Все делалось молча и в строгом порядке. Дышать в маске становилось трудно. Напряженность ослабла. Куросима медленно пошел в третью камеру. Фукуо Омура лежал на нарах. Он едва дышал от страха, но против ожидания не казался ослабевшим Куросима дал знак охранникам поднять его и заставить обуться. Сейчас, несомненно, самое время перевести его в больничную палату, чтобы больше никто его не трогал.
Когда Куросима возвращался из больницы, снова завыл ветер и начал хлестать косой дождь. Тайфун, видимо, прошел стороной. Еще в больнице, почувствовав ветерок, Куросима снял противогаз. Сперва стояло страшное зловоние, но потом оно вдруг развеялось. Он словно очнулся от кошмара.
Перед караульным помещением выстроилось более десятка охранников и Итинари держал перед ними речь.
— …Достойно всяческого сожаления, что у нас произошла эта злосчастная забастовка. Но, к счастью, благодаря вашим самоотверженным усилиям она не переросла в нечто более серьезное… Я доволен, что вы сумели в столь короткий срок навести порядок. Благодарю вас. В соответствии с указаниями, которые даст нам начальник лагеря, мы займемся обстоятельным изучением причин инцидента. Но сейчас, господа, я хотел бы повторить то, о чем уже неоднократно говорил. Мы должны постоянно чувствовать себя дипломатическими работниками переднего края и, следовательно, со всей осмотрительностью и с полным достоинством обращаться с нашими заключенными… Нельзя допустить, чтобы нынешний печальный инцидент стал предвестником еще более сильного «тайфуна».
Итинари широко заулыбался, в ответ послышался веселый говор и смех охранников. Лишь Куросима не разделял общего веселья.
Глава восьмая
ОСТРОВОК ПАМЯТИ
1
Психоневрологическая больница «Кэммин» в Иокогаме стояла на тихой улице Яматэ, спускавшейся с холма. Сюда не долетал шум прибоя, разбивавшегося о волнорез в порту.
Стоя на покатом дворе больницы, Куросима пристально всматривался в полуденное синее море, спокойное и гладкое после недавно пронесшегося тайфуна. Доктор Тогаси, высокий мужчина средних лет, прекрасно говорил по-китайски и в переводчике не нуждался. Он был не чета Куросиме, который с грехом пополам мог вести разговор лишь на обыденные темы. Куросима даже надеялся, что врачу удастся выведать у Омуры что-нибудь новое. Вид синего моря проникал в самую душу и успокаивал, навевая тихую грусть. Почти три недели возится он с человеком без подданства, и тот остается такой же загадкой, как глубины моря, с грустной иронией думал Куросима.
— Куросима-сан! Вас приглашает доктор, — позвала его с террасы приемной медсестра. Голос был молодой, сильный.
Психоневрологическая больница вопреки общему представлению о такого рода лечебницах имела отнюдь не мрачный вид, была выкрашена в кремовый цвет и больше походила на первоклассный жилой дом.
Уверенный в благоприятных результатах экспертизы, Куросима вернулся в здание. На пороге приемной, улыбаясь, его поджидал долговязый доктор Тогаси. Он ввел Куросиму в небольшую комнату, зажатую между первым и вторым врачебными кабинетами.
Когда они вошли, доктор поманил его рукой к стене и сказал;
— Вот здесь особое зеркальное устройство, позволяющее видеть все, что происходит за стеной. Пациент же оттуда нас не видит.
В стене было углубление размером примерно 30 х 30 сантиметров, и внутри, вероятно, находилось зеркальное стекло. Освещенный флюоресцентными лампами, врачебный кабинет был виден отсюда как на ладони.
В отличие от других медицинских кабинетов этот скорее напоминал большой, хорошо обставленный служебный кабинет солидной фирмы. Стены и потолок обтянуты зеленой звуконепроницаемой тканью. Все расставлено в строгом порядке, и во всем атмосфера спокойствия и ясности. Не было ничего, что отпугивало бы или казалось таинственным.
Тем не менее человек, сидевший за столом, напоминал вспугнутого зверя. Это был Фукуо Омура. Он оглядывался по сторонам и дрожал. Потом вдруг зевнул. Затем свесил голову, будто задумался, и сразу же вскочил. В следующее мгновение он снова плюхнулся в кресло с подлокотниками. Лицо его сейчас не было похоже на бесстрастную свинцовую маску. Он действительно походил на охваченного беспокойством зверя.
— Вы тоже считаете его сумасшедшим? — рассеянно спросил Куросима.
— Видите ли, — отвечал доктор Тогаси, — господин Хана-гаки обнаружил у него разность полей зрения… Но я произвел проверку с помощью измерителя мозговых волн, и различия в их форме не вижу. Ни сумасшедшим, ни эпилептиком, по-видимому, его признать нельзя. Нет никаких оснований говорить об органических мозговых изменениях… Следует полагать, что причины скорее всего психического, душевного свойства.
Когда доктор Тогаси говорил, у него приподнималась верхняя губа. Чувствовалось, что он чрезвычайно осторожен в своих выводах. Медлительность и неуверенность доктора были совершенно непонятны Куросиме, и он спросил:
— А в чем же все-таки дело?
— Видите ли, сегодня я сумел лишь провести тесты на способность запоминания и элементарные умственные способности и проверил реакцию на наркоз. Чтобы выдать вам письменное заключение экспертизы, необходимо произвести более всестороннюю проверку умственных способностей, анализ характера но методу Роршаха[11]. Только сопоставив и обобщив эти данные, можно будет прийти к заключению.
— Но вы, доктор, наверное, уже составили себе определенное мнение? — настойчиво допытывался Куросима.
Омура с усталым видом поднялся с кресла. Медленно передвигая ноги в шлепанцах, он дошел до противоположной стены, у которой стоял обитый черной кожей лежак, и растянулся на нем, повернувшись к стене.
— Он не хочет вспоминать свое прошлое, — сказал врач. — Говорит, что это опасно для жизни.
— Вот как? — проговорил изумленный Куросима. — Любопытно. — Фукуо Омура впервые приподнял завесу над своей тайной. Это удивило и обрадовало Куросиму.
— Но это вовсе не значит, что он может все вспомнить, — холодно сказал доктор.
— То есть?
— По-моему, мы здесь имеем дело со случаем забвения прошлого.
— Забвения прошлого?
— Да. Он, по-видимому, начисто забыл свою прошлую жизнь. Это так называемая амнезия. Есть такое заболевание. Если бы вокруг были люди, которые его раньше знали, можно было бы сразу прийти к определенному выводу. Но в отношении иностранца вынести такое заключение, разумеется, очень и очень трудно.
— Понимаю, — сразу сник Куросима.
Ему был нанесен жестокий удар. Казалось, цель уже совсем близка и тайна Омуры вот-вот раскроется, а теперь она вдруг снова отодвигалась в бесконечную даль, словно предмет, долгое время рассматриваемый в перевернутый бинокль, стал постепенно увеличиваться и вдруг опять уменьшился до едва различимых размеров. Это было похоже на обман.
— Вы, кажется, разочарованы? — холодно усмехнулся врач.
— О цели, которую мы преследуем, я вам уже говорил, — отвечал Куросима, потеряв всякую надежду узнать что-либо определенное. — Этот человек называет себя японским именем Фукуо Омура. Тем не менее он знает всего лишь два-три японских слова и говорит только по-китайски. Японец он или китаец — это для нас главный вопрос.
— Хм! Если у него не восстановится память, ответа мы не получим. При полной утрате памяти, как правило, забывают даже собственное имя. Даже странно, что он помнит свое имя. Но раз он называет себя японским именем, не исключено, что он и в самом деле японец. — Указав на стоявшие в ряд стулья, доктор Тогаси предложил Куросиме сесть. Верхняя губа доктора под крючковатым, резко очерченным носом сейчас уже не так сильно поднималась кверху, зато все его лицо выражало удовольствие от возможности прочитать лекцию несведущему в психиатрии человеку. — Вместе с тем поскольку он говорит только по-китайски, вполне возможно, что он китаец… Знаете, десять лет назад был такой случай. Один человек около половины одиннадцатого вечера бродил поблизости от каменной лестницы в парке Уэно. Как раз кончился дождь. Человек находился возле памятника Сайго. Его забрали в полицию. При нем не оказалось документов. Только старый билет в метро. И представьте себе, человек этот никак не мог вспомнить свое имя. А говорил по-английски, правда, довольно бойко. По манерам и стилю речи он был похож на американского унтера. Полицейский решил, что это, по-видимому, американец японского происхождения. Предположил, что он военнослужащий, дезертировавший из казарм, а возможно, и преступник. Прежде всего полицейский связался с американской военной полицией, чтобы проверить, не имеет ли задержанный отношения к американской армии. Но оказалось, что там о нем не имеют представления. Случай необычный, и полицейский обратился за указаниями к начальству. В итоге решили поместить его в психиатрическую больницу… — Доктор протянул собеседнику сигареты и испытующе посмотрел на него, как бы желая проверить впечатление от своего рассказа. Куросима, охотно слушавший болтовню доктора, без церемоний взял сигарету и закурил. — Примерно через месяц, — продолжал доктор, — память у него полностью восстановилась. Оказалось, что он вовсе не американец и никакой не унтер-офицер.Просто несколько лет назад он работал переводчиком в одной из американских армейских служб снабжения. Там получилась какая-то история с кражей, и его уволили. После этого он стал промышлять контрабандной торговлей и связался с шайкой темных дельцов. Он намеревался порвать с этими своими новыми «друзьями». Как раз в этот вечер, когда его как подозрительную личность забрали в полицию, его, пьяного, жестоко избили приятели неподалеку от парка Уэно, и он едва унес ноги. Когда он добежал до лестницы в парке, он, по его словам, вдруг сразу все забыл. Строго говоря, не все. Но, во всяком случае, японский язык он забыл начисто.
11
Роршах Герман (1884—1922) — шведский психиатр, предложивший свой способ классификации характеров.