Свободной рукой он отнял у нее револьвер, бросил его на стол, а затем посадил ее к себе на колени и сильной, мускулистой рукой обнял за талию. Шарлотта ощутила под собой самое настоящее крепкое тело и уловила запах вполне современного, и причем весьма дорогого, одеколона. Она попыталась освободиться от руки, но почувствовала, что не может шевельнуться. Негодяй крепко прижал ее правое плечо к мундиру с медными пуговицами, а ее ноги беспомощно болтались поверх кожаных сапог. Ей вдруг неудержимо захотелось коснуться руками его эполет.

"Я схожу с ума", — подумала она и отстранилась, чтобы взглянуть на него.

Он хитровато улыбнулся, но и не подумал ослабить хватку.

— Думаю, что эта штука не заряжена, — заметил он, — но лучше перестраховаться.

— Я и не собираюсь в вас стрелять, — сказала Шарлотта и вдруг торжествующе засияла: — Ага, попались, вы не привидение! Привидение не стало бы бояться, что его пристрелят!

— А зачем мне дыра в мундире, как вы думаете? — пробормотал он, досадливо причмокнув. — Шарлотта? Шарлотта Баттерфилд, если не ошибаюсь?

Она кивнула, чувствуя, как улыбка сползает с ее лица, а недолгая радость победы сменяется неожиданным волнением, вызванным его близостью. Всюду, где их тела соприкасались, возникал жар. Сидя у него на коленях, Шарлотта ощущала под собой каждую его мышцу. Рука, которая обнимала ее, была не властной, но по-настоящему мужской. Пальцы держали ее за талию так, что ей казалось, у нее на коже останутся отпечатки.

Шарлотта вспомнила о привидении, терзавшем ее на прошлой неделе: она лежала без сна, прислушиваясь к раскатам хохота, натягивая на себя одеяло, и ее отчего-то бросало в жар при мысли о генерале Толливере — покорителе женщин, негодяе, тревожившем ее воображение. Наверное, в жизни он был просто чудовищем… Но его призрак был притягателен. И она, вероятно, не обратилась в полицию не только оттого, что не была уверена в его вещественности.

— Итак, Шарлотта Баттерфилд, — протянул он хрипловатым медлительным голосом. — Вы совсем не такая, как я думал.

Сказать ли ему, что он как раз именно такой, как она думала? Шарлотта лихорадочно соображала. "Он не призрак, Шерл, — сказала она себе, — он настоящий!" Но не могла и не хотела прислушиваться к здравому смыслу и, подняв глаза, увидела, как его губы приближаются к ее губам.

— О Боже! — простонала она.

— Неужели вы станете уверять меня, что вам не хочется, чтобы я вас поцеловал? — промурлыкал он. — Не выйдет, вы же просто млеете в моих объятиях… — прошептал он голосом истинного искусителя, и Шарлотта ощутила на своих губах его горячее дыханье. — Я ведь чувствую, что вы очень хотите меня.

Чтобы доказать это, он чуть выпрямился, давая Шарлотте возможность высвободиться и убежать, но его пальцы тем временем пробежали легонько по ее ребрам и замерли на груди. Шарлотта застыла, не в силах пошевелиться.

Если бы она вскочила, то у нее бы подогнулись колени, и она, скорее всего, плюхнулась бы назад. Он довольно рассмеялся, и у Шарлотты закружилась голова. Ему явно хотелось, чтобы она осталась.

Неожиданно он снова стал для нее призраком — плодом ее собственной фантазии, мужчиной, который как никто другой мог завладеть ее душой и телом. Она не шевелилась. Она просто не могла двинуться. Губы ее, ставшие теперь влажными, чуть приоткрылись в ожидании поцелуя.

В его поцелуе не было ни вопроса, ни осторожности. Шарлотта и не стала сопротивляться. Она вскрикнула от удовольствия, ощущая вкус его губ, крепкий запах табака и то, с какой жадностью он впился в нее. Она невольно приникла к его груди.

Его язык дразнил ее губы, затем, поймав пухлую серединку ее языка зубами, он заставил ее открыть рот шире. Застонав от наслаждения, он стал целовать ее еще более жадно. Она отвечала ему с готовностью и едва не задохнулась, когда приступ желания пронзил насквозь ее тело.

Однако жар, исходивший от него, заставил ее вернуться к действительности. Задыхаясь от возбуждения и проклиная себя, она оторвала от него свои губы и в ужасе отпрянула. Никогда в жизни не случалось с ней ничего подобного! Шарлотта попыталась вырваться и убежать, но его рука по-прежнему цепко держала ее за талию. Ей ужасно не хотелось смотреть на этого человека, но, перед тем как отвернуться и перевести дух, она успела заметить в его глазах желание — откровенное и беззастенчивое.

Она перестала понимать, что с ней происходит.

— Ммм, — пробормотал он наконец, — меня никто так не целовал уже более ста лет.

Шарлотта развернулась у него на коленях и, занеся руку, собралась съездить ему по физиономии, но он лишь рассмеялся и спустил ее на пол. Она едва устояла на ногах. Неужели она действительно целовала этого типа, одетого в военную форму времен Гражданской войны? Выпрямившись, она заметила, что грудка ее фартука сбилась набок, приоткрыв одну грудь. Поправляя фартук, она обратила внимание на то, как заметен стал под тонкой тканью ее сосок. Увидев, что "генерал" ухмыляется, она подумала: "Фартук оказался кстати!" Ведь предупреждала же ее Тельма Толливер: "Генерал негодяй и бабник". Старая женщина произносила эти слова с серьезным осуждением. Тогда Шарлотта удивилась этому. Теперь уже она точно знала, что мисс Толливер имела в виду. Если человек, которого она видела перед собой, и не сам генерал, то в его жилах наверняка течет та же кровь.

Шарлотта кашлянула и, облизнув губы, спросила:

— Кто вы?

Он с довольным видом снова откинулся в кресле.

— А мне казалось, что раньше для вас это не имело значения. Или наши поцелуи все изменили?

— Это не были "наши" поцелуи, это были ваши поцелуи, и я буду вам очень признательна, если подобное впредь не повторится! — Чтобы ее слова звучали весомее, она даже стукнула кулачком по столу. Он только мерзко улыбнулся в ответ. Шарлотта подумала, что после драки кулаками не машут, но все же стукнула еще раз — просто так, на всякий случай.

— Вы правы, — сказала она. — Мне наплевать, кто вы. Я жалею, что спросила об этом. Забирайте свою саблю, свои поганые сигары и проваливайте, нечего вам делать в моем доме!

Опрокинув кресло, он встал, широко расставив ноги. Шарлотта на всякий случай отпрыгнула. Его лицо стало мрачнее тучи. Добродушный, с удивленной ленцой взгляд погас.

—  Ваш дом, мисс Баттерфилд? — спросил он ледяным тоном.

Она растерянно глядела на него.

— Не можете же вы, ей-Богу, думать… конечно, я не имела в виду, что это мой собственный дом! Дом принадлежит Тельме Толливер. Я сняла его и живу здесь. И хочу, чтобы вы убрались отсюда. Я ясно объяснила?

— Позвольте теперь объяснить мне, — сказал он вежливо, но стиснутые зубы и злые глаза выдавали его истинное состояние. — Я знаю, кто вы и чего хотите, мисс Баттерфилд, и сделаю все, чтобы у вас ничего не вышло, хотя вы красивы и даже нравитесь мне. Вы — мошенница, мисс Баттерфилд, и, по-моему, очень ловкая, но и я вас в покое не оставлю. — Грозно сдвинув брови — точно такие же густые и черные, как на портрете, — он наклонился к Шарлотте. — Я хочу, чтобы к завтрашнему дню вас не было в Толливер-хаусе, или я устрою вам такое, чему вы не обрадуетесь. — Он сделал паузу и впился в нее глазами. — И поверьте, мисс Баттерфилд, это мне доставит удовольствие.

Значит, это и был Дункан Толливер — негодяй, дьявол во плоти… Шарлотта открыла рот, чтобы возразить ему, поспорить, что-то объяснить, но, увидев его громадные сжатые кулаки и ледяной холод в глазах, поняла, что никакие доводы его не убедят. И все же ей не хотелось сдаваться. Чтобы показать, что она не испугалась, Шарлотта протянула руку, взяла "Смит и Вессон" и гордо подняла голову. По какой-то необъяснимой причине ее голос прозвучал спокойно и сдержанно, как ей того и хотелось.

— Жаль, что я вас сразу не пристрелила, вы, презренный негодяй, — произнесла она.

После чего повернулась на каблучках и выскочила из комнаты, оставив непрошенного гостя растерянно стоять со сжатыми кулаками.