Кто доверит «сонный шар» пьянице? Стало быть… стало быть… трус. Нет, никакой он не Молот. А вот Сопля — как-то правдоподобнее.

Любопытно, в чем еще поганый Клещ окажется прав?

Принялся я было перекладывать скарб Сопли-Молота из его рюкзака в свой, но живо бросил. В моем обнаружилось две дырки, проделанные пулями, разбитый фонарь и покалеченная кружка.

Я безжалостно выбросил обоих инвалидов в кусты и переложил барахло в роскошный рюкзак мастера. Прихватил и налобник — раз моему фонарику каюк.

Подогнал лямки.

Огляделся победно. Теперь — повоюем! Теперь у меня целых десять шансов из ста — вместо двух, как было совсем недавно. Нынче я такой бодрый, со всех сторон снаряженный, ну как настоящий сталкер…

Только… только… э-э-э… мелочь какую-то забыл. Пора бы чапать отсюда, но на втором плане сознания мерцает непонятный алармик… ну… обязательно надо… сделать… что?

Может, просканировать детектором артефакты, не затаилось ли поблизости еще одно сокровище? Перезарядить АКСУ? Ладно, отстегиваю ополовиненный магазин и вставляю полный.

Радиацию проверить? Да нет, мастер на подходе проверял. Фон — сносный…

Как там говорил Клещ? «Шага в сторону не делай». Выходит, в шаге от меня какая-то опасность.

Есть у меня высшее гуманитарное, или у меня есть только хер волчий? Станем размышлять логически. В шаге от меня мутантов, матрикатов и зомби нет? Нет.

Чужие враждебные сталкеры, бандиты, мародеры, военные и прочие сапиенсы есть? Я не знаю.

Но скорее всего нет. Иначе дали бы они мне спокойно обарахляться!

«Трамплины», «птичьи карусели», «жарки», «электры» и иже с ними аномалии? Я их не вижу. Нету их, кажется. Вот только Снегирев, Зара и я сам сегодня в них побывали.

Поделиться ощущениями? Ощущение одно: спасибо, Господи, в живых оставил.

Вывод: если ты не видишь аномалию, это не значит, что ее нет. А? Не зря меня пять лет учили на историка.

Врубаю детектор аномальной активности. Его мастер настроил как раз на уровень Янов. Отличненько. Очень удобно. Не надо лишний раз вози… не надо… в смысле… возиться… лишний раз… мне.

Да…

На этой секунде счастье новичка завершилось, и началась свирепая реальность.

Мы с другом электровозом и мертвым телом орденского мастера пребывали точнехонько в самом центре огромного поля аномалий.

Их было… я даже сказать не могу. Десятки? Сотни? Маленькие и большие. Электрические и гравитационные. Почти микроскопические «жадинки» и каскадные «трамплины», слившиеся в единый сгусток протяженностью метров на семьдесят. Всё это счастье, легонько покачиваясь, плавало над землей, вибрировало, шевелило плавниками, точно крупная рыба в аквариуме, то сокращалось в размерах, то увеличивалось…

Я оказался в центре поля, густонаселенного кобрами! Милые змейки поднялись и бодро раздули «капюшоны»: здравствуй, дорогой друг! Как давно мы ждали тебя… Соскучились ужасно!

«Голубая дымка» из «романтической сказки» оказалась сеткой электрических капилляров, образованной целым бульваром мощных «электр». «Марево» над «разогретыми рельсами» давали гравитационные аномалии, коими железнодорожные пути были утыканы, будто ельник ёлками.

Как я жив-то до сих пор, не знаю…

Глава 4. Всё еще жив

No will to wake for this morn,

To see another black rose bom,

Deathbed is slowly covered with snow.

Когда мысли заплетаются, то и язык начинает вязать странные коленца. Вперив взор в экранчик детектора, я глубокомысленно сообщил себе:

— Всё… еще не потеряно.

Как-то не так сказал, да? Пришлось поправить себя:

— Нет. Потеряно еще не всё…

Ну да, что-то не потерянное еще имеется.

— Одним словом, что-то потеряно, а что-то не потеряно, — вот такое вышло самоободрение в отредактированном виде.

Надо выходить из этого змеюшника. А для начала достать и хорошенько сжать «медузу». Авось оборонит от втягивания в гравитационные ловушки.

У меня, ребята, имелось три маршрута для выхода из поля аномалий.

Первый — след в след обратно, в том направлении, откуда мы пришли.

Второй — след в след за Клещом. И лучше бы не туда. Перемирие наше закончилось. Говорил нам инструктор Лис: «Запомните, небритый мужик с пушкой — это самая опасная аномалия во всей Зоне».

А когда у него спросили, мол, бритый мужик, наверное, не столь опасен, он усмехнулся и ответил величаво: «Шесть лет хожу в Зону и до сих пор не видел, чтобы там кто-нибудь брился».

Третий маршрут — в гости к Богу. Но что-то мне подсказывало: Он не станет торопить меня и звать на третий маршрут.

Прежде чем пойти обратным путем, я, — прикиньте, жадный, как десять тысяч Хуаресов, — врубил детектор артефактов. А вдруг? А?

И вот на тебе, дружок, съешь железный пирожок: под той самой елочкой, выскользнувшей на свет между шпалами, из-под гравийной присыпки, обозначился свеженький, ярко светящийся артефакт «душа камня». Три большие неровные «картофелины», соединенные короткими перемычками, все три — желтовато-бурые. В самую крупную из них вросла короткая веточка хвои да короткий грязно-белый стерженек…

Эге, никак, обломок человеческого ребра. Может, не зря говорят, что в «душе камня» прячется натуральная душа погибшего сталкера?

Да нет, не верится что-то.

Жутко красивая штука и обескураживающе дорогая.

Но… говорила бабуля, мудрая женщина: «Всяк сверчок знай свой каравай». Добраться до «души камня» я не смогу ни при каких обстоятельствах. Елочку, милую среднерусскую красавицу, с трех сторон берегут от загребущих сталкерских рук «птичьи карусели» устрашающего вида. Снегиреву хватило одной…

Нет, ребята, ум говорит совести: надо бы и честь знать.

До чего ж грибное, однако, место!

А все потому, что Выброс в Зоне был недавно. Аномалий — море, артефактов — хоть с лукошком ходи и собирай.

Я от Шрама про Выброс много слышал. Мол, лучше нет времени ходить за «самоцветами Зоны», чем сразу после Выброса.

Вон бедняга, который валяется прямо за кормой электровоза, тоже, наверное, узнал про Выброс и живо сунулся сюда, да только…

Ох, ёкарный бабай, велика твоя сила! Этот улегся на вечный сон задолго до Выброса. Уже и разлагаться начал. То-то Клещ побрезговал таким красавчиком, полез за телом Зары. А это вот пятнышко… блестинка… она… хм… любопытно.

Детектор артефактов сообщает четче некуда: рядом с левой рукой мертвого тела имеет место быть металлический предмет с необычными свойствами. Он же — артефакт неизвестного происхождения.

И ничего опасного — заметьте! — никакой злобной аномалии на три шага вокруг.

Только скажите, что вы бы не полезли за интересной неведомой штукенцией! У вас бы, понятно, руки тряслись, когда вокруг такой кобрятник, у вас бы потроха мерзли от ужаса, а вы бы все равно потянулись за сокровищем мертвеца.

И я, разумеется, тоже. Кто не рискует, тот не пьет серную кислоту.

Сначала, конечно, просканировал вещицу насчет радиоактивности… не фонит ни миллирентгена. Потом достал из-за пояса «танто» и подцепил хабаринку лезвием. Я ведь и знать не знаю, какие у нее появились свойства: может, это не я ее сейчас забираю, а она каким-то хитрым способом забирает меня. Надо проявить осторожность.

На первый взгляд, ребята, какая-то деньга из светло-желтого металла. Овальная, увесистая…

Только когда я поднес ее к самым глазам, то, наконец, допер. Профессионал называется! Год, блин, оттрубил под Калугой, в Кудинове, завотделом нумизматики и фалеристики при гордом (пусть и микроскопическом) Музее дворянского быта. И смертельно был разочарован, когда музей разогнали: наше богоспасаемое правительство опять разъяснило культуру через полную стерилизацию финансирования.

«Культуре нужна свобода, — говорил наш тогдашний премьер, — стоит ли ее оскорблять государственным контролем и государственными грошами?» А мне плакать хотелось — зацените, упыри! — мнеплакать хотелось, когда нас выперли из большого деревенского дома в двух шагах от развалин усадьбы, когда-то принадлежавшей Константину Николаевичу Леонтьеву…