- Мисс Грейнджер, вам нужно позавтракать! – тоненько проговорил подошедший Флитвик, и Гермиона вздрогнула.

- Да, конечно, - она кивнула и двинулась к остальным студентам.

- За книгой идем сразу же после завтрака, - Гермиона уселась напротив Малфоя и схватила чашку с холодным чаем. – Дольше тянуть нельзя. Преподаватели пока держатся, но скоро запаникуют в открытую.

- Идем? – переспросил Малфой. – Ты имеешь в виду – вдвоем?

- Да, - пожала плечами Гермиона, не понимая, что такого сверхъестественного она сказала. А что?

- Я думал, ты останешься здесь, поможешь преподавателям с обустройством зала. В конце концов, в библиотеке может быть опасно.

- Да неужели? – Гермиона прищурилась. – Малфой, не говори, что это забота, я все равно не поверю.

Малфой хмыкнул и отпил чай.

- Я тебя не отговариваю. Учти, Грейнджер, действовать придется быстро, эмоции отбросить, сконцентрироваться только на книге. Я бы на твоем месте остался в зале.

- Я пойду, - упрямо проговорила Гермиона, и – нет, ей определенно показалось – Малфой вздохнул.

- Внимание всем! – провозгласила МакГонагалл, и Гермиона поморщилась от того, как громко ее голос звучал в практически пустом зале. – С сегодняшнего дня и до конца бедствия вашей гостиной будет Большой Зал. Зона приема пищи будет теперь у преподавательского стола. Зона отдыха – у дальней стены. Дальше уборной передвигаться запрещено. Весь замок объявляется запретной территорией. Сейчас я попрошу вас помочь с обустройством секторов факультетов.

Никто не спорил. Никто не возмущался. К удивлению Гермионы двое слизеринцев первыми поднялись из-за стола и принялись левитировать скамьи в зону приема пищи. Трое девочек с Хаффлпаффа вместе с профессором МакГонагалл колдовали над креслами для отдыха. Майкл и Джереми передвинули обеденный стол и присоединились к Флитвику, который чарами возводил тонкие перегородки, которые должны были ограничивать сектора факультетов.

- Стой! – Гермиона бросилась за Малфоем, который проскользнул к выходу из Большого Зала.

- Грейнджер, ты нужнее там, - отрезал он, но Гермиона уже вцепилась в его руку.

- Думал улизнуть? Малфой, когда ты поймешь, что мы все сейчас в одной лодке, и твое стремление жить обособленно подвергает нас всех опасности. И тебя в том числе.

- Хорошо, Грейнджер, - впервые Гермиона слышала в его голосе усталость. – Считай, что я тебя понял. Тогда послушай и ты меня. Мы сейчас направляемся в крайне незащищенное место. Черный уже побывал в библиотеке, у него есть туда ход, поэтому думать ни о чем, кроме книги, нельзя.

- Даже о том, какой ты мерзкий? – усмехнулась Гермиона.

- Даже о том, какой я мерзкий, - он был таким серьезным, что шутить – даже для поднятия духа – расхотелось.

- Хорошо. Не думать, - она согласно кивнула.

– Если я скажу уходить, ты должна уйти. Если меня схватит Черный – а такое может случиться – ты должна взять Руку Славы и бежать как можно быстрее.

- Малфой!

- И кстати, предупреждаю: если Черный схватит тебя, я тебя брошу, - Малфой неприятно усмехнулся.

Гермиона смотрела на него с непонятной тоской. Умом она понимала: случись что – и Малфой бросит ее, и она должна поступить так же. Но душа разрывалась от мысли о том, что возможно ее ждет еще одна потеря. Она и так уже потеряла многих.

- Ты опять думаешь? – прошипел Малфой, пытаясь высвободить свою руку из ее пальцев.

- Нет-нет, прости, - она вздрогнула и тряхнула головой. – Книга. Только книга. Ничего, кроме книги.

- Так-то лучше, Грейнджер. Вперед.

Гермиона отогнала от себя все мысли и зашагала за Малфоем по коридору.

- На всякий случай приготовь палочку, - бросил он через плечо, - я не смогу ничего сделать, пока ты висишь у меня на руке.

Гермиона кивнула и выставила вперед руку с палочкой. Малфой поднял повыше Руку Славы, освещая им двоим путь. Шаги отдавались гулким эхом, которое уносилось вперед по пустому коридору.

Это уже почти вошло в привычку: идти за Малфоем, взявшись за его руку, и стараться не думать обо всех тех, кто раньше многое для нее значил. Гермиона ощущала себя практически предательницей, но всякий раз, когда эта мысль вспыхивала в мозгу, какой-то вредный голос в голове говорил: «Давай, Грейнджер, думай о них, чтобы они до тебя добрались». Этот голос до ужаса напоминал Малфоя, и она ругала его, себя и весь мир за то, что Малфой прочно засел в ее жизни, а теперь еще и в ее голове.

«Книга!» - чертов Малфой, несносный, высокомерный гад, которого она сама оправдывала на суде, убеждая всех, что его просто запугали, что он боялся за свою семью, что он несколько раз за год оказывал им пассивное содействие. Она убеждала в этом Визенгамот, но сама не была в этом уверена, поэтому говоря это, она пыталась убедить саму себя в правдивости собственных слов. Судьи поверили ей, а она сама себе так и не смогла до конца поверить.

«Книга!» - Малфой на суде вызывал у нее жалость. Ни капли не пострадавший физически, но вымотанный морально постоянным присутствием Темного Лорда и сбрендившей тетушки, насмотревшийся на ужасы битвы, чуть не погибший в адском пламени, а потом еще и пробывший месяц под надзором дементоров – он вызывал жалость. Когда Малфой вернулся в школу, он ни словом, ни жестом, не высказал благодарности. Не рассыпался, как те же Паркинсоны, в обещаниях вечной преданности новому порядку, в заверениях, что магглорожденные – его лучшие друзья. Малфой просто был почти таким же, как и всегда. Иногда даже закрадывалось ощущение, что никакого суда не было, а борьба с Волдемортом – лишь плод воображения. Либо же раскаяние Малфоя проявлялось в такой изощренной форме, что остальные этого не замечали. Впрочем, сам он никого не задирал, молчаливо принимая новый порядок, но всем своим видом показывая, что не поддерживает его.

«Книга!» - и тем более странно было теперь видеть его в гуще событий, в эпицентре этого шторма, который кружил их всех, увлекая в пучину, грозясь поглотить большинство, а тех, кто спасется – вознести до небес. И тем более странно было понимать, что Малфой по какой-то неведомой причине вовсе не жаждет ее утопить, и даже напротив – помогает выжить. Она чувствовала к Малфою безразличие, презрение, отвращение, ненависть – это были привычные и понятные чувства. Но благодарность, которую она так или иначе испытывала теперь, была в новинку. Точнее, благодарность в целом Гермионе была не чужда. Но благодарность к Малфою – вот, что было ново. Более того, Гермиона понимала, что с благодарностью пришла забота, что по отношению к Малфою было уже слишком. Но она действительно переживала той ночью, чтобы с ним ничего не случилось. Можно было сколько угодно оправдываться тем, что он знает, где книга, что он умеет пользоваться чарами, что он должен их всех спасти. Нет, она переживала не поэтому. Не только поэтому.

«Книга!» - Гермиона была уверена что потом, когда дождь закончится и все вернется на круги своя, она вновь будет презирать Малфоя, а тот демонстративно не замечать ее. Возможно, он попросту сотрет из памяти всю эту неделю – уж теперь-то Гермиона знала, что для него нет ничего проще, чем стереть человека из мыслей. Да, в этом не было сомнений: их с Малфоем дороги разойдутся, как только с неба упадет последняя капля дождя, и она будет корить себя за эту странную заботу, за эти переживания, за то, что именно в лице Малфоя нашелся если не друг, то, по крайней мере, соратник. Она будет ненавидеть за это его и себя заодно. Но это все будет потом, когда-нибудь, когда последняя молния прочертит небо, последний раскат грома проворчит над лесом, последняя капля коснется земли. А сейчас небо было затянуто тучами, потоки воды застилали окна, капли тарабанили по карнизам, а она цеплялась за теплую руку Малфоя, при этом отгоняя от себя мысли о нем и концентрируясь на книге.

- Книга, - Гермиона не заметила, как сказала это вслух.

- Да? – Малфой удивленно обернулся и воззрился на нее. – Концентрируешься, Грейнджер? Молодец. Поняла, что злого противного Малфоя иногда надо слушать?