— Вы даже не знаете, где она работает? — удивленно спросила Лидия.

— Знаю, что в какой-то юридической фирме в Сити. У какого-то Арманда. Она все говорила про Арманда и его тетку. Наверное, он по происхождению француз.

— Француз! — воскликнула Лидия, и перед ее мысленным взором тут же возник месье Бертран, из-за которого у нее возникло неоправданно отрицательное отношение ко всем французам. Что же удивительного могло быть в том, что Аврора с такой готовностью кинулась в объятия Филипа?!

Он смотрел на нее с улыбкой.

— Вы произнесли это слово — «француз» — с интонацией, типичной для женщины из центральных графств Англии.

— Я только что приехала из Парижа, — сказала Лидия, пытаясь защититься.

— Неужели? А какого цвета ваши глаза, Лидия?

— Вы что, не видите?

— Не вижу. Они все время меняются. Как вода. Или как драгоценные камни при изменяющемся освещении.

Лидия вздернула подбородок:

— Приберегите это для вашей спящей принцессы.

— Не могу. Черные глаза всегда остаются черными. Поищем, нельзя ли здесь, в поезде, где-нибудь выпить рюмочку?

— Нервничать начинаете?

— Самым жалким образом. Я ведь еще не знаком с родственниками будущей жены.

Если он и нервничает, размышляла Лидия, глядя на его красивый аскетический профиль, то не из-за предстоящей встречи с Миллисент и Джефри, а из-за Авроры и из-за того, что ему не совсем ясно, какие чувства она к нему испытывает.

А может быть, и какие чувства сам он питает к ней…

IV

Свадьба в сельской местности. Боярышник усыпан цветами, трава — гладкая, мягкая, словно зеленый бархат. Два гордых величавых лебедя с выводком лебедят плывут по пруду, примыкающему к церкви и маленькому, заросшему мхом кладбищу за церковной оградой. Над остроконечными крышами и трубами гостиницы «Уитшиф» машут крыльями и воркуют голуби. На подоконниках спят на солнышке кошки, ребятишки скачут по булыжной мостовой. Обстановка идиллическая.

Даже Филип не мог этого не признать. Лидия, которую его поведение раздражало, но в то же время и забавляло, распростилась с ним в «Уитшифе» — пусть себе заботится о своих удобствах. Он сказал, что явится к ним на дом точно к обеду. Ему совершенно необходимо распаковать вещи, принять ванну — одним словом, привести себя в надлежащий вид. А пока, быть может, Лидия будет так любезна и засвидетельствует его почтение своим родителям, а Авроре передаст от него нежный привет…

Уходя, Лидия увидела Филипа, лениво прислонившегося к стойке и беседующего с барменом. Он успел опять заказать двойную порцию виски, как если бы и в самом деле нервничал…

Миллисент распахнула дверь, едва увидев идущую по дорожке к дому Лидию.

— Роднуша! А вот и ты! Я так рада, что ты смогла сразу же приехать! Как все это чудесно, правда?! Аврора приехала час тому назад. Она наверху, отдыхает. Вид у нее был очень усталый. Ты случайно не видела Филипа? Он должен был прибыть ближайшим поездом.

Лидия высвободилась из объятий Миллисент.

— Он приехал вместе со мной. Сейчас он в «Уитшифе».

— В «Уитшифе»? А почему же ты не захватила его с собой сюда?

— Он хотел привести себя в порядок, — сказала Лидия и сразу же почувствовала, что подобное объяснение звучит довольно неубедительно — ведь человек влюблен и стремится как можно скорее увидеть дом своей невесты и познакомиться с ее родными.

— Филип очень педантичный молодой человек. Он явится сюда к обеду. Не суетись, Миллисент. Достаточно одного человека, который будет суетиться на этой свадьбе.

— Кого ты имеешь в виду?

— Жениха.

— Лидия, он тебе не понравился? — встревожилась Миллисент.

Понравился ли он ей? — мысленно спросила себя Лидия. Что она чувствовала к этому элегантному, чем-то раздражавшему ее молодому человеку, который, казалось, был всецело поглощен повседневными мелочами, — но казалось так до тех пор, пока она не перехватила проницательный взгляд его сверкающих глаз.

Вслух она медленно сказала в ответ:

— Не знаю. Мне кажется, он, возможно, из мужчин того типа, которые нравятся Авроре. Миллисент, а как выглядит Аврора?

— Красивая! — воскликнула Миллисент в экстатическом восторге.

Лидия и ее окинула сдержанным взглядом:

— Догадываюсь. В поезде мне пришлось выслушивать высказывания Филипа на эту тему. Ну а на самом деле какая она? Как по-твоему, она счастлива?

Лицо Миллисент, заботливо ухоженное с применением косметики и обрамленное идеально завитыми седыми кудрями, что делало ее похожей на хорошенькую пухлую куклу, было слишком открытым и искренним для притворства. Уже сейчас на нем ясно читалось какое-то опасение.

— Она ничего мне не говорит. Нисколько не изменилась. Если я не задаю ей вопросов, все хорошо. Но стоит спросить о чем-нибудь, сразу же на лице появляется непроницаемое выражение. Даже не могу сказать, чтобы оно было явно враждебным, но что-то вроде «посторонним вход запрещен» или «по газонам не ходить». И это со мной! Ее родной матерью! Нет, ты не думай, она была страшно мила и со мной, и с Джефри. Мы все вместе пили чай. Говорили обо всем, кроме вещей личного характера. — Миллисент продолжала речь, загибая пальцы на руках: — Мы обсуждали вопрос о цветах, которые надо приготовить к свадьбе, о том, какие понадобятся продукты и где будем их покупать, кого приглашать, где они с Филипом собираются жить, о ее приданом и даже о том, как мы теперь поступаем с котятами, которых нам приносит бедняжка Мэри. Но о том, что она делала на протяжении последнего года, сильно ли она влюблена, или чем вызвана эта внезапная свадьба, — ни словечка! Молчание! Полное, абсолютное!

Мелодраматическое выражение лица Миллисент рассмешило Лидию.

— Дорогая, ну нельзя же за пять минут пробить накопившуюся толщу льда!

— Мне показалось, что она даже не так уж и рада возвращению домой. — Эту фразу Миллисент произнесла, понизив голос и опасливо оглядываясь, как если бы ей чудилось, что Аврора могла тихо войти в комнату.

— Глупости! И об этом тоже ты не можешь получить правильное представление так вот, сразу.

— Мне кажется, что она по-настоящему не счастлива. В те моменты, когда она не разговаривает, лицо ее становится угрюмо-грустным.

— Но она все еще красива?

— О да! Но это — красота человека измученного, загнанного в угол, находящегося во власти каких-то колдовских чар. Понять не могу, почему она не вышла замуж намного раньше. Разве что на самом деле выходила, но не сообщила об этом. Почем я знаю? Вот если было что-нибудь этакое, это могло бы объяснить ее угрюмый вид.

— Начинаются романтические бредни, — мягко пожурила свою собеседницу Лидия. — Ты огорчена тем, что ничего не знаешь про последние несколько лет, и вот сочиняешь собственную версию — чем бы их заполнить, эти годы.

— Может и так. Но почему она-то делает из всего этого тайну?

— Вероятно, она выработала в себе такую манеру поведения, — сказала Лидия, а про себя добавила: неужели же Аврора до такой степени вжилась в эту роль, что составляет ребусы из вырванной страницы старого номера «Дейли Рипортер» и дает ключи от своей квартиры кому попало?

— Когда я могу ее увидеть? Сейчас Аврора спит? — спросила Лидия.

— Не знаю. Поднимись наверх, посмотри. Может, она со мной говорить не хочет, а с тобой станет.

Лидия порывисто поцеловала Миллисент в щеку:

— Не будь такой сентиментальной! По крайней мере одна твоя дочь очень рада тебя видеть.

— Лидия, дорогуша! Какое ты для меня утешение! Я тебя обожаю. Приятно провела время в Париже? Очень неловко получилось, что пришлось так внезапно уехать?

— Мне неловко было бы у них оставаться.

— О господи! Уж эти французы!

— Не употребляй множественное число. Ко всему прочему, я, как ты знаешь, не обладаю красотой Авроры.

— Но ты очень мила, дорогая. Ты такая свежая, молодая.

— Тощий голубь, — вставила Лидия. — Примерно так мой бывший «хозяин», который лез ко мне, меня охарактеризовал. Ну ладно, сейчас поднимусь к Авроре и, если она спит, я ее разбужу.