Он повернул тело, и Человек-Который-Ходит-Посередине посмотрел Баку в глаза усталым взглядом существа, которому безумно надоело ждать. Он был жив и произнес с трудом:

– Поехали…

Кровь хлынула из ноздрей и рта, раскрылась рана на шее.

Бак переглянулся с Жёлтой Птицей и глазами попросил помочь ему. Удивления он не выразил. В окружении индейцев он переставал удивляться. Он неоднократно видел в бою, как воины получали смертельные раны, но вместо песни смерти затягивали песню храбрых и не выходили из боя. Они были храбрыми и гордились тем, что называли себя так. После сражения они с гордостью рассказывали, как свирепый враг наносил им рану за раной, но Великий Дух не дал им умереть. Иногда Эллисону казалось, что дикари просто не знали, что от определённых вещей человек просто обязан был умереть, и это непонимание оставляло их в рядах живых. Эллисон не был индейцем и не понимал, откуда шла такая необъяснимая живучесть, почти сказочная выносливость. Порой выдержка краснокожих пугала его, не верилось, что люди могут быть таковыми. Но они были.

Бак сел на мустанга и при помощи Жёлтой Птицы усадил перед собой Человека-Который-Ходит-Посередине. Сперва он хотел соорудить волокуши, но вождь отказался, сказав, что желает ехать верхом, как присуще воину. Они медленно поехали сквозь падающий снег. Вождь качался, его рваная заледеневшая рубаха хрустела на морозе.

Когда сгустились сумерки, Бак прикинул, что они покрыли около двенадцати миль. Разумеется, нагнать уехавшую деревню они бы не сумели, поэтому Жёлтая Птица велел Баку высматривать жилище Волосатого Подбородка, который должен был стоять в стороне от всех. Этот воин частенько практиковал колдовство и для этого предпочитал заметно отставать от племени. Жёлтая Птица знал, что после случившегося Волосатый Подбородок обязательно обратится к невидимым силам, и это означало, что его типи повстречается им раньше других.

Через некоторое время Бак различил в сумраке конус палатки. Вокруг спали седые от снега утёсы, величественно поднимались из девственных сугробов мохнатые ели. В этих местах не могли не обитать призраки. Тяжёлый входной полог шумно откинулся, и из жаркого, освещённого углями типи вышел на мороз Волосатый Подбородок, одетый в длинную шаманскую рубаху, украшенную перьями и волосами. Его взгляд блуждал в густой синеве зимнего вечера. Увидев приближавшихся всадников, он встрепенулся, снова откинул полог, и красные блики огня высветили на его лице чёрные глаза.

– Вороний Призрак, – позвал он сына, – приготовь быстро спальное место. Человек-Который-Ходит-Посередине вернулся…

Экспедиция полковника Кэррингтона выдвинулась в сторону Ларами в мае. Наличие трёхсот человек в мундирах говорило о том, что вытянувшаяся по равнине колонна была военной, но присутствие женщин в обозе заставляло усомниться в этом, присутствие же оркестра и нескольких негров-слуг наводило на мысль, что по прерии едет настоящий балаган. Впрочем, генерал Шерман лично посоветовал женщинам сопровождать своих мужей в экспедиции и даже взять с собой детей, потому что путешествие, по его мнению, должно было быть очень привлекательным и совершенно мирным.

Колонна полковника Кэррингтона остановилась на привал, не дойдя каких-то четырёх миль до форта Ларами. Знай полковник, что в форте именно в тот момент переговоры правительственной комиссии с Лакотами достигли своего накала, он, вероятно, нашёл бы способ повременить с прибытием к месту назначения. Теперь уже было поздно.

Солнце склонялось к горизонту, и тени людей беспомощно растекались по траве, становясь тоньше и слабее.

– Послушайте, полковник, – к нему подошёл ссутулившийся Джим Бриджер. Это был шестидесятилетний старик с широким лицом, похожим на картофель. Несмотря на свои годы, Бриджер считался в армии лучшим проводником. – Что-то нашёптывает мне, что нелёгкая притащила нас сюда в скверное время. Индейцы, которых я видел, сообщили мне, что переговоры с Лакотами, на нашу беду, зашли в тупик. Краснокожие сильно волнуются, чёрт возьми, и прибытие нашей колонны подольёт масла в огонь. Тут и слепой поймёт, что дело дурно пахнет.

– При чём тут мы? Это дела комиссионеров. И вообще встреча с вождями должна была давно завершиться.

– Жаль, что у меня язык подвешен не так здорово, как у того сочинителя, что наплёл истории про Ирокезов и Делаваров, не то я бы порассказывал вам ужасов, полковник. Лакоты – народ отчаянный. Я повидал на моём веку немало дикарей, но Лакоты особенные. Это вам не какая-то отдельная банда, а целая семья племён. Семь здоровенных воинствующих племён. Они непокорны, как ветер. Я полагаю, что договориться можно разве что с мёртвым Лакотом. Впрочем, я не всегда бываю справедлив в моих суждениях, сэр.

– Для чего ты завёл этот разговор, Джим? Я выполняю порученную мне работу, изменить что-либо не в моей силе. У меня приказ.

– В том-то и беда, что вы, армейцы, делаете все по приказу… А ведь жизнь сложена не по приказу… Мне бы не хотелось присутствовать на ваших похоронах, полковник…

– Сэр! – подбежал румяный ординарец. На его лице сияла довольная улыбка, и он радостно доложил, что прискакал какой-то краснокожий и желает говорить с белым вождём.

Это оказался индеец из клана Опалённых Бёдер. Ноги и бёдра его были закутаны в красное одеяло, коричневый от солнца торс его украшен только нагрудником из гладких костей и серебряной медалью с изображением Джефферсона. Часовые проводили его к полковнику. Джим Бриджер, щурясь и покачивая головой, выкурил с индейцем трубку, затем они помолчали с минуту.

– Я Стоящий Лось, – объявил гость и ткнул пальцем в старого Бриджера. – Некоторые называют тебя Толстой Глоткой за тот случай, когда ты приехал к индейцам с горлом, распухшим из-за какой-то болезни белых людей. Ты водишь Больших Ножей по землям нашего народа. Наши люди хорошо знают тебя. Я помню, как ты привёл племя Змей на переговоры к форту Ларами много зим назад.

– Да.

– Зачем здесь солдаты? В крепости заключается мир с Лакотами. Если вас увидят храбрые, они будут сражаться. Зачем здесь солдаты? – Стоящий Лось быстро жестикулировал, полагая, что белый офицер мог вполне понять его без переводчика, раз он приехал за землю Лакотов.

– Я веду солдат охранять Боузменский тракт и строить крепости, – пояснил Кэррингтон через Бриджера. Он махнул рукой, указывая на запад. – Там будут возводиться большие укрепления для наших солдат.

– Та земля принадлежит Лакотам. Они не пропустят вас и начнут войну. Я и Крапчатый Хвост – друзья. Мы верим, что дети Великого Отца не с плохим сердцем идут в нашу страну. Опалённые Бёдра – тоже Лакоты, но мы не хотим войны. Оглалы называют нас женщинами и трусами, потому что мы верим белым людям. Оглалы не любят белых людей, Красное Облако будет драться…

Когда Стоящий Лось ускакал, сделав такое неожиданное признание, Бриджер увидел кислое выражение на лице Кэррингтона.

– Ставлю галлон виски, полковник, что краснокожему не удалось вас отговорить от вашей чёртовой затеи.

– Это приказ, а не затея, – возмутился офицер, – это не моя блажь, Джим. Я не свободен, как ты, хочешь – идёшь проводником, хочешь – нет. Я состою на службе и выполняю приказ правительства.

– Я стар, – спокойно ответил следопыт, – я вдоволь поел лосятины. Я от души нагулялся по горам и прериям. Я пожил своё, полковник, а вот вы с вашей миссис и оравой молокососов в мундирах, украшенных золотыми пуговицами, зря спешите свидеться с Лакотами. Не спорю, это дьявольски интересные ребята, ловкие, хитрые. Но не обязательно убеждаться в этом на собственной шкуре.

На следующий день, когда Кэррингтон прибыл в форт Ларами, огромное пространство, на котором раскинулось море индейских палаток и паслась лавина лошадей, всколыхнулось. Весть о том, что белый вождь с солдатами направлялся в страну Лакотов строить новые укрепления, облетела все собравшиеся кланы. Потоки всадников полились к тенту, в тени которого велись переговоры, требовать объяснений.