— Ну, сначала мы чуть не убили друг друга. А еще двоих, моих товарищей из Ордена, Клещ натурально убил на моих глазах…

— Цель?

— Цель простая — забрать хабар. Потом мы договорились и разошлись мирно.

— Вы договорились с убийцей ваших товарищей? — едко уточнил Гетьманов.

А ведь выходит именно так. В пересказе все еще мерзей, чем в жизни.

— Да.

— В чем состояла суть ваших договоренностей? — это опять офицер.

— Не стрелять друг в друга.

— Что?!

Тут меня зло взяло.

— Вам не стоит так со мной говорить. Вы не следователь, а я не подследственный. Извольте держать себя в рамках.

— Что?! Да ты, ур-род, у киллера в дружках ходишь. А мне будешь нотации читать? А?!

И он все-таки звезданул мне в скулу.

Стул отлетел в сторону, затылок поцеловался с полом.

— Юлий Авангардович! Что вы себе позволяете? — крикнул ему Озёрский.

— За охрану объекта отвечаю я! — благим матом заорал капитан.

А я медленно перекатился по полу, хорошенько прицелился и пнул гада сапогом по яйцам. Совещание у них тут, мать твою за ногу!

— У-ы-ы-ы-ы!

Башкой Авангардович въехал в железный шкаф для бумаг. Сверху на него посыпались папки, катушки скотча, прочие канцелярские принадлежности… О, сползает на пол.

— Ур-рою… — выл он, нашаривая кобуру.

В комнату влетел сволочь-сержант при полной выкладке, как перед боевым выходом, и сейчас же намылился лупануть по мне ногой.

— Стоять! — скомандовал Озёрский. — Сержант Малышев, фляжку мне сюда, живо!

Тот содрал фляжку с ремня и протянул ее Озёрскому.

— А теперь кру-угом.

Взгляд сержанта затравленно метнулся к капитану. Но тот лишь выл, не прекращая лапать кобуру.

— Что не ясно, боец? — армейским голосом спросил его Озёрский. Тогда сержант все-таки подчинился. — Шэ-гом арш! За фляжкой зайдете через десять минут.

Озёрский отвинтил крышку, подошел к начальнику охраны и опрокинул содержимое фляжки ему на голову. Тот дернулся, вскочил, посмотрел обалдело.

— Вы что, с ума сошли водкой меня поливать?

— Если бы я ждал, пока сюда доставят иную жидкость, вы успели бы пристрелить молодого человека, я отправил бы вас за Периметр под охраной, а вместе с вами туда отправилась бы бумага, подводящая вас под трибунал.

— На чьей вы стороне, профессор?

— У нас тут нет другой стороны, кроме меня, начальника объекта. Вам ясно объяснили, чьим приказам вы обязаны подчиняться?

— Но это же уголовник… он…

— Сядьте. И вы тоже, — обратился он ко мне. — Отлично. Как получилось, что Клещ оказался вместе с вами на Карьере?

Я рассказал. Получилась неправдоподобная херь. Ни один идиот не поверит.

— Я хотел бы сфокусировать ваше внимание на двух деталях: во-первых, если бы Клещ хотел нас убить и ограбить, он бы нас убил и ограбил — у него для этого были все мыслимые возможности; во-вторых, в то время, когда Клещ уничтожал клан темных, молодой человек уже находился в Бункере, — прокомментировал Озёрский.

Гетьманов дергаными движениями смертельно невыспавшегося человека выщелкнул сигарету из пачки, чикнул зажигалкой и раскурил ее.

Покачал головой. Что-то ему крепко не нравилось, что-то его сильно раздражало. Но он всеми силами старался держать себя в руках. Посмотрел на капитана, но военсталкер отмалчивался. Тогда Гетьманов все-таки заговорил:

— Похоже на правду. В духе Клеща, я хочу сказать. Он за любого щенка в клане стоял горой, это все знают… и в то же время человека убить для него — не вопрос. Одним больше, одним меньше… В общем, я склонен верить Тимофею. Ну и, кроме того, у нас просто нет вариантов. Послушайте, мы до чертиков тянем это дело. Тянем и тянем! А время идет.

Вот про «тянем» я не понял. О чем он?

Наконец главный охранник проснулся:

— Вы не находите, что господина Караваева следовало бы препроводить за Периметр под конвоем и там сдать компетентным органам, Геннадий Владимирович?

— Зачем? Я не понимаю — зачем? — искренне удивился профессор.

— На мой взгляд, это ясно. Ясней некуда. Как свидетеля двойного убийства…

Гетьманов заржал. Он не засмеялся. Он именно заржал! Заливисто, громко, закрыв глаза и не умея остановиться!

Ржач, перемежаясь с нервической икотой, он наплывал на белохалатника мощными каскадами; всякий новый каскад начинался из положения «откинувшись на спинку стула» и заканчивался в положении «скрючившись над столом»; затем всё повторялось. Раскаты его хохота привели капитана в легкую прострацию.

— Что вас… заставило… — пытался задать вопрос капитан, но Гетьманов при всем желании ни на какой вопрос не ответил бы. Как его только наизнанку не вывернуло!

— Уважаемый Юлий Авангардович, это Зона. Вы здесь всего лишь неделю. Поэтому я объясню вам одну концепцию, которая здесь прочно владеет умами: тот, кто сдаст хоть одного сталкера мен… то есть милиции, станет врагом всех сталкеров. И нас за собой потянет — это я тонко намекаю на толстые обстоятельства, Юлий Авангардович. Если бы сталкер Тим сам пришиб с полдюжины сталкеров, если бы у него появилась репутация злодея, тогда, возможно… подчеркиваю — возможно! — нам бы простили подобный шаг. А сейчас, знаете ли, и речи быть не может. Тут у нас писаные законы не действуют. Совсем. Законы — там, за Периметром.

Кажется мне, капитан уже начал успокаиваться. Ну, точно. По-иному заговорил:

— Хорошо. Меня предупреждали о… некоторых особенностях Зоны, когда отправляли сюда. Хорошо. Как профессионал скажу: такие обстоятельства специально никто не придумает.

— А значит? — Озёрский хотел чего-то более ясного.

— А значит, Караваев скорее всего не врет.

Гетьманов перестал смеяться. Пошлёпал себя по щекам, потряс головой, щелкнул себя по носу, опять потряс головой. Затем пробормотал:

— За двое суток три часа — это никакой не сон. Это полная ерунда…

Пристально посмотрев на меня, он с неожиданной твердостью объявил:

— А теперь, коллеги, момент истины. Ты знаешь французский язык, Тим?

Вот не люблю, когда мне сразу начинают тыкать. Мы с ним вроде знакомы всего полчаса, в папаши он мне по возрасту не годится, ему всего-то лет тридцать, а туда же.

Ну ладно, на ты, так на ты. Только взаимно.

— Знаешь, Гетьманов, никогда не изучал.

А ему по фиг. Мимо ушей пропустил. Может, не в армейских нравах тут дело. Может, он по жизни простой, как австралийские аборигены на вкус, если жрать их без соли. В общем, на меня Гетьманов — ноль внимания, а всем остальным заявляет:

— Придется мне лететь. Вот подарочек-то… Всё, иду собираться.

— Одну минуту, Павел Готлибович. Вы ведь у нас заведуете кадровыми делами…

Он скривился и ответил Озёрскому резко:

— Могли бы и сами, Геннадий Владимирович.

Озёрский пропустил мимо ушей. Тогда Гетьманов вынул из стола папку с какими-то бланками, вынул бумажку и протянул мне вместе с ручкой.

— Официально мы можем отправить за Периметр только нашего сотрудника. Понятно?

Киваю.

— Мы обещали доставить тебя за Периметр, и мы обещание сдержим…

Почему у меня при этих его словах возникло предчувствие подвоха?

Киваю. Зашибись, готов хоть прямо сейчас.

Гетьманов:

— Распишитесь вот здесь и вот здесь. Это стандартный контракт проводника по Зоне Отчуждения.

Расписался там и там. Как у него быстро: то он на «ты», а то вдруг раз — и на «вы».

Что-то уж слишком резво белохалатник убрал мой контракт.

— А теперь сообщаю вам, Тимофей Дмитриевич, что вы приняты администрацией Международного научно-исследовательского центра на работу сроком на месяц. После истечения срока контракта вам на карточку будет перечислена соответствующая сумма — по Единой тарифной сетке, действующей в Зоне Отчуждения. В течение этого времени вы обязаны выполнять все распоряжения администрации МНИЦ.

Я только одно слово не понял. При чем тут месяц? Они же… меня… обещали…

— Месяц?

— Учитывая ваши заслуги перед администрацией МНИЦ, мы готовы доставить вас в областной центр Брянск, не нарушая обговоренные сроки…