— Нет, мики, но многие из прислуги уехали в Беллемонт, и мама попросила меня помочь Петре. Петра — это помощница нашей поварихи, — объяснила она.

У нее был такой же звучный французский, как и у матери, но у нее в речи наблюдался определенный ритм. Что это, африканская особенность?

— Понятно, — сказал он и, кивком головы поблагодарив девочку, налил себе чашку.

— Сахар, молоко, мики?

— Ни того, ни другого.

Она снова одарила его солнечной улыбкой, демонстрируя белоснежные зубки.

Прекрасный ребенок, природная кокетка. Через несколько лет она станет такой красоткой, что только дух захватит. Он подумал о ее прошлом. Он был новичком здесь, в колониях, и мало знал об африканцах, но ему уже удалось подцепить в городе пару сплетен относительно "Колдовства". Он, например, узнал, что и Анжелу, и ее отца считали людьми эксцентричными.

— Анжел Роже, ну тот, который умер, был совсем не строг со своими рабами, — рассказала ему однажды одна креолка. Потом многозначительно посмотрев на него, добавила: — Вы, вероятно, слышали о мятеже рабов, когда плантатор там, за рекой, был убит вместе со всеми домочадцами прямо в постели? Он тоже был слишком мягким в обращении со своими рабами. Нельзя выпускать кнута из рук, не правда ли? Другой Роже, брат Анжела, — это настоящий хозяин, помудрее.

Глядя на тонкие черты лица Минетт, на ее кожу цвета слоновой кости, Филипп в деталях вспоминал содержание этой беседы.

Сидя на галерее, попивая чай, глядя на мерцающую водную гладь ручья, Филипп вдруг заметил птицу с ярко-красным оперением, которая, словно молния, перелетела через лужайку. "Да, у этих тропических земель есть своя привлекательность", — вынужден был признать он. Но тут же к нему возвратилось видение "Сан-Суси", которое всегда, с самого раннего детства, было сердцевиной иногда приходящего к нему ностальгического настроения, и под воздействием навязчивых воспоминаний он вдруг подумал, что же скажет Анжела, увидев его поместья?

В Англии он узнал, что титул там не имеет большого значения, главное, чтобы ты был англичанином и был при деньгах. Англичане с одинаковым презрением относились как к иностранным титулам, так и вообще к иностранцам, особенно если такими титулами располагали несостоятельные эмигранты.

Но здесь люди, с которыми он встречался, говорили на французском, и многие из них тоже были эмигрантами. Его титул маркиза открывал перед ним многие двери, как и его родственные связи с мэром города. Только на одну Анжелу это не производило никакого впечатления. Вспоминая об этом, он хмыкнул. Она покорила его сердце, бросив на него первый, холодный, оценивающий взгляд.

В ней его привлекали ее духовная сила, независимость, ее чувство собственного индивидуального достоинства, — те самые качества, которые многих колонистов заставляли считать ее эксцентричной. Но он терялся, никак не мог объяснить, почему такая женщина, бесспорно, красивая женщина, возымела над ним такую власть. Ее показное стремление к независимости мало его беспокоило, так как он сумел разгадать в ней страстную женскую натуру. Это была такая женщина, управлять которой можно было только любовью. Он с восторгом вспоминал мгновенье, пробудившее ее страсть. Как же она ухитрилась оставаться так долго девственницей? "Это тебе мой дар" — сказала она. Вспоминая об этом, он почувствовал, как его заливает горячая волна любви. Он был убежден, что если он женится на Анжеле и отвезет ее во Францию, то она сама собственными глазами увидит, насколько богаче, бесконечно богаче, были поместья его предков, его семьи в сравнении с этими жалкими колониальными плантациями. "Франция тоже была родиной Анжелы", — напомнил он себе. Теперь, когда Анжела будет рядом с ним, он с головой окунется во все парижские цивилизованные и восторженные развлечения, о которых ему так часто рассказывал отец.

Мысли о Париже тут же заставили его задуматься о своем финансовом положении. Его жизнь в Англии ничем не отличалась от существования прочих эмигрантов, — это было время нужды и случайных мелких заработков. Уже после того, как он отправился в Новый Свет искать счастья в колониях, он узнал, что Бонапарт поощряет возвращение эмигрантов. Но у него не было денег на билет обратно, не говоря уже о средствах, необходимых для хлопот с целью возвращения своих земель.

Его родственник, мэр Нового Орлеана, сказал ему, что самый надежный способ разбогатеть в Луизиане — это жениться на дочери какого-нибудь процветающего плантатора. Он посоветовал ему обратить свое внимание на Клотильду Роже, которая была единственным ребенком в семье. Вполне понятно, почему именно на ней он остановил свой выбор, тем более она оказалась очень привлекательна. Их, конечно, ожидал бы весьма счастливый брак, если бы он только не встретил ее кузину.

Анжела продолжает делать вид, что противится браку, но он был решительно настроен добиться своего и никогда не сомневался в окончательном успехе. Но его инстинкт, который никогда не подводил его в том, что касалось женщин, явно подсказывал ему не совершать ошибки и не скакать сломя голову к ней в Беллемонт.

Надо было немного потерпеть. Осушив чашку, он крикнул слугам, чтобы подвели к дому его лошадь.

Когда он вошел в свою комнату в доме мэра, то увидел на столе приглашение от Клотильды Роже на ее бракосочетание с американцем Эктором Беллами. Кроме того там лежало еще несколько пригласительных билетов на несколько последующих вечеров и балов в честь новобрачных.

"Да, браки заключаются на небесах", — удовлетворенно подумал Филипп. После того как Клотильда обретет свое счастье в браке, Анжела, несомненно, тоже подумает об этом. Вероятно, ее привязанность к кузине стала основным препятствием, мешавшим ему ухаживать за ней. Перспектива успеха вызывала у него в голове вихрь чувственных воспоминаний, и он еще больше расстроился из-за того, что ее не оказалось дома в "Колдовстве".

Перебирая лежавшие на столе записки, он нашел одну от американского жениха. В ней содержалась просьба к маркизу — оказать честь ему и принять участие в брачной церемонии в роли одного из кавалеров дам, сопровождающих брачующихся. От его мрачного настроения не осталось и следа. Теперь он отдавал себе отчет в том, что выработал верную стратегию. Анжела тоже наверняка будет в числе сопровождающих. Кроме того, у него появится куча возможностей находиться рядом с ней во время торжеств в честь новобрачных.

Сняв с помощью своего лакея камзол, сапоги и галстук, он, усевшись поудобнее на стуле, с расстегнутым воротом рубашки, принялся обдумывать свои планы на будущее. Из высоких окон, выходивших на маленький балкон, был виден внутренний дворик. Запахи из конюшни мэра и от невидимой реки незримо проникали в его комнату. Скрип колес карет, звон отбиваемых на наковальне лошадиных подков приятно смешивались с выкриками торговца устрицами где-то на другом конце улицы.

Над крышами, между домом мэра и рекой, он видел возвышающиеся мачты и сложенные паруса большого корабля. Он подумал, что на следующий год в это же время он будет на пути во Францию. Он искренне надеялся на это.

Во время последней примерки Клотильда стояла посреди комнаты в материнском подвенечном платье. Мать с Анжелой бросали на наряд критические взгляды, а мадам Бре, портниха и почетная гостья на предстоящей свадьбе, в своем сером шелковом платье и шляпке, с полным ртом булавок, стоя на коленях, поправляла напуск на подоле.

Внизу собирались гости, а музыканты настраивали инструменты. Все ожидали приезда преподобного отца Антония из Нового Орлеана, который должен был освятить церемонию бракосочетания.

Жених с невестой намеревались провести свою первую брачную ночь на борту судна, стоявшего сейчас на якоре на реке в Новом Орлеане, которое с приливом на рассвете должно было взять курс на Балтимор. Через двадцать четыре часа, думала Анжела, Клотильда уже будет совершать свое свадебное путешествие и у нее не останется времени, чтобы загладить то отчуждение, которое, по ее мнению, все еще давало о себе знать в ее отношениях с кузиной.