мистер Кроутер, сэр, кто-то только что украл Рики».

Подвесные шкафчики на кухне были куда более снобскими, чем те, что Вик Кроутер мог себе позволить в прежние годы. Они были сделаны из полированного германского дуба, и их цена предполагала, что полировка производилась баварскими гномиками в кожаных штанишках, и им для этого пришлось не меньше месяца тереться об них баварскими кожаными задками. Под шкафчиками расположился полный набор кухонной техники: похоже было, что её позаимствовали в Центре управления полётами в Хьюстоне. О назначении половины приборов Даффи, чья собственная кухня была почти что спартанской, даже не догадывался. Немолодая пухленькая женщина, явно не с Востока, которую Вик представил как миссис Хардкасл, порхала от одного прибора к другому, между делом открывая то одну, то другую заслонку и вынимая оттуда то пирог с блестящей корочкой, то пышный бисквит с заварным кремом. Имея такую кухню, можно открывать гостиницу.