— В священном писании сказано, — говорит худой парень с горящими глазами и отросшими патлами, южанин и бестелесный, я думаю: не ворочается язык назвать его никудышником даже про себя. — Женщине от Творца положено быть рабыней. Вот где наша беда.

Анну задумывается не больше, чем на пару секунд — он уже окончательно решил для себя этот вопрос.

— Это, я думаю, написали не пророки, — говорит он твёрдо. — Это написали предатели, гады паршивые, которые сейчас служат Льву Львов. Это Наставники, они могут переписать слова пророков, они врут, когда им выгодно. Они доносят Льву Львов на честных солдат, предают, вынуждают к клятвопреступлениям.

После первой же фразы он говорит в полной тишине. Даже у девочек потрясённые лица. А Анну продолжает:

— Мы с вами найдём честных Наставников и заставим их прочесть правду. А то они нам читают одно, а Льву Львов — другое. И всё — ложь.

Волки из свиты Эткуру кивают. Красотка с раскосыми очами, в проклёпанной стальными бляшками куртке, ахает и закрывает рот ладонью.

— Вы ведь все готовы умереть, да? — спрашивает Анну тепло. — За правду, плечом к плечу с братьями? И Золотые Врата пройти вместе с братьями — чтобы братья поручились за вас перед Творцом? Готовы, да?

Они готовы. Они в ужасе и восторге, они догадываются, во что может вылиться эта кампания, но готовы они на все сто процентов и на Львят смотрят с обожанием. Смущают Эткуру — простолюдины его не баловали честными и сильными чувствами. Элсу оттаял; он покашливает, его, кажется, несмотря на все мои старания, чуточку лихорадит — но он готов общаться или сражаться равно. У Мидоху вид человека, готового в огонь за любимого командира, и его присутствие воодушевляет Маленького Львёнка.

Пока лянчинцы выясняют свои отношения, Ар-Нель берёт Дин-Ли за локоть и отводит в сторонку. Я прислушиваюсь; они беседуют очень тихо, но тема в высшей степени интересна.

— Уважаемый Господин Дин-Ли, — говорит Ар-Нель, — судя по вашему виду, вы из тех, кто сражается за деньги. Не думаю, что Львята готовы вам заплатить — не говоря уж об этом несчастном из каменоломен, за которого вы отдали… сорок золотых? Шестьдесят? И ведь — не за него одного, верно?

Дин-Ли склоняет голову.

— Именно так я вас себе и представлял, Глубокоуважаемый Вассал Ча. Государь очень высокого мнения о вас, а Государыня настаивала, чтобы я передал вам уверения в её благоволении и любви также и на словах, — и вытаскивает из рукава письмо, ловко и непринуждённо закрывая ладонью и печать, и обрез.

Ар-Нель чуть улыбается, мгновенно прячет письмо в свой рукав.

— Так вы из… — и так снижает голос, что я не могу разобрать, к какой государственной службе Ча отнёс Дин-Ли. — Польщён. Прежде мне не приходилось общаться с бойцами такогоранга.

Дин-Ли снова кланяется.

— Вы проницательны, Господин Вассал Ча. Ваши друзья в Столице не зря относятся к вам именно так, как относятся.

— В отряде есть ещё ваши люди? — спрашивает Ар-Нель.

Дин-Ли качает головой.

— В этом нет нужды. Госпожа А-Рин, Советница при Штабе… вы догадались, кого… она считает, что самое лучшее — это просто дать униженным и несправедливо списанным со счетов возможность присоединиться к защитникам справедливости. Я склонен согласиться с ней в этом.

— Госпожа А-Рин? Говорящая-С-Птицами? Это — боевой псевдоним?

Дин-Ли улыбается.

— Она говорит, что это — имя, данное родителями. Но подходит в высшей степени. Если птенцы Одноглазого Филина присматривают за порядком в Столице и ловят крыс, как им и положено, то орлы, с которыми беседует Госпожа А-Рин, летают высоко, видят по обе стороны границы, охотятся на более крупную добычу и будут готовы прийти на помощь Львятам, если эта помощь окажется совершенно необходимой.

Ар-Нель кивает.

— Звучит прекрасно.

— Работает так же. Мне случалось близко общаться с Госпожой А-Рин. На северо-востоке, когда в Кен-Чи случилась заварушка. Порой мне кажется, что Уважаемая Госпожа — ясновидящая.

— Вы говорите о ней, как о… родственнице?

Дин-Ли еле заметно смущается.

— Как о боевом товарище. Госпожа — Вдова. Её сердце навсегда разбито, но на работу это никогда не влияло. И сейчас — она принимает в вас лично, в Господине Вассале Э-Тк и в Господине Втором Л-Та особое участие, она сообщила мне, что найдёт способ прислать гонца даже в Обитель Теней, если нам придётся туда спуститься.

— Гонца?

— С основательным сопровождением, — еле слышно добавляет Дин-Ли.

Ар-Нель снова понимающе улыбается — и закрывает рот кончиками пальцев: пора заканчивать разговор. Дин-Ли фамильярно хлопает его по спине, как наёмник, милый-дорогой Ча отстраняется с кошачьей жеманностью и брезгливой миной, это замечает Анну и говорит Дин-Ли:

— С северными аристократами так нельзя, брат. Они всегда живут там, где слишком много места — и не дают себя трогать никому, кроме своих женщин.

Дин-Ли смеётся:

— Важные Господа ещё научатся пить жасминовый чай из одного котелка с нами! — и Анну одобрительно хмыкает. Ар-Нель смеётся и морщится.

А я отмечаю, что Анну назвал Дин-Ли «братом», хотя какой же брат из языческого вояки для правоверного лянчинца? Впрочем, это не религиозное, а боевое братство…

Ещё какая заварушка будет в Лянчине! Анну собирается в Данхорет, где расквартирована его армия, он собирается привести в Чангран десять тысяч своих волков — если волки пойдут за старым командиром… И ещё совершенно неизвестно, как на всё это отреагируют простые и мирные жители.

Грядёт, похоже, не путч, а настоящая гражданская война. И неназванные спецслужбы Кши-На аккуратно дали понять, что поучаствуют в ней на стороне союзников, а союзники им — три Львёнка из честной пары сотен. Очень любопытно. И опасно.

Весна шла с юга на север — а Львята возвращались ей навстречу.

Десять дней назад они уезжали из Тай-Е, из мокрого заспанного города, ещё не опомнившегося от злой северной зимы — с голыми ветвями деревьев, с утренним тонким льдом на лужах — и всю дорогу Анну следил за тем, как просыпается мир. Два дня назад любимая Ар-Нелем розовая акация набухла бутонами, готовыми расцвести. Сегодня, уже в Лянчине, молочно-белый миндальный цвет окутал деревья, как туман, т-чень раскрыли свои нежно-алые цветы, похожие на длинные серьги северян с коралловой подвеской, а винные деревья и всё под ними были засыпаны бледно-жёлтым пухом, несущимся по ветру вместе с запахом пьяного мёда…

Север отставал. Лянчин уже цвёл, а Кши-На ещё только собирался цвести, прикидывал, стоит ли… Кши-На неохотно расставался с привычным холодным покоем ради весенних страстей — в этом весь Кши-На… В этом — весь Ар-Нель.

Близость Ар-Неля — добрая примета. Талисман на счастье… безбожный, языческий, северный фетиш.

Из непривычных радостей дороги — Ар-Нель, одетый, как солдат. Без северных побрякушек — без бус, браслетов, перстней, с крохотными блёстками в ушах, все волосы вплетены в косу — без этих выбивающихся прядей с бусинами. Анну смотрел и думал, как дорого дал бы за то, чтобы посмотреть на Ар-Неля, поутру заплетающего косу. Вот так просто, без обычных придворных выкрутасов — чтобы коса не помешала в бою, если что…

Не те ещё обстоятельства и не та близость. Пока?

Зато Анну не мог не заметить: Ар-Нель с ним в походе. Не с Ником, не с Юу и не с Дин-Ли. Его вороной — с жеребчиком Анну бок о бок. Дипломат? Не с Эткуру, не с Элсу. Ну-ну.

А ещё Анну окружали женщины. Вернее, женщины и бестелесные. Освобождённые пленные.

Анну разговаривал с Ар-Нелем ночью, на приграничном постоялом дворе, когда все, наконец, успокоились и улеглись спать. Само собой, Ар-Нелю тоже не спалось — он чуял грозу, как породистый пёс, и сам пришёл — светлая тень в чёрном дверном проёме, запах срезанной травы и водяных цветов.

Анну мог узнать Ар-Неля по одному запаху — его благовоний и его собственному — в кромешной темноте. Встал — бесшумно, чтобы не сбить ровное дыхание спящим Львятам Льва. Вышел за ним — мимо стоящих на страже волков — тусклый огонёк фонарика осветил физиономию Хенту и спину Ар-Неля — во двор, в сырую, свежую темноту весенней ночи, прошёл от дверей к коновязи — сонно зафыркали лошади.