…С крепостных стен опустился луч прожектора и задумчиво пополз по зарослям автонов.

Штурману ничего не оставалось, кроме как броситься на землю ничком. Никаких укрытий поблизости не было, его прикрывал только титановый бугорок отпрыгавшегося механоида-богомола.

Штурман боковым зрением видел, как под световым перстом прожектора металлокустарники колышутся, точно ветер вздымает на поверхности железного моря ржавые волны.

Богомол лежал, не шевелясь, лишь в его нутре что-то тихо пощелкивало. Невидимые реле отсчитывали последние мгновения затухающей механической жизни.

Поделать Штурман не мог совершенно ничего. Оставалось только молиться и надеяться, что луч прожектора пройдет мимо.

«Почему же все-таки „гоблины“?» — некстати вспомнил он давний разговор со Стариком.

«Потому что загребистые. Потому что опасные», — кратко ответил тот.

А потом добавил: «Правильнее, конечно, называть их сателлитами-охранниками. Но уж больно словечко это хлесткое — „гоблин“. Сказал — и понятно, что перед тобой гадина. И никаких, так сказать, моральных обязательств!»

— Да уж, никаких «моральных обязательств», — проворчал Штурман. — А то, бывало, как нахлынут сантименты…

«Кстати, — продолжал размышлять он, озирая поверженного „гоблина“, — что за притча с этим яйцекладом? А вдруг механоид действительно откладывает яйца? Вроде н-капсул автонов? Или сабля яйцеклада ему нужна чисто для равновесия? Или это что-то вроде антенны?»

Механоид, кажется, только и ждал этих вопросов.

Яйцеклад вдруг удлинился вдвое.

Затем ловко обернулся вокруг шарнира у основания.

И, со свистом рассекая воздух, обрушился… на брюхо «гоблина»! Тварь делала себе харакири!

Чрево инсектоморфа тут же с треском распоролось, словно то были не титановые пластины, прикрытые дополнительным стальным бронелистом, а гнилое шинельное сукно! И оттуда прямо в лицо сталкеру яростно метнулись колючие шипастые плети!

Штурмана спасло только чудо: именно в этот миг он повернул голову, глядя на луч прожектора, продолжавший меланхолично обшаривать поле автонов. Самая длинная плеть свистнула в сантиметре от щеки сталкера и в бессильной ярости хлестнула по его плечу, тщетно пытаясь пробить броню.

Штурман сразу же ушел в сторону перекатом.

Из развороченного богомольего нутра остервенело лезли все новые и новые колючие плети.

Армган тут был не столько бессилен, сколько бессмыслен. Зачем палить в ожившую проволочную изгородь, которая взамен расплавленных щупальцев-плетей тут же порождает новые? Трава всегда гуще растет на свежих гарях, да и тратить заряды на безмозглую стихию было в высшей степени неразумным.

К счастью, ресурс металлических плетей был ограничен объемами торса поверженного богомола.

В скором времени рост автонов прекратился, и проволочные щупальца этого безумного насекомого опали наземь, нервно подрагивая и угрожающе шевеля раздвоенными концами.

Штурман судорожно втянул ноздрями холодный ночной воздух. Затем ловко пригвоздил к земле ближайший колючий ус при помощи своего УШН — универсального штурмового ножа. И, орудуя вторым ножом — тоже боевым, но попроще, — оторвал одно сочленение и прижал к сенсору анализатора.

Виртуальный экран в окулярах защитных очков вызывать было опасно. Богомол запросто мог выкинуть еще какое-нибудь коленце.

Поэтому Штурман, не сводя глаз с титанового туловища, отстегнул клапан рукава и активировал прикосновением сенсорный экранчик наручного коммуникатора, укрепленного на запястье левой руки. Помня о возможности такого экстремального случая, когда рассеивать внимание нельзя ни в коем случае, он заранее перевел анализатор в наглядный графический режим плоских диаграмм.

Столбик диаграммы был близок к графику последнего произведенного анализа — породы металлорастений у восточной стены Тройки, которые сейчас так живо интересовали Штурмана.

— Что и требовалось доказать, — заключил он.

Итак, как все это следовало интерпретировать?

Инсектоморф объедал побеги металлорастений. Но вместо того, чтобы переваривать их, как делало бы обычное живое существо — перепрограммировал их. Или, по крайней мере, пытался перепрограммировать.

Соответственно, в его брюхе жила колония постепенно растущих и мутирующих металлорастений.

Дальнейшая их судьба зависела от ряда факторов. Возможно, достигнув определенных кондиций, они были бы высажены богомолом обратно в грунт. И, продолжая мутировать в заданном направлении, со временем превратились бы в новых богомольчиков.

А, возможно, стальным побегам во чреве инсектоморфа предстояло сделать новый шаг в машинной эволюции. Будучи в один прекрасный день рожденными, они превратились бы, допустим, в ползучих гадов. В змей, вооруженных острыми хватательными конечностями богомола.

Все эти варианты были вполне вероятны. И все — совершенно не интересовали Штурмана.

Его заботило другое: насколько побеги металлорастений успели во чреве инсектоморфа трансформироваться, мутировать? Можно ли их считать эталонными образцами автонов, растущих на восточной стороне крепости?

Ведь то, что анализатор в полевых условиях подтвердил их родство, еще не означает, что их физико-химические свойства в действительности идентичны.

Штурман озабоченно оглядел разъятую полость богомола, из которой диковинной шипастой ботвой торчали опасные плети. И аккуратно пережег лучом армгана основания щупальцев, как до того — ноги их носителя.

— Я бы на твоем месте все-таки взял нормальные автоны, из грунта, — внезапно раздался прямо над ухом Штурмана деловитый и такой знакомый голос Старика.

Бесплотная серая тень в белой хламиде и плаще с капюшоном возвышалась за спиной Штурмана, всего в нескольких шагах. Тень была пафосной и величественной, как всегда. И ее совершенно не смущал луч прожектора, который подползал к ней справа.

…За все время их знакомства со Стариком сталкер Юл Клевцов так и не успел привыкнуть к экзотической манере приятеля исчезать и появляться в самый неожиданный момент. Разумеется, такие маневры делали скучную жизнь Старика чуточку веселее… Но Штурману от этого легче не становилось. Ведь это у него, у него седели волосы на груди!

— Гляжу, с «гоблином» ты успел познакомился? Что ж, похвально… И ни одной прорехи в броне? Ты становишься осмотрительным, мой мальчик. Где будешь брать образцы? Уже определился?

— Мне бы очень хотелось ограничиться вот этим синим кустом, — ответил Штурман, кивнув на одинокий автон с изломанными ветвями. — Все равно автоны тут везде одинакового состава.

— Разумно, — покивала тень. — Разумно. Но… не получится.

— Конкретней, пожалуйста, — Штурман чувствовал растущее раздражение.

Хорошо Старику, который является лишь ментопроекцией! Его не засекут со стен Тройки, не прошьют очередью из импульсного пулемета! А для него, Штурмана, любая секунда, проведенная близ титановой тушки богомола, может стать последней.

Старик охотно пояснил:

— По моим данным, тут в радиусе двухсот метров найдется еще добрый десяток гоблинских гнезд. И, вполне возможно, они тоже придут поинтересоваться, кто здесь объявился среди ночи.

— Чертов темнила! — в сердцах прошипел Штурман. — А ты не мог сказать мне сразу, еще в палатке, что инсектоморфы тут кишмя кишат?! Чует мое сердце, уже пора уносить ноги, пока поблизости не объявилась какая-нибудь тварь похлеще этого сверчка!

— Спокойствие, друг мой. Я предлагаю тебе скрыться в зарослях автонов. Там, у самой стены, растет колония цезиевых росянок. Туда «гоблины» точно не сунутся! Росянки их жрут так, что мама не горюй! Там же сможешь собрать и самые первоклассные образцы автонов, из которых состоит восточная сторона крепости.

— Ты слово какое-то волшебное знаешь, что ли? — полюбопытствовал Юл. — Эти твои росянки укокошат меня на раз! Умеешь их заговаривать? Заклинать?

— Это сталтехи с ними разговаривать умеют, — вздохнула проекция. — А я нет. Я умею с ними только снюхиваться.