Я, понятно, на сто процентов уверен, что меня убивать не надо. Насчет него — вот не знаю. Но сказал же Господь: «Не убий». Вот и будем воздерживаться до последней крайности, ребята.

И про какой еще «пулезащитный артефакт» он там городит? Никто ко мне даже снега прошлогоднего не привешивал. Орденское снабжение, оно такое: за всё с доплатой и только бодрое напутствие — даром. Если б я пожелал натуральный артефакт прикупить, они бы там с меня семь шкур содрали. Ерунда какая-то…

Ладно, попробуем по-человечески.

— Слышишь ты, хлюст! Мне не так много надо! — ору я ему. — Выйти отсюда живым и невредимым. Обратно, за Периметр, понял? Перестань палить, выведи меня отсюда к «воронке», и мы разбежимся. Видеть тебя потом — никакой охоты.

Ржет, сука. И микрофон его шлема из этого ржания делает такие звучки, что во сне услышишь — заикой проснешься.

— Не понимаю я тебя, Дембель. То ли ты хитрожопый, аж с подвывертом, то ли дурак дураком, но кто-то тебе помогает. Какая, к Черному Сталкеру, «воронка»? Ты что, опух? Через «воронку» сюда зайти можно было, а отсюда — только через Периметр. И я тебя через Периметр не поташу, на кол ты мне сдался. Мы в сердце Зоны, топать к Периметру — до фига и дальше, мы по дороге друг друга с гарантией перестреляем, так что нет. Да и не собираюсь я выходить так скоро, дела у меня тут.

Молчу. Думаю. Самому выбираться из Зоны — верная смерть, ребята. Верней не бывает. У меня — первый рейд. Я тут много чего знаю, но только в теории. И у меня не девять жизней, а с одной-единственной, драгоценной, я за четверть часа расстанусь.

Первая же попавшаяся аномалия меня похоронит. Или кровосос. «Трамплин» едва пережил, но это ж на чистой везухе. Нет, один я не выйду.

— Короче, парень, не мечтай. «Сонный шар» я уже взял. И я уйду. Только с той стороны электровоза — еще одна «электра». Мне ее надо разрядить. Хоть живым телом, хоть мертвым, а разрядить надо. Или мне надо пройти тем же маршрутом, мимо тебя, салага, в двух шагах. Больше дороги тут нет.

Я огляделся. Почему дороги-то нет? Чисто же кругом. Открытое место… Или он какие-то аномалии видит, какие я различить не могу?

Молчу. Мало информации. Не знаю, что делать. Пока не знаю.

А он продолжает микрофонить:

— Давай-ка договоримся. Я романтик, салага. Я могу подойти к тебе и убить голыми руками.

Точно. В «экзе» — может, зараза.

— Конечно, у тебя там могут быть припасены сюрпризы. Ты просто вагон сюрпризов, парень…

Да уж припас для тебя один подарочек.

— …вот только у меня их всяко больше. И скорее всего я просто прибью тебя да и пойду своей дорогой.

Без комментариев. Комментарии вышли бы очень обидными для моего самолюбия.

— Молчишь, салажонок? Вот что я тебе скажу: в Зоне надо уметь договариваться. От твоей смерти мне никакой пользы нет. А тебе — от моей. Ты, может быть, понравился Хозяевам Зоны, хотя и не врубаюсь, за какие такие заслуги. Из тебя, может быть, со временем приличный сталкер выйдет. Мне такие настырные ребята по душе. Говорил тебе, что я романтик? Впрочем, ты же всё равно не поверишь.

Давай, дядя, я подумаю про это потом. Все тонкости твоего психологического портрета мне побоку. Мы вроде не за кружкой пива тут сидим.

— …В общем, давай так сделаем. Я выбираюсь из этой железной дуры, прихватываю трупак Зары этой вашей, лезу обратно, разряжаю «электру» и топаю своей дорогой. А ты, салажонок, топаешь своей. Стукнулись бортик о бортик и разошлись, как в море корабли.

Ну да, как «Титаник» с айсбергом…

— Устал я орать. Если согласен, дай одиночный в воздух. Если не согласен, я тебя урою.

Или я тебя урою. Это как карта ляжет, дядя.

— Минута тебе на размышления.

Что ж, прикинем шансы.

Во-первых, проводника из Зоны у меня всяко не будет. Либо он меня пристрелит, либо я его пристрелю. В обоих случаях проблема сама собой отпадает.

Во-вторых, если я не соглашусь, начнется второй раунд нашей смертельной схватки. Существуют ли, прикинем на пальцах, преимущества у такого расклада, что я его убью?

Определенно существуют. Я убью редкую гниду, я отомщу за Молота и Зару, я раздобуду немерено дорогой артефакт «сонный шар». И, самое главное, он не убьет меня.

Перевешивают ли все эти плюсы один неприятный факт: с «экзой» и «Кабаном» у него куда больше шансов прикончить меня, чем у меня — закопать его? «Сонный шар» выйти из Зоны мне не поможет. Месть ну никак, ребята, на добродетель не тянет. И пользы от нее — ноль целых ноль десятых. К чему мне его труп?

Подводим итог: нет, не перевешивают.

Вот и выходит: в Зоне надо уметь договариваться… с любыми козлами. Целей будешь.

Я даю одиночный в воздух. Гильза отлетает далеко в сторону… ёмерный канделябр! Невидимая рука пришпиливает металлический цилиндрик к щебенке и раскатывает в картон. Да там же «грави»! В двух шагах! Похоже, тут полно аномалий, почему только я их не вижу?

— Молодец, салажонок. Перемирие, значит, у нас с тобой.

Да что же ты, упырь, трепливый такой? И так же ясно. Нет, он по тыще слов на метр грунта…

Враг мой спрыгнул из будки и очень осторожно, не сводя с меня глаз, не опуская ствол, сделал несколько шагов к мертвой Заре. Схватил ее поперек живота, крякнул и поволок обратно, к электровозу. Ни справа, ни слева он эту ржавь на колесах обходить не решился. Почему? Я не врубаюсь. Неудобно же…

Врать не стану, ребята: когда он принялся затаскивать труп в будку, у меня страсть как чесались руки отправить ему ручной ананасик с граненой «рубашкой». Но не стал я: договорились же на перемирие, а я привык держать слово. Пусть это и не слово было, а кусочек свинца, выпущенный в небо над Припятью. Один хрен — обещал.

А вторая, стало быть, высокая договаривающаяся сторона, пока я размышлял насчет подарить или не подарить ей гранату-«лимонку», вывалила мертвое тело за электровоз. Секунд через десять я увидел, как из-за ржавой махины вылетают снопы молний. Они напоминали светящиеся трассы от салютной шашки, рванувшей прямехонько за стальной тушей.

Плешь бросил Зару в охрененную «электру». Синие щупальца шарили по воздуху так, будто над шпалами раскрылся огромный хищный цветок, и лепестки его тянутся, тянутся, тянутся, пытаясь схватить новую жертву — мертвяком они, вишь ты, разочарованы.

«Электра» очень долго не успокаивалась. Если бы не «экза», точно говорю, и сам бы он там лег, паразит.

А дальше — только хруст шагов по гравию.

Всё?

— Эй, щенок, ты слышишь меня?

— Слышу, старый пень!

— Борзый… Ладно, я тебе совет дам. Коли хочешь выйти из Зоны, ничего не делай, то есть вообще ничего не делай, даже шага в сторону не делай, пока не пошаришь на трупе этого грёбаного мастера. Понял? Ни шагу.

— Да понял я.

— Может, жив останешься… И тогда я лично удавлю тебя при встрече. Обидно, если сам гробанешься.

— Ты там грызлище береги. Не давай другим стучать по нему, оно — моё.

— Ну, бывай, петушок.

И опять — хруст шагов по гравию: гр-рюк, гр-рюк, гр-рюк…

Я остался один.

Не знаю, то ли мне молиться, то ли мне материться. Молиться, наверное, эффективнее. Потому что вытащит меня отсюда разве только Господь Бог.

Давайте-ка, ребята, я нарисую вам диспозицию. Один парень двадцати четырех лет, с высшим гуманитарным образованием, попал в самое сердце Зоны. Периметр от него километрах в пятнадцати — двадцати по прямой, а в Зоне прямых путей не бывает.

На Периметре — военные с автоматами, пулеметами, овчарками и большим желанием истребить тебя, гада, на подходе, пока ты не заразил их какой-нибудь дрянью. Далее. У парня два с копейками магазина патронов, граната — одна штука, нож — одна штука. У парня нет навыков самостоятельного хождения по Зоне.

Его, конечно, готовили к рейду. Ему кое-что объяснили. Вот только вся теоретическая подготовка чего-то стоила, только пока с ним был опытный ведущий. Ведь одно дело — знать, как оно может быть в Зоне, и совсем другое дело — собственными потрохами попробовать, как оно на самом делебывает в Зоне. На брюхе ползая, от кровососов удирая, выяснить, куда тут можно делать шаг, а куда не стоит. А он тут гол как сокол, и всего снаряжения — комбез камуфляжный, противогаз имени Леонида Ильича Брежнева, харч да фонарик.