Оказалось, что они оба любят хороший джаз, хотя Грант предпочитал яростную дробь барабанов, а Келли тяготела к более лирическим звукам флейты. У нее было чувство, что эта разница во вкусах отражала и их внутренние различия. Грант был мужчиной-хищником, а у нее, несмотря на амбиции, было сердце романтика.

Более сходные вкусы обнаружились у них в отношении фильмов и спектаклей. Оба любили комедию. Если бы им пришлось выбирать между дурачествами Нила Саймона на сцене или экране и иностранным фильмом, увенчанным Оскаром и перегруженным глубоким смыслом, они все равно предпочли бы комедию. Они считали, что их жизни и без того были слишком перегружены реальностью.

Что Келли удивило больше всего в разносторонних интересах Гранта — это любовь к чтению. Ей представлялось, что он ведет бурную ночную жизнь, меняя одно злачное место на другое. Он же рисовал совсем другую картину, в ней он представал человеком, который обожал проводить вечера со стопкой журналов или захватывающим детективом. Когда-нибудь, говорил он, он хотел бы снять на несколько месяцев домик на берегу океана и написать книгу. Он был убежден, что сможет сочинить сюжет о международном заговоре не хуже Джона ле Карре или Роберта Ландлэма.

— Каждый журналист считает, что он сможет написать бестселлер, — сказал он с улыбкой, — хотя у большинства из них хватает ума не пробовать.

— Как это понимать? Разве не должен каждый хотя бы попробовать осуществить свои честолюбивые замыслы?

— Не всегда. Некоторые замыслы обречены на провал.

— А провал так страшен?

— Да, если он перечеркивает замечательную мечту.

Келли думала об этих словах, глядя на лежащего Гранта. Не было ли в этих как бы невзначай произнесенных словах тонкого намека? Неужели реальные отношения между ними погубят то, что начинало казаться такой красивой и обещающей мечтой? У нее уже были сомнения относительно того, стоит ли ей вступать в эмоциональный контакт с Грантом. Очевидно, и он разделял эти сомнения. Дважды уже он отступал в тот момент, когда их тела звали к большей близости. Она знала, что он хочет ее так же, как и она, однако он отказывался идти навстречу этим чувствам. Возможно, он уже пришел к выводу, что постоянных отношений между ними быть не может, а обычный мимолетный роман будет болезненным и тяжелым.

Грант слабо застонал и перевернулся на бок. Она пристально смотрела на человека, который за короткое время сумел так завладеть ее мыслями и чувствами. Прошла всего неделя с того вечера, когда Филлипс устраивал прием в ее честь, а у нее было такое чувство, как будто Грант всегда был в ее жизни. Никто еще так полно не заявлял на нее своих прав. Никто не возбуждал ее до такой степени простым прикосновением. Другим любовникам, которые прибегали к гораздо более изощренным приемам, никогда не удавалось вызвать в ней ответные чувства такой силы. На это, как она думала, был способен только Грант.

Она протянула руку, чтобы убрать травинку, прилипшую к его щеке. Пальцы ее медлили, ощущая теплоту его кожи и начинающую пробиваться к вечеру щетину. Не в силах удержаться, она провела кончиком пальца по его губам и вздрогнула, когда он внезапно схватил ее руку и поцеловал в ладонь.

— И как долго вы пользовались моим беспомощным положением, пока я спал? — хрипло проговорил он, все еще крепко сжимая ее руку.

— Разве я этим пользовалась? — невинно спросила она.

— Вы отлично знаете, что да, — ответил он. Его глаза медленно скользили по ней, остановившись на мгновение на ее поднимающейся и опускающейся груди. — Это опасная игра, мисс Патрик.

— Только в том случае, если вы сможете сделать ставку, — сказала она.

— Милая, ни вы, ни я не можем позволить себе ставки в этой игре, — мягко возразил он.

— Вы боитесь, что я выиграю у вас несколько тысяч долларов? — поддела она. — Желание пробиться сквозь его упорное стремление воздвигнуть между ними стену делало ее смелой.

— Я обещаю не смешивать наши переговоры с нашей личной жизнью. Мы достаточно взрослые, чтобы справиться с этим, — он посмотрел на нее скептически. — Именно эти чувства, которые я сейчас испытываю к вам, убеждают меня в том, что я прав. Успешные переговоры требуют искусной дипломатии, а не эмоций.

— Вы снова об этом.

— О чем?

— О том, что вы не доверяете моим побуждениям быть к вам ближе.

Грант тяжело вздохнул и сел. Он нежно погладил ее по щеке, отчего сердце ее встрепенулось. Она опустила глаза, не желая, чтобы он прочел в них те чувства, которые он так легко в ней пробуждал. Он взял ее за подбородок и заставил смотреть ему в лицо.

— Келли, это невозможно, и вы знаете это, — сказал он медленно и твердо, хотя ей показалось, что в глазах его мелькнуло сожаление. — Вы мой босс и чего-то от меня хотите. Как я могу различить, когда вы действуете в своих интересах, а когда в интересах Линдона Филлипса?

Уязвленная тем, что он действительно может так о ней думать, Келли резко ответила:

— А откуда мне знать, вас волную я, или то, сколько вы будете получать по вашему новому контракту? Подозрения могут быть обоюдными, и вы это прекрасно знаете.

— Именно это я и хочу сказать. Ни один из нас не может быть полностью уверен. Какие отношения мы можем построить, если эти сомнения постоянно будут стоять между нами?

Убежденная логикой его слов, Келли внезапно надрывно рассмеялась. Грант вопросительно посмотрел на нее.

— Я сейчас вспомнила слова, которые вы сказали на банкете, — проговорила она. — Вы сказали, что Линдон Филлипс, сидя в Далласе, дергает за веревочку. Ну что ж, можно считать, что мы оба пляшем под его дудку. Не так ли?

Когда Келли это сказала, она почувствовала горечь утраты. Как будто кто-то дал ей подержать изумительный бриллиант, позволил полюбоваться его сверкающими гранями, а затем выхватил его из ее рук, лишая права любоваться его красотой. Она знала, что спорить с Грантом бесполезно. Ее гордость не даст ей это сделать. Кроме того, он прав. Каким-то образом она должна научиться принимать ограничения, которые обстоятельства накладывали на их отношения. Она должна научиться думать о нем, как о своем подчиненном, возможно, даже как о хорошем друге, но не больше.

Солнце начинало клониться к закату в безоблачном небе. Ветерок с озера становился прохладным, и ее тело остывало так же, как несколько последних минут, казалось, замерзало ее сердце. Не в силах больше переносить мыслей о том, что все могло быть иначе, она сказала:

— Я думаю, на сегодня достаточно. Я еще должна сегодня немного поработать.

Грант кивнул. Он поднялся и помог встать ей. На мгновение их разделяли только считанные сантиметры, их взгляды встретились. Келли отвернулась первой. Она не хотела, чтобы Грант уловил желание, которое терзало ее. Когда он взял ее за руку, пока они медленно шли к его машине, она не возражала. Казалось, Келли была не в силах отказать себе в такой малости, когда все ее существо просило гораздо большего.

Обратная дорога по Мичиганскому авеню казалась бесконечной, хотя заняла всего несколько минут. Оба молчали, очевидно, сознавая что на данный момент все уже сказано. Однако когда Грант остановился у отеля, он вышел из машины и обошел ее, чтобы открыть ей дверцу.

Чувствуя неловкость, Келли протянула ему руку.

— Спасибо за прекрасный день, Грант. Я действительно благодарна вам за то, что вы посмотрели со мной квартиры и поводили по городу.

От этих холодных вежливых слов лицо Гранта потемнело. Он отдал ключи от машины швейцару и, твердо взяв ее за локоть, вошел с ней в вестибюль.

— Грант, — запротестовала она, — я поднимусь сама.

— Я абсолютно уверен в вашей самостоятельности, — ответил он, и в его голосе слышалась насмешка.

— Тогда зачем...

— Ей-богу, я сам бы хотел знать зачем, — пробормотал он, входя следом за ней в лифт. Выражение его лица заставило Келли замолчать, в то время как в его голосе слышалась смесь гнева и отчаяния.

В номере он приготовил себе виски и начал ходить по комнате. Казалось, он забыл о ее существовании, ходя по комнате и изредка глядя тоскливо в окно. Келли, сидя на софе, наблюдала за ним, удивленная его странным поведением. Для человека, который обычно так хорошо владел собой, эта неуверенность и едва сдерживаемый гнев были абсолютно нехарактерными.