- Очередная гениальная идея, Грейнджер? Я весь внимание.

- Что, если наложить личные барьеры на каждого из них? Если ты говоришь, что воспоминания это зов, а зов создает нить, то стоит создать барьеры, чтобы обрубить эти нити.

- А потянешь? – Малфой не шутил и не издевался, он был абсолютно серьезен.

- Думаю, да, - она решительно выпрямилась и, не дожидаясь каких-либо возражений, крикнула: - Джереми, подойди, пожалуйста.

- Ты с ума сошла, - буркнул Малфой.

- Гермиона, все в порядке? – Джереми примчался моментально.

- Да, все в норме. Малфой пришел в себя. Послушай, Джереми, я могу наложить личные барьеры на каждого из нас. Тогда даже если основной купол пострадает, мы будем в безопасности.

- Отлично, - Джереми просиял. – Пойду обрадую остальных.

- Собирайтесь в зоне отдыха, я сейчас подойду, - улыбнулась ему Гермиона и повернулась к Малфою.

- Лежи тут и не двигайся. Я мигом.

- Грейнджер, ты чокнутая. Выложишься полностью, даже перо левитировать не сможешь потом.

- К тому времени ты восстановишься и сможешь восстановить меня, - отмахнулась она. – Лечись, Малфой.

Она торопливо зашагала в сторону зоны отдыха, где ее уже ждали ребята.

На то, чтоб поставить каждому личный барьер у Гермионы ушло около часа. Она была вымотана настолько, что еле стояла на ногах, и Майклу с Джереми приходилось поддерживать ее под локоток. У Гермионы кружилась голова от того, что замок постоянно то исчезал, то возвращался, но самым страшным было не это. Она видела нити на всех этих ребятах. Тысячи, десятки тысяч черных нитей, которые обвивались вокруг их голов, рук, словно заворачивая в кокон, незримый, но опасный. Теперь-то она знала, что это значит, и прекрасно понимала, что в любой момент любого из них могли либо выпить, как сказал Малфой, либо выманить за эти ниточки из замка.

Внезапное озарение чуть не сбило ее с ног: вот как Черные звали их, вот как доносились их голоса и вот почему их не слышал никто другой. Черные дергали за ниточки, словно кукловоды кукол. Гермиона ужаснулась тому, как темна была эта магия. Ведь никто, абсолютно никто не заподозрил, что эти голоса были влиянием извне, что это были чары. Впрочем, Малфой знал и предостерегал ее. Теперь Гермиона понимала, почему он не сказал сразу всю правду. Если бы он выложил все начистоту еще тогда, в первый день, она, скорее всего, не поверила бы этому. Правда была слишком жуткой, она заключалась в том, что заранее были обречены все, ведь неизвестно, о ком из ушедших и кто вспомнит в следующую минуту. Черные же подпитывали свои связи, посылая голоса в головы своих жертв. Никто из Черных не был ни одним из ушедших. Осознание этого обрушилось на Гермиону снежной лавиной. Никто из них не был бывшим другом. Никто там, под дождем, не скучал, не звал, не хотел провести вечность с ней. Они просто вытягивали по своим каналам мысли, чувства и переживания, и переиначивали их так, чтобы жертва сама вышла под дождь.

«Интересно, что видел во сне Малфой, - подумала Гермиона. – Определенно, не то же самое, что снилось мне. Интересно, как Черные пытались его пронять и выманить из Зала. Вряд ли они давили на совесть».

- О, конечно, Грейнджер, у меня же нет совести, - послышался из-за полога голос Малфоя. Гермиона так задумалась, что не заметила, как вернулась в свой сектор.

- Прости, я не хотела, - Гермиона присела на край кровати.

«Даже думать уже нельзя».

- Да Мерлина ради, Грейнджер, думай на здоровье, - Малфой махнул на нее рукой.

- У меня нет сил с тобой препираться, - отрезала Гермиона. – Я безумно хочу спать. Завтра я поговорю с тобой о твоем внезапно открывшемся мастерстве легилименции. А сейчас – иди в слизеринский сектор. Я спать хочу.

- Я бы с радостью, Грейнджер, но вот какая штука: я встать не могу, - в подтверждение своих слов он попробовал подняться, но двигался он так, что стало ясно – он не пройдет и трех шагов.

- Прекрасно. Я не могу тебя отлевитировать, я не могу создать себе кровать, потому что сил у меня нет. Придется спать в слизеринском секторе. Спокойной ночи, Малфой, - Гермиона со злостью задернула полог кровати и двинулась в сторону стягов со змейками.

Кровать Малфоя была ничем не хуже ее собственной. Гермиона рухнула на мягкие подушки, сбросила ботинки и плотно задернула полог. Стоило лишь смежить веки, как она отключилась.

Гермиона проснулась от тихого, еле слышного шороха. Она молниеносно выхватила из-под подушки волшебную палочку и направила ее в сторону шума. И только после открыла глаза.

- Предосторожности, Грейнджер, - протянул Малфой, глядя на палочку, нацеленную ему в район солнечного сплетения. – Молодец.

- Прости, - пробормотала Гермиона, опуская руку.

- Все как раз в порядке, - он ухмыльнулся. – Опасные времена настали. Не хотел тебя пугать, просто решил заглянуть, как ты тут.

- С чего бы это, - пробормотала она, спуская ноги с кровати. Малфой предпочел оставить ее вопрос без ответа.

Завтрак уже был в разгаре, и Гермиона, ощутившая невероятный голод, мысленно поблагодарила Малфоя за то, что разбудил ее.

- Слушай, я тут вчера подумала, - начала она, взяв в руку кекс. – Черные ведь не люди? Я имею в виду, это не те, кто ревоплотился. Это просто какие-то твари, использующие наши воспоминания и чувства.

- Любишь ты с утра пораньше задавать самые сложные вопросы, - буркнул Малфой, позевывая. – Скажи мне, Гренйджер, что отличает людей от остальных существ?

- Наличие души, - быстро ответила Гермиона. – А также мыслей и эмоций.

- Ну, предположим. Хотя я бы поспорил насчет мыслей и эмоций. Некоторые животные тоже невероятно умны и способны испытывать чувства вроде привязанности или радости.

Гермиона поджала губы и кивнула.

- Ты же видела, как происходит ревоплощение. Так подумай, люди это, или все же нет.

Гермиона надкусила кекс, запила его холодным чаем и задумалась.

- Ну, те, кто попал под прямое воздействие воды, растворялись, а затем восставали уже как Черные. А те, кто становился жертвой Черных, меняли тело. Но я склонна думать, что в них нет ничего от ушедших.

- Грейнджер, ты права ровно наполовину, - кивнул Малфой. – При взаимодействии с Черной водой тело человека переживает сложнейшую многоступенчатую трансфигурацию, которая сопровождается извлечением из этого тела тончайших элементов, которые принято считать душой. Под действием древней и сложнейшей магии вся энергия души переходит в создание нитей, которые ты видела. А тело, лишенное этих тонких элементов, становится безликим.

- То есть, весь этот дождь – последствие каких-то чар?

- Да, Грейнджер. Это сложная древняя темная магия. Чистокровные волшебники знают эту легенду, хоть и предпочитают о ней не вспоминать.

- Но я не чистокровная, - напомнила Гермиона, и тут же удостоилась странного, пронзительно долгого взгляда.

- Слушай, - почти приказал ей Малфой и принялся рассказывать. – В те давние времена, когда волшебники еще жили в поселениях магглов, почитаемые за умения и силы, жил один сильнейший волшебник.

- Мерлин? – подсказала Гермиона.

- Это времена до Мерлина. Не перебивай, - он поморщился. – Волшебник этот был стар и считался отцом всех магов. Он считал, что маги должны держаться в стороне от маггловских распрей, и был слишком разгневан, когда два маггловских города пошли войной друг на друга, а волшебники их в этом поддержали. Развернулось сразу две войны: и магическая, и маггловская. Люди словно с ума сошли, не гнушаясь ничем ради победы. Но силы были равны. И вот, когда обе армии, изрядно поредевшие и озлобленные, вышли на последнюю битву, этот колдун пришел на поле брани и проклял весь волшебный род. «Ненависть, что вы плодите в войнах, и все те чары, которыми вы разрушаете души друг друга, да обернутся против вас, - сказал он. - Да падет на ваши головы вся та тьма, что произвели вы. Уж коли не вразумляют вас разговоры, потери будут вашим уроком». На это заклинание колдун потратил все свои силы и рухнул замертво.