— Не представили ли они новых возражений против нашего брака? — спросил он, когда мы медленно пошли опять.
— Нет, они покончили с возражениями. Они вспомнили наконец, что я совершеннолетняя и могу решать за себя, но они умоляли меня отказаться от тебя. Тетка, которую я считала довольно жесткой женщиной, плакала сегодня, а я еще никогда не видела ее плачущей. Дядя, всегда добрый со мной, стал добрее, чем когда-либо. Он сказал мне, что я не буду оставлена в день свадьбы, если настою на своем намерении выйти за тебя, что он приедет обвенчать меня, где бы мы ни решили венчаться, но он горячо просил меня подумать хорошенько о том, что я делаю, согласиться хоть на временную разлуку с тобой, посоветоваться с друзьями, если для меня не довольно его мнения. О, милый мой, они так горячо желают разлучить нас, как будто ты худший, а не лучший из людей.
— Разве со вчерашнего дня случилось что-нибудь, что усилило их недоверие ко мне? — спросил он.
— Да.
— Что же?
— Помнишь, ты однажды говорил дяде об одном вашем общем друге?
— Да, о майоре Фитц-Дэвиде.
— Дядя писал ему.
— Зачем?
Он произнес это слово тоном, до того не похожим на его обычный тон, что голос его показался мне незнакомым.
— Ты не будешь сердиться, когда я отвечу на твой вопрос? — спросила я. — Дядя имел несколько поводов для того, чтобы написать майору, и одним из них было узнать адрес твоей матери.
Юстас внезапно остановился. Я замолчала, чувствуя, что не могу продолжать, не рискуя оскорбить его.
Надо сказать правду, поведение его, когда он впервые объявил дяде о нашей помолвке, было несколько странно. Дядя, естественно, начал расспрашивать о его семействе. Он ответил, что отец его умер, но мать жива. По настоянию дяди он согласился, но очень неохотно, объявить о своей помолвке матери и отправился повидаться с ней, сказав нам только, что она живет в деревне, но не сообщив нам ее адреса. Через два дня он вернулся с поразительным ответом. Мать его не имела ничего против меня и моих родных, но не могла дать своего согласия на женитьбу сына. И если он исполнит свое намерение жениться на племяннице викария, ни она, ни кто-либо другой из членов ее фамилии, которые все согласны с ней, не будут присутствовать на свадьбе. Когда у Юстаса попросили объяснения этого странного ответа, он сказал, что мать его и сестры желали, чтобы он женился на другой особе и что они были очень недовольны тем, что он вводит в семью незнакомую им девушку. Это объяснение удовлетворило меня. Мне приятно было узнать, что Юстас предпочел меня другой, но оно не удовлетворило моих дядю и тетку. Дядя заявил мистеру Вудвилу о своем желании написать его матери или повидаться с ней, чтобы узнать от нее самой о причине ее странного ответа. Но мистер Вудвил отказался наотрез сообщить адрес своей матери, уверяя, что вмешательство викария было бы бесполезно. Такая скрытность показалась дяде подозрительной. Он отказался одобрить возобновленное предложение мистера Вудвила и в тот же день отправил письмо, полное расспросов о нем, своему другу, майору Фитц-Дэвиду.
При таких обстоятельствах объяснение побуждений дяди было делом весьма щекотливым. Юстас помог мне, задав вопрос, на который я могла ответить без затруднения.
— Получил твой дядя ответ от майора Фитц-Дэвида?
— Получил.
— Читала ты его?
Голос его упал, на лице выразилось внезапное страдание, которое мне больно было видеть.
— Я принесла ответ, чтобы показать его тебе. Вот он.
Юстас почти вырвал письмо из моих рук и повернулся ко мне спиной, чтобы прочесть его при лунном свете. На это потребовалось не много времени. Ответ был краток. Я сразу запомнила его слово в слово и могу повторить теперь.
Многоуважаемый викарий,
Мистер Юстас Вудвил был совершенно прав, сказав вам, что он джентльмен по происхождению и по общественному положению и что он наследовал от отца независимое состояние, приносящее ему две тысячи годового дохода.
— Можно ли желать более ясного ответа, — сказал Юстас, возвращая мне письмо.
— Если бы я справлялась о тебе, этот ответ удовлетворил бы меня.
— Разве он не удовлетворил дядю?
— Нет.
— Что же говорит викарий?
— Зачем тебе знать это, мой милый?
— Мне нужно знать. В этом деле между нами не должно быть секретов. Сказал что-нибудь дядя, показывая тебе ответ майора?
— Сказал.
— Что?
— Он сказал, что его письмо состояло из трех страниц расспросов о тебе, и обратил мое внимание на то, что ответ майора состоит только из одной фразы. Он сказал еще: «Я вызывался побывать у майора, чтобы расспросить его лично, но ты видишь, что он даже не отвечает на мое предложение. Я просил его сообщить мне адрес матери мистера Вудвила — он на это отвечает молчанием. Он ограничивается кратчайшим подтверждением голых фактов. Обратись к своему здравому смыслу, Валерия. Такая нелюбезность — нечто необычайное со стороны человека, которого все справедливо считают джентльменом по происхождению и по воспитанию и который, кроме того, мне друг».
Юстас прервал меня:
— Что ты ответила на вопрос дяди?
— Я сказала только, что не понимаю образа мыслей майора.
— Что сказал дядя? Если любишь меня, говори правду.
— Дядя был очень резок. Но он старый человек, ты не должен сердиться на него.
— Я не сержусь. Что он сказал?
— Он сказал: «Запомни мои слова, Валерия. Майор знает что-то, касающееся мистера Вудвила или его семейства, но считает себя не вправе открывать это. Письмо его, правильно истолкованное, есть не что иное, как предостережение. Покажи его мистеру Вудвилу и, если хочешь, повтори ему мои слова».
Юстас прервал меня опять.
— Ты вполне уверена, что дядя сказал эти слова? — спросил он, пристально вглядываясь в мое лицо при лунном свете.
— Вполне уверена. Но я не думаю так. Не сомневайся во мне.
Он порывисто прижал меня к груди. Взгляд его испугал меня.
— Прощай, Валерия, — сказал он. — Постарайся думать обо мне снисходительно, когда будешь замужем за другим.
Он повернулся, чтобы уйти от меня. Я ухватилась за него с отчаянием.
— Я твоя и только твоя. Что сказала я, что я сделала, чтобы заслужить эти ужасные слова?
— Мы должны расстаться, ангел мой, — отвечал он с грустью. — Ты не виновата ни в чем. Можешь ли ты выйти замуж за человека, которому не доверяют твои ближайшие друзья? Моя жизнь была тяжелой. Я не внушил ни одной женщине той симпатии и дружбы, которые нашел в тебе. Тяжело лишиться тебя и обречь себя опять на одиночество! Но я должен принести эту жертву ради тебя, моя любимая. Я тоже удивлен ответом майора. Но как поверит мне твой дядя? Поверят ли мне твои друзья? Прости мне мою любовь. Прости меня и позволь мне уйти.
Я ухватилась за него отчаянно и бессознательно. Взгляд его заставил меня забыть о себе. Его слова повергли меня в отчаяние.
— Куда бы ты ни пошел, я пойду за тобой, — сказала я. — Друзья, репутация, — мне нет дела, кого или чего я лишусь. Я не могу жить без тебя. Я должна быть и буду твоей женой.
Эти порывистые слова были все, что я могла сказать, прежде чем мое горе нашло исход в слезах.
Он уступил. Он успокоил меня своим удивительным голосом, своими ласками. Он призывал небо в свидетели, что посвятит всю жизнь мне. Он поклялся, что единственной целью его жизни будет сделаться достойным такой любви, как моя. И разве он не исполнил своего обещания? Разве за клятвой этой ночи не последовала клятва перед Богом у алтаря? О, какая жизнь была передо мной! Какое неземное счастье выпало на мою долю!
Я снова подняла голову с его груди, чтобы еще раз испытать наслаждение, видя рядом с собой его — мою жизнь, мою любовь, моего мужа.
Я прикоснулась щекой к его щеке и прошептала:
— Как я люблю тебя!
И тут сердце мое замерло. Что почувствовала я на своей щеке? Слезу!
Он все еще сидел, отвернувшись от меня. Я повернула к себе его лицо, несмотря на его сопротивление, и увидела, что глаза моего мужа в день нашей свадьбы были полны слез.