Михаил оделся и вышел в зал. В доме было тихо, и оттого он казался опустевшим. На Репнина напала меланхолия и склонность к романтическому. Он открыл крышку рояля, пробежал по клавишам — чуть робко и тихо, словно опасаясь кого-либо потревожить или разбудить. Но инструмент звучал мягко и сдержанно, у него был редкий клавесинный звук. И Михаил сел к роялю. Он заиграл старинный русский романс, и слова вдруг полились из него сами собой. Михаил говорил и говорил, уносясь в мечтах так далеко, как рисовало его воображение.

— Здравствуйте, Анна! Несмотря на ваш запрет, пишу вам! Сегодня я уже написал письмо маме, потом отцу, потом тетушке по поводу ее собачек, губернатору по поводу состояния дорог и городовому с требованием отменить пьяных на улицах… А теперь хочу задать вам глупый и вместе с тем жизненно важный для меня вопрос: когда вы вернетесь в Петербург? Я спрашиваю вас об этом не просто так, я очень хочу увидеть вас… И, честно говоря, даже не подозревал, что можно столь сильно желать кого-либо просто увидеть!

— Дорогой Миша! — раздался рядом серебристый и такой желанный голос. — Я перечитала ваше письмо сто раз и сто раз восхитилась вашим эпистолярным талантом! Прежде всего, передаю привет собачкам тетушки…

— Боже! Это вы! — вскричал Михаил, поспешно и неловко вставая из-за рояля.

В дверях залы он увидел ее — не воображаемую, а настоящую, прелестную, чудную… Михаил бросился к Анне, потом смутился и отступил за рояль. Он испытывал одновременно и чувство неловкости, и безмерную радость от этой неожиданной встречи. Анна ободряюще улыбнулась ему, прошла в комнату и присела на диван.

— Однако в своем письме вы не сообщили о вашем счастливом избавлении, — участливо сказала она.

— Вы знаете, что с нами случилось? — Михаил на мгновение вернулся из царства грез в реальность недавних событий.

— Князь Долгорукий передал Ивану Ивановичу шкатулку от сына, и он же рассказал об обстоятельствах дела. Но, — Анна подняла на Михаила глаза, полные удивления и искренней радости, — как вы очутились на свободе?

— Поверьте, я бы хотел ответить вам, вы ждете от меня объяснений… Но мне совсем не хочется говорить о прошедшем. Я желаю лишь писать вам письма, держать вас за руки, говорить глупости и испытывать одновременно отчаяние и счастье! Я, наверное, болен? — шутливо спросил Михаил.

— Думаю, мне известна эта тяжелая болезнь! Ее не лечит ни один доктор, — с притворной обреченностью посетовала Анна.

— Вы ошибаетесь, лечение и доктор известны. И мой целитель — предо мной!

— Отчего вы так решили? — смутилась Анна.

— Потому что мне вдруг стало лучше, — Михаил, наконец, решил изменить диспозицию и присел на диванчик рядом с ней. — Я вспомнил — государь помиловал меня и Владимира Корфа, мы свободны! И я точно знаю — почему. Все это время со мною был мой талисман — ваш платочек. Вспоминаете? Вы обронили его при нашей первой встрече.

— Вы все время хранили мой платок? — растрогалась Анна.

— Да, и он принес мне удачу! — Михаил порывисто потянулся к Анне и обнял ее.

Анна не сопротивлялась — ее потрясло услышанное. Сколько раз за эти дни воображение рисовало ей картины ее встречи с Михаилом, но она даже предположить не могла, что действительность окажется намного прекраснее. Анна запрокинула голову, ожидая продолжения столь пылкого объятья, но Михаил внезапно почувствовал стеснение и робость — Анна была так хороша, так доверчива! Мягким, ласковым движением Репнин отстранился от девушки и уж очень потерянным тоном сказал:

— Кажется, в письме я не дописал вам две строчки…

— И что же это за строчки? — с шутливым соболезнованием спросила Анна, с трудом очнувшись от флера овладевшего ею чувства.

— В них заключалось жуткое признание — я разбил любимую ночную вазу Владимира! Только т-с-с! Ему ни слова, — Репнин театрально приложил палец к губам, пытаясь шуткою разрядить обстановку.

— И как же вы скрыли следы этого ужасного преступления? — подыграла ему Анна.

— У меня есть алиби! Я обнимал самую прекрасную женщину в мире!

— Вазу припомню! — грубовато сказал Корф, входя в залу и переводя недобрый взгляд на Анну. — А вы здесь каким ветром? С отцом или одна?

— Одна, — Анна как-то сразу поблекла и сжалась. — Приехала на прослушивание к директору Императорских театров. И случайно встретила…

— А я, тоже, совершенно случайно, услышал обрывок вашего разговора! — раздраженно бросил Владимир, подойдя ближе. — Кстати, я знаю, какие две строчки на самом деле не дописал Михаил!

— Володя… — попытался остановить его Репнин.

— О том, что его с позором выгнали из армии!

— Это шутка? — Анна растерянно посмотрела на Михаила.

— Это правда, — кивнул Репнин. — Но этого человека с его тонким слухом постигла та же участь.

— Но не мог же я оставить тебя одного, Миша! — саркастически усмехаясь, сказал Корф.

— Бедный Иван Иванович! Это окончательно разобьет ему сердце, — горестно прошептала Анна.

— А что с его сердцем? — бравируя, поинтересовался Владимир.

— У дядюшки был сердечный приступ, и он так плох…

— Во-первых, не смей называть отца дядюшкой, — с откровенной злостью прервал ее Корф. — А, во-вторых, почему ты сразу не сказала?

— Но вы же не дали мне и рта раскрыть…

— Эй, полегче! — вступился Репнин за Анну, которая под страшным взглядом Корфа напоминала райскую птичку в когтях хищника.

— И вы оставили его одного? Да о чем вы думали? — не мог успокоиться Владимир.

— Иван Иванович настоял, чтобы я отправилась на прослушивание. Но я больше приехала за тем, чтобы разыскать вас и умолять повиниться перед государем. Вы должны жить, вы нужны своему отцу, и немедленно — ваше поместье в опасности!

— С чего бы это? — удивился Корф.

— Княгиня Долгорукая затеяла отобрать у вашего отца имение в Двугорском. Она утверждает, что барон не выплатил покойному князю Долгорукому давний долг.

— Это немыслимо! — вскричал Владимир. — Есть расписка…

— Ее украли. И сегодня у барона Корфа встреча с доверенным лицом княгини Долгорукой — господином Забалуевым, предводителем местного дворянства…

— Сегодня?! — Владимир усмирил гнев и нахмурился. — Если этот мерзавец Забалуев поддерживает княгиню, то вполне может статься, что ее дерзкий план удастся. Придется срочно ехать к отцу!.. Анна, поедете со мной! Прослушивание надо отменить.

— Владимир, — остановил его Репнин. — Не стоит увозить Анну, не дождавшись прослушивания. Твой отец мечтал об этом дне, так не надрывай ему сердце больше, чем оно может выдержать. А я, в свою очередь, почту за честь позаботиться об Анне здесь! Так как все равно живу у тебя…

— Я благодарен тебе за предложение, но боюсь, — в голосе Корфа послышалась насмешка, — это повредит репутации Анны. Ведь ты — мужчина холостой и нам не родственник!

— Я постараюсь ничем не навредить ей…

— Не я придумал правила приличия, Миша, — ожесточился Корф.

— Надеюсь, ты не собираешься вызвать меня на дуэль? — невинным тоном спросил Репнин.

— Пожалуй, один я доберусь до имения быстрее, чем в коляске с Анной, — после продолжительной паузы сказал побелевший Корф. Он с большим усилием сдержался, чтобы не сорваться — эта дрянь снова встала между ним и близким ему человеком. Сначала отец, теперь Репнин! — Хорошо, пусть так и будет, но сначала я все же хотел дать Анне кое-какие рекомендации. Пройдемте со мной, сударыня!

Владимир решительно вышел из залы, и Анна, бросив умоляющий взгляд на Репнина, последовала за ним.

— Закройте за собой дверь! — раздраженно прикрикнул Владимир, войдя в кабинет отца. — И подойдите ближе!

— Благодарю вас за разрешение остаться в Петербурге, — промолвила Анна, приближаясь по приказу Корфа.

— Вот что… — Владимир схватил Анну за локоть и сильно сжал пальцы, с удовольствием наблюдая, как по лицу девушки пробежала судорога боли. — Я вас предупредил! Держитесь от Репнина подальше!

— Вы это уже говорили… — прошептала Анна, пытаясь освободить разом онемевшую руку.