Тощая супруга Дармеда, забиравшая опустевшую посуду с соседнего стола, выразительно закатила глаза и вмешалась, упростив витиеватую речь мужа:

— В лесу улиток-мясоедок полно. И еще мокряки шастают. Про гнус уж и говорить не стоит…

Это — да! Про гнус не стоит. К набору фирменных блюд в заведении Дармеда прилагалась бесплатная баночка с самодельной холодящей мазью для успокоения горящей от укусов мошки кожи. Будь ее побольше, Брюс бы обмазался с головы до ног. Зудели, кажется, даже щеки изнутри.

— Так что ночевать всяко лучше под крышей, — заключила женщина, внимательно глядя на Брюса.

— Душно здесь, — буркнула раздраженная Элия, отодвигая расковырянную, но так и не опробованную порцию рыбы. — И грибами воняет.

— Древесину как ни смоли, а все равно гниет, — развел руками Дармед.

— Строили бы из камня.

— Еще того хуже. В камне жить — это сырость и холод копить. Вот господа, те выжарок заводят. А нам куда? Один жене в наследство достался, да и тот выдохся от старости.

Брюс снова перехватил взгляд супруги Дармеда. Она быстро отвернулась, сделав вид, что протирает медный таз. Судя по преувеличенному усердию, таз готовился на роль зеркала.

— …А «Стихии» — это вам не просто игра! — строго донеслось от стола в углу. — Это ж сама жизнь! И будь проклят тот, кто относится к игре легкомысленно… Вот, скажем, карта Огня. Воплощение страсти. Как положишь, так и выйдет. При одном раскладе — обогреет, при другом — испепелит. Все как в жизни…

Брюс крепко ухватил за плечо Элию, еще до того, как она успела незаметно переместиться на самый краешек скамьи.

— И думать забудь!

— Я просто слушаю, — фальшиво огрызнулась она, высвобождаясь.

— …тот, кто холоден в игре и только на блеф рассчитывает, тот, может, и сыграет разок-другой удачно, да только вкус игры не почует, и игра ему за такое пренебрежение всяко отомстит…

— Нечего тут слушать.

— Не указывай мне, — девушка поджала губы. — Лучше сам придумай, как заработать. Наймись к ним насекомых вывести, что ли.

За окнами, покрытыми, как и все здесь, тонким слоем масла (несвежего, а оттого неумолимо воняющего рыбой и водорослями), сгущались сумерки. Все отчетливее разгорались отраженные светильники, все явственнее увеличивалось количество людей — настоящих и повторенных в стекле.

Брюс разодрал ворот, чувствуя, что задыхается.

— Надо искать другое пристанище.

Элия угрюмо кивнула. Как и Брюсу, возвращаться в сырой лес на прокорм мошке ей не хотелось. А ведь где-то там слонялись еще и обещанные мокряки.

Худощавая хозяйка прошла рядом, задев краем платья и овеяв ароматом специй. Кажется, только от нее в этом заведении пахло хотя бы относительно приятно. Правда, когда тебя обволакивает запахами перца, душицы, красеника уже раз в десятый, это раздражает.

— Жена этого мозгляка к тебе неравнодушна, — не поднимая глаз и продолжая выцарапывать на покрытом слоем жира столе нечто не достойное руки наследной баронессы, сообщила Элия.

— Чего?

— Весь вечер глаз с тебя не сводит. Не заметил, что ли? И вокруг нашего стола так и вьется.

— Не выдумывай.

— Не слишком юна, сильно костлява, но в целом на любителя тощих еще вполне в соку…

— И ты ревновать не станешь?

— Если ты договоришься с ней о ночлеге, то не стану.

— Хватит чушь нести.

Как раз в этот момент Брюс перехватил очередной взгляд худощавой женщины. В носу немедленно засвербело от назойливого аромата пряностей. Пока Брюс раздумывал: чихнуть немедля или пару мгновений погодя, жена Дармеда приняла его остекленевший взгляд за приглашение.

Женщина, мельком покосившись на супруга, занятого инвентаризацией теперь уже корзинки с сухариками, решительно двинулась к их столу. Наклонилась, забирая давно пустую тарелку. Брюс почувствовал, кроме пряностей, еще и запах древесной смолы и сдобы.

— Какие у вас руки, — вдруг проговорила хозяйка, нагнувшись к Брюсу еще ближе и поддевая шершавой ладонью его кисть.

Брюс едва не опрокинулся вместе со стулом, выдергивая руку. Элия ехидно хмыкнула и демонстративно пересела к картежникам.

Хозяйка, словно не заметив, медленно улыбнулась:

— Нечасто встретишь такие красивые длинные пальцы… И такую светлую, даже для наших краев, кожу…

Их взгляды скрестились, и неловкость как водой унесло. В глазах женщины не было и намека на фривольность. Совсем даже напротив: смотрела она спокойно, с каким-то расчетливым выжиданием.

— Вы спрашивали работу…

— Да. Моя спутница маг и…

— Не смешите меня. — Уголки тонких бесцветных губ приподнялись еще выше. — Эта девочка такой же маг, как и мой недотепа-муж. Моя прабабка была магом, я хоть и не унаследовала ее дар, но уж кое в чем разбираюсь.

— Значит, маг вам не нужен?

— У меня… у нас есть работа для некроманта.

Брюс моргнул. Пауза скользнула совсем крошечная, но тяжелая, как свинцовый шарик.

— Некромантия запрещена.

— Точно. Вот потому-то и дело наше вот уже почитай два десятка лет стоит незавершенное…

— Что ж… Всегда можно обратиться за помощью в Золотые земли.

— Дело у нас семейное, деликатное… Да и не по карману нам услуги магов из Золотых земель. А вот, скажем, если какому одаренному проезжему негде переночевать и нечем заплатить за ночлег, так мы бы договорились… И насчет крыши, и насчет оплаты.

Брюс задумчиво потер переносицу. В собственной одаренности он сильно сомневался, но в слове «оплата» явственно прозвучали ободряющие нотки.

* * *

…Пробираться пришлось через чудовищные заросли лопухов — жилистых, распластавших твердые, как противни, листья. Ворсистая темно-зеленая поверхность была щедро сдобрена бисером «росы фей».

— …ее прабабка была особа скверного характера. И не одобрила, когда правнучка вышла замуж за простака Дармеда. Боялась, что тот женился на девушке из-за наследства, которое якобы готовила колдунья для единственной внучки.

— Большое наследство?

— А вот этот самый дом. — Брюс остановился, потирая зудящие руки и оглядывая сгорбившуюся в тени плакуч махину постройки.

Дом был целиком сложен из бурого в прожилках камня. От времени и непогоды камень потемнел и покрылся разводами вездесущего цветного лишайника. На конек двускатной крыши летухи нахлобучили лохматое гнездо.

— И что? — голос Элии вывел Брюса из созерцательности.

— Еще шустрая прабабка баловалась магией. В том числе и запретной… Померла она, отравившись черноцветкой. Хоронить собрались наутро, а на ночь скорбящие родственнички оставили тело покойной в доме… Утром тела в запертом доме не обнаружили.

Элия перестала теребить мешавший ей пройти лопух и уставилась на Брюса беспокойно.

— Следов они тоже не нашли, — с удовольствием продолжил Брюс. — То есть нашли, но все внутри дома… Как будто покойница, недовольная переполохом, устроенным родственниками, наводила в доме привычный порядок. А потом как сквозь землю провалилась… В буквальном смысле.

— Что?

— Ну, они подозревают, что покойная колдунья закляла свое бренное тело сторожить дом и с помощью некромантии велела ему затаиться где-то внутри… — Брюс хмыкнул. — А потом, видно, передумала. И теперь является к правнучке по ночам и просит захоронить по-человечески, а Дармеду призрак и вовсе спать не дает.

— Тело они не искали, что ли?

— Видишь ли… Правильно зачарованное тело, как и клад, не пойдет в руки простакам.

— Опять покойники, — Элия недовольно скривилась. — Опять чего-нибудь сотворишь… непредсказуемое.

— Вернемся к Дармеду?

Девушка фыркнула и ускорила шаги.

Даже в сумерках можно было без труда разобрать детали сюжета сквозного ажура каменных перил. А можно и не разбирать… Мало кого порадует созерцание тритонов, пожирающих жаб.

Незапертая дверь отошла легко и беззвучно. Тьма внутри казалась такой плотной, что едва не выплеснулась за обрез дверного косяка.

— Надо было фонарь взять…