— А как же ты? Почему оно пропускает тебя?

— Не забывай об имплантатах, малыш. Едва я завладел пластиной, как первое, что сделал, — замкнул на нее мои имплантаты в короткую, но весьма прочную цепь.

— У тебя есть имплантаты? У клона?

Глаза Юла расширились от удивления.

— А какая разница? — пожал плечами Старик. — Если ты можешь создать себе сносное временное тело со всеми возможными тактильными свойствами, что мешает еще и нашпиговать его имплантатами? Тут, в Академзоне, местные халдеи творят просто чудеса. При случае могу черкануть один славный адресок. Хотя, думаю, тебе он уже вряд ли понадобится.

Он переложил пластину в одну руку, другой задумчиво поиграл рифленой рукоятью «карташова».

— Надеюсь, ты уже понял, что поле защищает своего владельца от любого вида огнестрельного оружия? В том числе и от твоего хваленого плазмомета?

Чтобы не гадать, Штурман решил поэкспериментировать. Эффект был интересный: раскаленная плазма лишь растеклась струйками по невидимому щиту и с шипением ушла в каменистую почву.

Но странное дело: Юлу показалось, что пластина, покоящаяся на руке клона, только что слегка уменьшилась в размерах!

— Как только я подам моим имплантатам знак, они на секунду — всего на одну секундочку! — отключат поле. И только я буду знать, когда случится эта секундочка. Мне ее хватит, чтобы отправить тебя следом за твоим Патриком, малыш. Надеюсь, ты не слишком поверил всей той чепухе, что я тебе тут наплел про этого сталкера-бирюка? Он уже давно гниет на свалке…

Старик ткнул дулом «карташова» в сторону Железных Полей.

Пластина тем временем явно таяла. Но клон, упивающийся своей властью над Юлом, этого не замечал.

«Пожалуй, скоро проснется Семенов, а меня и нет, — некстати подумалось Штурману. — Непорядок… Сказать, что ли, этому — про пластинку?»

— Почему же? Ты думаешь я не поверил, что ты можешь убить? — удивился Штурман. — Я всегда тебе верил и сейчас верю. Думаю, ты теперь сказал правду про Патрика. Просто захотелось еще и поизмываться напоследок, ведь так?

— Точно, захотелось, — подтвердил клон, удовлетворенно осклабившись. — Ты удивишься, малыш, если узнаешь, как трудно мне себя развлечь по-настоящему… Не брезгую буквально ничем!

— Гм… В таком случае ты неплохо развлечешься, если внимательно посмотришь на свою прелесть, — заметил Штурман, делая к Старику короткий, выверенный шаг и мгновенно оценивая расстояние для броска.

— Не понял… Что это? Что происходит?!

Клон с отвисшей челюстью смотрел, как пластина стремительно тает в его руках, а нефритовый Уроборос наливается ярким внутренним светом.

В следующий миг мощный взрыв, сопровождаемый ярчайшей зеленой вспышкой, выбил землю из-под ног Старика.

У клона подогнулись колени, и он рухнул ничком, издав продолжительный задыхающийся хрип. Уроборос же висел в воздухе, источая великолепное сияние. Окаймляющая его кристаллическая пластина окончательно исчезла, высвободив напоследок остаток накопленной в ней энергии.

Штурман шагнул к нефритовой змейке и протянул к ней руку.

Это был для него момент истины.

Уроборос пару раз качнулся из стороны в сторону, словно размышляя, как поступить. А потом легко скользнул в руку хозяина, отдавая ей свое тепло.

Больше не было сердечника и обмотки. Нефритовое сердце воссоединилось с кристаллическим разумом и в итоге одержало верх.

«Там, где над сердцем главенствует разум, тоже нередок выигрыш, — думал сейчас Штурман, с удовольствием ощущая в руке доверчивое, преданное тепло возрожденного пи-генератора. — Но Боже упаси нас от таких побед, пока мы еще живы и способны выбирать между долгом и чувством!»

Тяжелый хрип привлек его внимание. Клон, почти полностью разрушенный энергетическим ударом, лежал, подогнув ноги и заломив единственную оставшуюся у него руку под страшным, невообразимым углом.

— Старик! Ты слышишь меня, Старик?

Юл окликнул его, но клон не отозвался. Лишь воздух со свистом выходил из разорванной метаоболочки, уже с трудом сохранявшей контуры человеческого тела.

Зато Штурмана отлично услышал бородатый верзила, что вскарабкался на холм. Лицо у него было слегка отекшим, а глаза чуток слезились после сна.

— Вот ты куда забрался, командир! А я гляжу, кто-то тут фонариком сигналит, что ли? — радостно пробасил «варяг».

Он обогнул огромный камень и тут же остановился, как вкопанный, глядя на то, что осталось от клона.

— Это что, Вырин? Ну дела… — пробормотал он. Мазнул было рукою по шлему, но так и не рискнул обнажить голову. — Что это с ним стряслось, бедолагой?

— Сдулся, — сухо сказал Штурман. — Был наш Вырин, да, понимаешь, весь вышел.

И ободряюще похлопал по плечу оторопевшего от увиденного бородача.

— Я тебе все по дороге объясню, Семенов, лады?

Глава 17

«Гелиос»

По дороге Юлу пришлось рассказать «варягу» о том, что произошло на холме и куда в действительности подевался Вырин.

Разумеется, кое-какие выкладки, сложноватые для прямолинейного восприятия храброго, доброго, верного, но слишком уж простодушного бородача, пришлось опустить либо заменить на матерные выражения. Однако эти приемы лишь усилили градус повествования и нашли в большом и горячем сердце «варяга» живой отклик.

После чего Семенов, к немалому удивлению Юла, достаточно емко и насыщенно резюмировал историю с клоном-Выриным:

— Когда я годков семь назад баловался с ребятами из Питера армрестлингом, там был один скверный тип, Боря Аристофанов по кличке Желудок. Взял он себе дурацкую привычку качать какую-то дрянь вроде силикона аккурат сюда!

Он стянул с руки здоровенную рукавицу, которую лишь условно можно было назвать металлоперчаткой, и продемонстрировал Штурману мясистую часть ладони пониже большого пальца.

— Зачем?

— А чтобы мне несподручно было руку его обхватить при захвате. Вот же дурачок был, — усмехнулся Семенов. — Так вот, Желудок всю жизнь себе лапу накачивал, а этот Вырин, значится, — рожу с жопой и все, что между ними? Ну, артист…

Штурману же очень скоро пришлось вспомнить один исторический анекдот.

Однажды русский царь Николай I посетил некий заштатный городок, а там его отчего-то не встретили положенным в таких случаях салютом из пушек согласно этикету и регламенту. На вопрос, отчего же так, городничий почтительно доложил: «Ваше Величество! На данный прискорбный конфуз имеется восемь причин. Первая — нет пороха…» — «Хватит, — немедля перебил его Николай I. — Мне, братец, довольно и первой причины!»

Сталкера Юла Клевцова никогда особенно не интересовал фольклор, тем паче столь бородатый. Но сейчас он по достоинству оценил историю о восьми причинах бездеятельности, применительно к своим напарникам.

Потому что картина, которая открылась перед Юлом и «варягом», когда они наконец добрались до своих, стоявших лагерем в холмах, в шести километрах восточнее того места, где завершил свой безжизненный путь клон Старика, вызвала их искреннее возмущение. Ну и, разумеется, гомерический хохот.

Дело в том, что и Брат Федор, и раненый Олаф были изрядно под хмельком.

Даже Мизгирь, человек-кремень, пребывал явно в неадекватном состоянии души. Криво ухмыляясь своим потаенным мыслям, он негромко напевал песенку на наречии, отдаленно напоминающем разве что язык китов.

— Я просто дал ему обезболивающее, — с широкой и обезоруживающей улыбкой, не сходящей с его узкого бледного лица, повторял Брат Федор. Он ходил за Юлом по пятам и уже в пятнадцатый раз втолковывал ему свою версию событий.

Ситуация между тем была предельно ясна в своей банальности.

Началось все и вправду с того, что Брат Федор решил плеснуть стрелку немного водки из своей фляжки. Для устранения депрессии. Олаф выпил, сразу почувствовал себя лучше и потребовал еще.

Тогда Олафа угостил Мизгирь — благо у него тоже было.

Но предварительно они вдвоем с Братом Федором продегустировали его крепчайший и, разумеется, архиполезнейший бальзам «Дюжина трав плюс шестьдесят градусов», который, по уверенью крестоносца, даже мертвого ставит на ноги. Чему он, Мизгирь, разумеется, неоднократно был свидетелем.