Шарлотта со стуком поставила чашку на стол, совсем забыв, что это фамильный фарфор Тельмы, но с облегчением заметила, что чашка не треснула. Она непреклонно напоминала себе, что должна быть очень спокойной.

— Мистер Толливер, — произнесла она ледяным голосом, — я никого не обманывала, и у меня нет никакого тайного плана. Я не намерена просить вас мне поверить. Мне неважно, кто вы такой и что думаете обо мне. Не вы владелец этого дома. Вас не касается то, что здесь происходит, и не ваше дело, как решает поступить с домом Тельма Толливер.

"Тише", — подумал Дункан, но добродушно улыбнулся.

— Будет касаться, милая Шарлотта, если я захочу, — сказал он вслух.

— Никакая я не мошенница. Я выпускница университета Вандербильта, занимаюсь историей Америки. У меня здесь учатся двое братьев.

Ее простые и серьезные слова, казалось, не произвели никакого впечатления на Дункана Толливера. Она устало вздохнула и положила руки на колени. Как может она в чем-то убедить, когда на ней этот дурацкий купальный халат! Да еще после того, из-за чего она была вынуждена его надеть! Шарлотта заметила, что воротник у нее с одной стороны завернулся внутрь, но поправлять его не стала. Дункан же, который сидел напротив, выглядел безупречно.

— Слушайте, я пойду вам навстречу. Докажу, что я не мошенница. Мне надо было давно позвонить в полицию — и вас бы вышвырнули отсюда. Просто я не хотела, чтобы мисс Толливер разволновалась, узнав, что Дункан Толливер ночевал в ее доме. Так что позвольте мне…

Дункан поставил чашку на блюдце.

— Вам помочь уложить вещи? — спросил он.

Шарлотта закрыла лицо руками и несколько секунд молчала, потом взяла себя в руки. Нет, он все же невыносим! Затем, сделав последнее усилие, Шарлотта постаралась окинуть его ледяным взглядом, опасаясь, правда, что после нескольких бессонных ночей взгляд не получится таким ледяным, как ей хотелось.

— Мистер Толливер, я не уеду, пока меня не попросит об этом Тельма Толливер.

— Какая группа придет к вам сегодня вечером?

Шарлотта упрямо молчала.

— Впрочем, это не имеет значения, потому что я все равно буду ждать дам в библиотеке. Пока вы будете оставаться здесь, Шарлотта Баттерфилд, вы не заработаете ни одного цента. И спать вам много не придется. Я предлагаю вам убраться быстро и потихоньку. Возможно, Тельма и не захочет иметь дело с представителем той части семьи, к которой принадлежу я, но я не намерен смотреть со стороны на то, как ее обманом выживают из принадлежащего ей по закону дома, который так много для нее значит.

— Как же, черт возьми, я могу ее выжить из дома! Слушайте, вы сказали, что хотите поговорить. Что толку попусту обвинять меня? Ни мне, ни вам это ничего не даст.

— Поговорим потом, — коротко ответил Дункан.

Он сказал правду. Он не мог сейчас с ней разговаривать. Ему надо было прежде все обдумать. Что-то в Шарлотте Баттерфилд все больше убеждало его в том, что он ошибся на ее счет. Возможно, дело было в старом халате или в том, как она держала фарфоровую чашку, а может быть, в ее искреннем негодовании… Это не имело сейчас значения. В глубине души он почему-то был уверен, что совершил чудовищную ошибку. Однако ему требовалось время, чтобы рассчитать следующий шаг — причем не только из-за себя.

Дункан встал и двумя пальцами взял Шарлотту за подбородок. Она до того разозлилась на его бесцеремонность, что у нее бешено заколотилось сердце. При нем она чувствовала себя раздетой. Обнаженной. И только потом она заметила, как напряженно смотрит Дункан ей в глаза. Она взглянула на него в растерянности.

— Увидимся вечером, так или иначе, — сказал он.

Взгляд его потеплел, и Шарлотта смутилась.

— Что вы имеете в виду? — спросила она.

Он не ответил, схватил куртку и двинулся к выходу. Шарлотта старалась не смотреть на его длинные крепкие ноги, на широкие плечи и узкие стройные бедра.

Дверь на задний двор с грохотом хлопнула.

Она съежилась на стуле. Все было бесполезно. Разве сумеет она справиться с таким мужчиной. Который к тому же, как на грех, красив и обаятелен.

Она откашлялась и, усмехнувшись, сказала себе:

— Ты слишком долго мечтала о призраках, Баттерфилд. А потом убедила себя, что оказалась во власти собственных фантазий о привидениях и генералах, бабниках и негодяях. Это, разумеется, тоже никуда не годится, но все же не так унизительно и стыдно, как испытывать дрожь в коленках при виде живого кретина Дункана Толливера!

Шарлотта отшвырнула в сторону стул и сняла халат. Она тряслась от злости.

"Кто он такой, черт возьми? Даже посуду за собой не вымыл! "Мошенница"! Он у меня будет знать!.."

Так Шарлотта бурчала все время, пока мыла посуду, принимала душ, надевала вишневое бархатное платье и смотрелась в зеркало. Она уже точно знала, что Дункану Толливеру не удастся победить. И она никуда не уедет.

Сосредоточиться на работе Шарлотте не удавалось, и она провела день в разговорах с Тельмой Толливер, Мэри-Джо и журналистом из "Нашвиллской телеграммы". Она ни разу не упомянула о том, кто пугал ее, забравшись в библиотеку. Сведения, которые ей удалось добыть о Дункане Толливере, были неутешительными, а она уже и без того чувствовала себя достаточно неуверенно.

Тельма, как выяснилось, понятия не имела о том, что Дункан Толливер приехал в Нашвилл, и вообще считала, что его нет в живых. Она еще раз повторила ту истину, что все родственники по его линии лихо делали деньги и так же лихо умирали насильственной смертью. Мэри-Джо было известно лишь то, что ее троюродный брат, с которым она не была знакома, в городе, но, насколько она знала, связь между их семьями оборвалась лет сто тому назад. Планы Дункана, связанные с "Нашвиллской телеграммой", не интересовали ее. Дункан Толливер был для нее совершенно чужим человеком, по случайному совпадению носившим ту же фамилию. Она, разумеется, понимала, что ее тетя думает по-другому, и потому ничего не рассказала старушке, понадеявшись, что родственник будет держаться вдали от нее.

Журналист из "Нашвиллской телеграммы" был услужлив, но подозрителен. Питер Барнаби, плотный мужчина с кустистой седоватой бородой, черными внимательными глазами, на редкость безвкусно одетый, был одним из самых уважаемых на Юге газетчиков, знаменитым своими острыми, сенсационными статьями. Сейчас он, основываясь на слухах, готовил статью о том, как "Нашвиллская телеграмма" оказалась в финансовой ловушке. Если кому-то и были известны планы Дункана Толливера, касавшиеся покупки газеты, то это был, несомненно, Барнаби. Шарлотта перерыла всю городскую библиотеку, чтобы узнать историю газеты, но ей не удалось выяснить ничего нового для себя: генерал основал "Нашвиллскую телеграмму" более ста лет тому назад, но в 1958 году семья продала ее и еще две газеты, принадлежавшие Толливерам, и переехала на Запад. Теперь они — или по крайней мере Дункан — решили вернуть себе "Нашвиллскую телеграмму".

Шарлотта представилась Питеру Барнаби, а потом немного растерялась. Почему, собственно, он должен давать ей какую-то информацию? Поэтому она просто сказала:

— Я хотела бы расспросить вас о Дункане Толливере.

Барнаби потеребил бороду, окинул Шарлотту быстрым взглядом и ответил:

— А что он вам сделал?

Шарлотта заверила его, что ничего, но Барнаби, почуяв, что она спрашивает неспроста, заговорил:

— Толливер до неприличия богат и поэтому занимается только тем, что прожигает жизнь. Он был альпинистом, проматывал деньги. Теперь, как мне кажется, он решил остепениться и счел Нашвилл вполне подходящим местом для того, чтобы купить газету и заняться делом. Доход ему не нужен. У Толливеров денег столько, сколько мы с вами в жизни не видели и не увидим.

Шарлотту слегка задела уверенность, с какой Барнаби определил, что она и Толливер принадлежат к разным слоям общества; впрочем, если бы это было не так, она бы не пришла к нему за информацией… И все же, обидевшись, она задала вопрос, которого задавать не собиралась: