— Конечно, это совсем не то, чего я хочу, Эди.

Она внимательно посмотрела на него, потом молча повернулась и пошла прочь. Внутри у него все оборвалось. Он был готов бежать за ней — его глаза были прикованы к ее удаляющейся фигурке, и он почувствовал дрожь в ногах. Но остался на месте, заставляя себя дышать глубоко и пытаясь привести свои мысли в некое подобие порядка. Это оказалось невозможным. Один взгляд на нее, и он не мог связать двух слов. Он знал только то, что любит ее.

И что она уходит от него.

— Черт возьми, — процедил он сквозь зубы. — Она так прекрасна.

Даже сейчас, несмотря на ее ярость, у него замирало дыхание. Ее волосы колыхал весенний ветер, и они водопадом ниспадали ей на плечи. Слегка волнистые на концах, они сияли в солнечных лучах и цветом напоминали свежескошенную пшеницу. Она была одета в праздничное платье из джерси, которое заказала специально для свадьбы Джулии. Платье было серого цвета с голубым оттенком и облегало ее фигуру, подчеркивая тонкую талию и прекрасные бедра. Он вспомнил, как целовал ее атласную кожу…

Она раскусила его. Увидела в нем того отвратительного мерзавца, которым он стал. И только что ударила его по лицу, выразив этим свое презрение. Что же делать? Едва ли можно догнать ее и все объяснить. Он не знал, с чего начать. А если бы и знал, то вряд ли она простила бы его. Сперва он хотел использовать ее — просто и без затей. Но потом…

Потом он влюбился в нее. Быстро и сильно. И никогда уже не разлюбит.

Она уже перешла на другую сторону сквера, но он знал, что не может следовать за ней. У него больше не было прав и на это тоже.

Но в то же время он не мог дать ей уйти.

Немного помедлив, Джимми кинулся вслед за ней, ускоряя шаги и переходя на бег. Он догнал ее у ступеней церкви и прерывающимся голосом начал:

— Послушай, Эди…

Она резко повернулась. Ее обычно бледная кожа пылала, а глаза сверкали от гнева.

— Не могу поверить, что ты пошел за мной!

Он поднял вверх руки.

— Я тоже. А еще я не уверен, что могу все объяснить.

Он судорожно провел рукой по своим волосам, затем нащупал узел галстука, который надел к серому костюму, предназначенному для репетиции обеда. Его рука остановилась на сердце, и он рассеянно сжал пальцы, будто это могло подавить чувство потери, которое он начал ощущать.

Когда Эди отвернулась, что-то внутри него оборвалось, и ему на секунду показалось, что он теряет разум. Эта женщина так много значит для него! Да, он может быть не прав, но и отпустить ее без борьбы он не в силах. Не соображая, что делает, он схватил ее за руку.

— Пойдем со мной, — потребовал он, шагая вверх по ступенькам.

К его удивлению, Эди пошла за ним, и, когда они достигли площадки, она прислонилась к каменной колонне возле открытой двери церкви. Потом развернулась и с силой ударила его кулаком в плечо. Гнев на ее лице говорил, что она могла бы колотить его несколько часов подряд. Он был бы счастлив терпеть, если бы это дало ей хоть какое-нибудь облегчение. Он ненавидел себя… ненавидел из-за того, что спровоцировал ее на поведение, которое совсем было ей не свойственно. Она всегда была такой вежливой и деликатной, с такими хорошими манерами. Он подумал, что ударила она человека впервые в своей жизни…

— Черт возьми, — пробормотал Джимми из-за того, что был не в силах протянуть к ней руку.

Эди стояла с полуоткрытым ртом, и глаза ее были огромными и блестящими от слез. Она с отвращением глядела на Джимми.

— Кто ты на самом деле?

— Я не чудовище, Эди, — не удержался он, и его взгляд остановился на ее губах. У него появилось искушение нагнуться и поцеловать ее так быстро, чтобы она не успела воспротивиться. Он хотел целовать ее так, чтобы она теряла разум. Он знал, что ей это нравилось. Он не отпустил бы ее, пока она не начала бы молить его о большем. Он так хотел оказаться с ней сейчас в полутемной спальне, как это было в течение многих ночей…

— Не считай меня чудовищем, — снова сказал он. — Я просто парень, который совершил ошибку.

— Парень, который вошел в мою жизнь и… — Остановившись на полуслове, она повторила его слова: — И совершил ошибку.

— Это не то, что я хотел сказать.

Не обращая на него внимания, она продолжала:

— А как ты попал ко мне на собеседование? Ты заплатил кому-то в кадровом агентстве? Сделал что-то противозаконное?

Он смутно видел, как взлетели окружавшие их голуби, и, обернувшись назад, снова отметил, что дверь церкви открыта. Он видел статуи, сводчатый потолок и витражи. Ему стало еще хуже.

— Что-то вроде того, — пробормотал он.

— Это не объяснение. Я хочу точно знать, что ты сделал, — четко произнесла Эди. — Я хочу знать все. Я хочу знать, каким образом тебе удалось внедриться в мою жизнь, использовать меня, заниматься со мной сексом, ранить меня.

— Мои рекомендации настоящие, — сказал он, пытаясь сохранять спокойствие. — Раньше я работал в области искусства…

— До того, как стал мерзкой дрянью?

Его челюсти сжались.

— Мне казалось, ты хотела знать правду.

— Неужели такой, как ты, способен раскрыть ее?

— Те, с кем я работал раньше, согласились поддержать меня, если я назовусь чужим именем. И да, мне нужны были снимки Джулии Дарден.

Глядя Эди в глаза, он чувствовал, что ненавидит себя. Эта женщина любила его. Он видел ее любовь в туманных глубинах прекрасных голубых глаз. Он чувствовал, будто залез глубоко в ее душу и безжалостно растоптал ее сердце. Его грудь невыносимо заныла, а в памяти возникли картины их любви.

— Но я не фотографировал, — наконец произнес он. — Я не сделал ни одного снимка!

Ее рот приоткрылся, будто она не могла поверить его наглости.

— Еще нет, свадьба будет завтра.

Джимми не привык ощущать такую безнадежность и беспомощность. Ему было очень плохо. Он чувствовал, что потерял что-то сокровенное и сейчас стоит, теряя равновесие и раскачиваясь, на краю странной пропасти, о существовании которой только что даже не подозревал.

— Я мог бы фотографировать с любого места, — не удержался он. — Я же был у Дарденов вместе с тобой.

— Может быть, и фотографировал, а, Джимми? Неужели не снимал?

Не в силах сдержаться, он подошел к ней, поднял руку и уперся в колонну над ее головой. Она не двинулась с места, но он не знал, хорошо ли это.

— Нет, Эди, я клянусь, что не фотографировал.

— Теперь я никогда не узнаю этого.

Колонна позволяла ему удерживать равновесие. Он оказался достаточно близко, чтобы ощутить аромат волос Эди. Запах абрикоса вошел в его легкие, и он вдохнул глубже.

— Я передумал, — сказал он. Его темные глаза умоляли ее поверить ему. Внезапно он быстро заговорил: — Я встретил тебя, и все изменилось. Мне стало наплевать на фотографии. Не ради них я остался. Я… — Ее тело оставалось напряженным, и это ему не нравилось. Черт возьми, что он сделал с ней? Она была такой открытой, такой доверчивой, а он так обидел ее. Он опустил руку ей на плечо. — Я… я никогда не забуду, как познакомился с твоей семьей. — На кратчайший миг он мог бы поклясться, что выражение ее глаз смягчилось. — Никогда не забуду, как мы занимались любовью, — продолжал он.

— Ты фотографировал с того дня, как в октябре объявили свадьбу, — сказала она. — А ведь кто-то покушался на жизнь Джулии. На ее жизнь! Неужели ты не понимаешь, что она могла погибнуть!

Поморщившись, он на секунду закрыл глаза, а когда открыл, то увидел, что оказался еще ближе. Его губы почти касались ее губ, и их дыхание смешивалось. Ее дыхание было теплее весеннего ветра, дразня его, искушая, заставляя страдать от желания.

— Я этого не знал. Откуда мне было знать об этом? Дардены хранили это в тайне. Только когда я увидел, как Джулия ссорится с Питом и Лоренцо, я понял, насколько все это серьезно…

Эди смотрела на него. Ее взгляд ясно говорил, что она ему не верит. Это резануло его в самое сердце. На секунду Джимми почувствовал, что ее глаза обжигают его, как огнем. Но, по крайней мере, она не ушла, она все еще стоит рядом. Она еще говорит с ним.