Гермиона почувствовала, как кровь прилила к щекам.

- Прости, - пробормотала она, и Малфой, надменно фыркнув, отвернулся от нее.

Он вернул ширму на место и принялся накладывать заклинание за заклинанием, словно запечатывая комнатку мадам Помфри. Половина чар была невербальной, а из тех, что Малфой произносил вслух, Гермиона не знала ни одного, отчего она чувствовала себя еще хуже.

По мере того, как Малфой накладывал заклятия, в Больничное Крыло возвращались звуки. Не желая отвлекать его от – очевидно, очень важного – занятия, Гермиона погрузилась в раздумья. Теперь в её мыслях не было ни Рона, ни Гарри, ни Джинни. Все помыслы обратились к той мертвенной, давящей тишине, что царила здесь несколько минут назад. Она вернулась к догадке, которая посетила ее во время последнего разговора с Джинни. Происходящее было более чем странным, и Гермиона с горечью начала перебирать в памяти последние эпизоды. Теперь, в отличие от того момента, когда они обсуждали это с Джинни, она могла объяснить, в чем заключается странность. К сожалению, единственным человеком, с которым можно было поделиться своими догадками, был Малфой. Гермиона в который раз прокляла абсурдность происходящего и вздохнула. Оставалось дождаться, пока Малфой закончит со своими заклятиями, и задать ему вопросы. И – драккл его дери – она была настроена не отступать, пока не услышит внятных ответов.

Наконец, с заклятиями было покончено, и Малфой повернулся к Гермионе, смерив ее таким взглядом, словно не может решить: убить ее сейчас или отложить это на неопределенный срок. От одного этого взгляда все мысли, вопросы и догадки улетучились из головы, уступив место животному страху. Гермиона, изломанная и обездвиженная, лежала на больничной койке, и ни одна живая душа не знала, что они с Малфоем здесь. Воображение живо нарисовало картину, как Малфой убивает ее, а затем трансфигурирует тело в какую-то пустую склянку. От этих мыслей Гермиону начало трясти, что, впрочем, не укрылось от взгляда Малфоя.

- Трясешься, как осиновый лист, Грейнджер, - хмыкнул он. – Чего-то испугалась?

- Нет, - ответила она, искренне надеясь, что ее голос не слишком сильно дрожит.

- А, хваленая гриффиндорская смелость, - Малфой желчно улыбнулся. – Я вижу, что ты боишься, Грейнджер. Потому что мы тут одни, твоих друзей нет. Никто тебе не поможет.

- А еще я обездвижена, - закончила за него Гермиона, окончательно потеряв лицо.

- Уверена? – казалось, Малфоя происходящее невероятно веселило.

Гермиона шевельнула одной рукой, затем другой – той, которую миг назад считала обездвиженной, затем согнула ноги, повернулась, свешивая их с койки и, наконец, села. Голова тут же закружилась и картинка поплыла перед глазами.

- Изволь улечься, Грейнджер, - выплюнул Малфой. – Вряд ли наша обожаемая директор будет рада, если я доставлю тебя к ней в таком виде.

- Ты отправишь меня к МакГонагалл? – Гермиона не верила своим ушам.

- Я надеюсь, это просто последствия сотрясения, - он фыркнул, не скрывая презрения. – Если ты действительно настолько отупела, я буду разочарован. Ты, должно быть, решила, что я сейчас буду тебя убивать. Поспешу тебя огорчить: какие-то первокурсники видели, что я заходил в Больничное Крыло, так что твое чахлое тельце будет на моей совести.

- И как ты доставишь меня к МакГонагалл? – спросила Гермиона, снова укладываясь на койку.

- Отлевитирую, - он пожал плечами и без предупреждения взмахнул палочкой. Матрас, на котором лежала Гермиона, поднялся в воздух и понесся по направлению к выходу. В дверном проеме она стукнулась головой о косяк, от чего на глазах выступили слезы.

- Больно!

- Нос зачесался, - невозмутимо сообщил Малфой, явно наслаждаясь происходящим, но тут же чихнул, от чего рука его дрогнула, и матрас врезался в стену.

- Будь здоров, - проворчала Гермиона, потирая ушибленное плечо.

Малфой напрочь проигнорировал и ее слова, и ее ушиб.

Гермиона вернулась к мысли о том, что все же стоит задать Малфою свои вопросы, тем более, что за разговором, пусть бы даже и с ним, замок казался не таким страшным.

- Я заметила одну странность, - начала Гермиона, жестикулируя уже двумя руками. – Когда несчастье случилось с Роном, он кричал так, что разве что стекла не трескались. То же самое было и с Асторией. И с Джинни, и – я склонна полагать – с Гарри. Даже кошка Филча верещала. А сейчас мы даже не слышали, как раскололось стекло. То же самое говорила и Джинни во время нашей последней беседы: она проходила неподалеку от того коридора, где случилось несчастье с Асторией как раз в тот момент, и тоже не услышала ни звука.

- Ну-ну, продолжай, - в голосе Малфоя послышалась насмешка.

- Мне кажется, что их крики слышат только те, кто видят преображение.

- Ревоплощение, - бросил Малфой, и Гермиону поразило то, с каким спокойствием, даже равнодушием он об этом говорит.

- Хорошо, ревоплощение, - согласилась она. – А из того, что мы не слышали звона разбитого стекла перед ревоплощением мадам Помфри следует, что полная тишина наступает незадолго до ревоплощения.

- Начала правильно, - бросил Малфой. – Разбитое стекло было частью ревоплощения. Именно поэтому мы и не услышали его звона.

Гермиона замолчала. У нее было столько вопросов, и она хотела бы задать их все сразу, пока Малфой вообще был настроен отвечать.

- У тебя хорошие шансы, Грейнджер, - продолжал он тем временем. – Еще пару дней протянешь.

- Что? – Гермиона опешила и даже забыла, что хотела сказать. – Пару дней?

- Ладно, три дня, - проговорил он, словно не желая даже допускать мысли о том, что Гермиона протянет три дня. – Но это твой максимум.

- Почему? – Гермиона почувствовала, как страх сковывает ее сердце стальными цепями. – Это потому что я магглорожденная? Или потому что я видела много ревоплощений? Или потому что мне приснился этот сон? Или… Почему?

- Слишком много вопросов, Грейнджер, - раздраженно бросил Малфой.

- Но ты-то знаешь! Ты многое знаешь о происходящем, почему бы тебе не рассказать об этом?

- Потому что, - коротко ответил он. – И перестань задавать вопросы.

Гермиона захлебнулась возмущением и замолчала. Малфой умел быть невыносимым, она заметила это еще на младших курсах. Сейчас он левитировал ее по темным школьным коридорам, насвистывая какую-то незатейливую мелодию и, похоже, помахивая палочкой, потому что матрас, на котором лежала Гермиона, покачивался в такт этой дурацкой песенке.

- Малфой, ты что себе возомнил? – Гермиона из последних сил боролась с приступом морской болезни. – Идет какой-то странный дождь, люди то ли пропадают, то ли погибают…

- Ревоплощаются.

- Да, конечно, ревоплощаются! А ты идешь и насвистываешь! Кем ты себя вообще считаешь?

Малфой не отвечал, продолжая насвистывать и, судя по движениям матраса, помахивая палочкой чуть сильнее. Матрас пару раз опасно качнуло, и Гермиона почувствовала, как у нее засосало под ложечкой.

- Очень весело, Малфой, - крикнула она, собрав волю в кулак, - твою невесту сегодня ревоплотило, а ты ходишь и посвистываешь!

Гермиона выплюнула эти слова и практически тут же об этом пожалела. Движение остановилось, и первой промелькнувшей в голове мыслью было опасение того, что Малфой сейчас опустит матрас на пол и уйдет. Гермиона мысленно отругала себя за напоминание об Астории, ведь сама она понимала Малфоя, как никто другой.

- Прости, пожалуйста, - тихо проговорила она.

- Заткнись, пока я не бросил тебя посреди коридора. Вот почему отец велел не связываться с грязнокровками. От вас одни неприятности.

Благо, до кабинета директора было уже недалеко. Через какую-то пару мину, прошедших в полном молчании, Малфой уже назвал горгулье пароль и поднялся по винтовой лестнице.

МакГонагалл сидела за своим столом и что-то писала. Увидев Малфоя и Гермиону, она встала с места и застыла словно соляной столб. Малфой же в свою очередь спокойно опустил матрас на пол и повернулся к ней.