Я всё понимаю, но пацан же ничего, кроме деревни, не видел! Какой из него король… Или им нужна потенциальная марионетка на престоле? Это объяснило бы непроведение поединков между принцами разных держав и демонстративно наплевательское отношение к приданому — берут одного из вассалов короны, тело как таковое, а лукавые царедворцы организуют шоу, крутя потом принцем, как им захочется…

Да и так, вроде, тоже не срастается. Король, небось, немало вкладывает в наследника — и что будет, если у потенциального продолжателя твоего дела рука в поединке дрогнет?

И какое во всём этом видится не характерное для Земли демонстративное благородство! У деревенского мальчишки и королевского сына — равные права! На трон! Ядрён батон…

Вся процедура направлена на подтверждение и подчёркивание этого равенства возможностей. Астролог уточняет даты рождения — ни один ни на час не старше. Ладони сравнивают, телосложение — чтобы создать ощущение равенства оружия. В высшей степени возвышенно и чисто — диву дашься.

И очень интересно, если эти церемонии — ширма для чего-то. Ра, естественно, не понимает, родителям, конечно, наплевать — на всё пойдут ради статуса, как иначе-то… Печально, что и я не понимаю. Ах, как было бы вкусно разложить для Земли местную интригу… но пока не хватает данных, не хватает, хоть мне и больше везёт, чем моим предшественникам.

А Ра, улучив минутку, окликает меня.

— Ник, отвези для меня записку в поместье Ча? Никому не говори, пожалуйста…

— Конечно, отвезу. Не беспокойся, Господин.

Этот Ча учит Ра экстремальному фехтованию. Тот самый, к слову, типчик с девчоночьей мордочкой, который застал Н-До с Лью на Празднике Листопада и за три минуты растрепал всем гостям об этом приключении. Скользкий типчик, не слишком-то мне нравится, и его дружба с Ра странно выглядит: Ар-Нель из Семьи Ча старше Ра лет на пять, если не на все шесть — и весь такой гадко-манерный, аристократик-ломака. "Мой милый, мой дорогой" — сюси-пуси, слащаво-жеманным тоном, а в драке на мечах использует очевидно грязные приёмы и, кажется, носит стилет в рукаве… Я бы такому пятак не доверил; братья Ра его тоже не любят, хотя, кажется, восхищаются, как опасным бойцом.

Мне хочется предостеречь Ра, но некогда.

Я беру лошадь и отправляюсь в поместье Ча. Конюху говорю, что выполняю поручение Младшего Господина, но не уточняю. Он и не требует — до меня по-прежнему никому нет дела, конюх тоже по горло во всеобщей суете: решил, что на всякий случай медные бляхи на упряжи должны гореть огнём уже сейчас. Тем лучше.

Лошадка — обрезанная смирняшка. Наверное, правильнее было бы назвать её "мерином". Рысь у неё, впрочем, довольно бойкая.

В Кши-На начинается зима. День стоит серый, то и дело порошит снег. Холодно; я жалею о "драненькой куртейке" из синтеплена, в ней куда теплее, чем в кафтане, подбитом ватой, и плаще, которыми меня пожаловали князья Л-Та за верную службу.

Выясняю у встречных-поперечных, как проехать к поместью Ча. Не столько сложно найти, сколько далеко — трачу на дорогу часа три. Давненько не выезжал за пределы замка Л-Та: чувствую себя вырвавшимся на свободу. У меня отличное расположение духа.

Поместье Ча кажется весьма зажиточным. Я вижу в полях клади здешнего "хлеба" или "кукурузы", укрытые рогожей, да и деревенька, попавшаяся по пути, не маленькая, ухоженная такая. Барский дом стоит на высоком холме поодаль, по-моему, его вполне можно назвать замком. Острая башня, украшающая главный флигель, втыкается в снеговую тучу штыком. Холм окружает обширный сад, состоящий из подстриженных плодовых деревьев и неизменной акации.

Ворота в ажурной чугунной ограде гостеприимно распахнуты; вообще, дом Ча выглядит очень раскрыто — заходите, гости дорогие. Встреченный в парке толстый лакей в меховой безрукавке весело машет мне рукой, не справляясь о цели визита — не часто сюда заезжают недоброжелатели.

Пергаментный "витраж", прикрывающий главную залу, изображает фениксов, резвящихся в позлащённых небесах. В лестницу из сплошных шипов здесь не верят.

Мальчик лет десяти, похожий на котёнка, уводит мою лошадь. Пажи хихикают из-за пергаментных картин — не иначе, как над моей рожей. Привратник нестар и шустр, он обещает немедленно сообщить господам, меня же провожает в приемную, убранную в чистоклассическом стиле: стены, оклеенные шёлковой бумагой, украшают каллиграфические надписи "Весёлое сердце приведет в эдем", "Кто смотрит, тот и видит" и "Небеса помогают отважным".

Каллиграфия в Кши-На — совсем особый вид искусства. Грамотны все, почти поголовно; даже деревенский домик, этакую глиняную мазанку, обычно украшает каллиграфическая надпись на дощечке, что-нибудь в духе "Любящие руки землю превращают в золото". Подростки-плебеи развлекаются, рисуя имена или прозвища в сложном каллиграфическом стиле пальцем на спине у водящего — чтобы он угадывал. У аристократов — похожая игра, только рисуют кончиком мокрой кисти по ладони, заставив завязать глаза, что придаёт игре чуть-чуть эротический оттенок. В Кши-На — культ написанного слова, страсть к афоризмам и цитатам и нежная любовь к процессу визуализации собственных мыслей, всё равно, посредством картинки или каллиграфического текста.

И море вариантов написания одного и того же знака — тут уж деревенщину с джентльменом не спутаешь! Даже книжные шрифты сильно отличаются — и их, говорят, отливают из серебра.

Фонетическое письмо. Способы начертания знаков — от очень упрощённых, легко вышиваемых или вырезаемых на деревяшке ножом, до изощрённых шедевров стиля, создающих настроение одним своим видом…

Однако, я задумался.

Ар-Нель появляется минут через пять, не больше. Он и дома увешан побрякушками, как ёлка — ожерелье, браслеты, длинные серьги… Смотрит на меня с понимающей улыбкой:

— Привёз письмо от моего юного друга, Ник? Приехали послы из Столицы, не так ли? Дай мне письмо.

Я протягиваю письмо. Он читает, поглядывая на меня. Я разглядываю мелкий орнамент на кайме его шарфа и считаю про себя до десяти и обратно — Ар-Нель меня раздражает.

Он дочитывает письмо, небрежно складывает его и суёт в широкий рукав.

— Скажи маленькому Л-Та, что я непременно буду у него завтра, Ник. Скажи, что я рад… Впрочем… Пойдем со мной.

Решил написать ответ. Я киваю, поднимаюсь за Ар-Нелем в его кабинет.

Мне кажется, что у этого типа воображение дятла, но в кабинете неожиданно уютно. Мне вдруг очень нравится акварелька, наклеенная на доску — уморительная грустная птичка, долгоносая, на тоненьких ножках, похожая на взъерошенного куличка, стоящая в пене прибоя и печально взирающая на далекий горизонт. В уголке каллиграфическая надпись, врисованная в контур сердца: "Счастье, где же ты?" Не важно, рисовал Ар-Нель эту картинку или купил; она выдает такую милую самоиронию, что моё раздражение несколько проходит.

Ар-Нель выдёргивает из пачки листок бумаги с красным обрезом и принимается тереть тушь.

— Сядь, — говорит он мне с насмешливым дружелюбием. — Хочешь чаю?

Я на миг теряюсь. Чёрт знает, что полагается по этикету… Впрочем, плевал я, горец, на этикет! У меня отличная легенда.

— Да. Спасибо, Господин.

— Налей, — кивком показывает на "чайник" на поставце. — Возьми печенья.

Трёт тушь и наблюдает. Интересненько…

Я беру сухое печенье. Откусываю. Осыпаюсь крошками, отряхиваюсь. Фиг ли нам, горцам. Ар-Нель наблюдает с полуулыбкой.

— Ник, — говорит он вдруг, — расскажи мне о своей деревне?

Этот шкет меня поражает. С чего бы такое внимание к моей скромной особе?

— Что рассказать? — спрашиваю я. — Ничего интересного, деревня как деревня.

— Отчего? — возражает Ар-Нель. — Ведь твоя деревня не в Кши-На? Там где-то, в горах Хен-Ер? Никто из моих знакомых там не бывал. Так далеко и люди, я полагаю, живут иначе?

Любопытному на днях прищемили нос в дверях. Я — неразговорчивый дикарь. И мне не положено посвящать кого попало в собственную частную жизнь.