— Да, если пожелаешь.

— О, я желаю.

— Прекрасно, тогда оставь все свои ребячества. — Взяв Сару на руки, он понес ее назад. — Тебе понравились стихи?

— Да, спасибо тебе. Спасибо за все. И особенно за Шарлотту. — Сидя в постели, она погладила куклу по волосам. «Как я еще, наверное, мала и глупа, если пришла в восхищение от такого подарка», — подумала она.

— Я принес тебе немного поесть, — сказал Габриель и, достав из коробки блюдо с дымящимся кушаньем, поставил его на поднос, который затем положил на колени к Саре.

— Надеюсь, тебе это понравится.

— Пахнет великолепно, — отозвалась она. — Но разве ты сам не собираешься поесть вместе со мной?

Он отвел взгляд в сторону.

— Я уже поел.

— О! — Она не знала откуда начать. Тарелка была доверху наполнена мясом цыпленка под белым соусом, овощи обильно политы маслом, толстый ломоть хлеба источал медовую сладость.

Поставив бокал с вином на столик, он склонил голову.

— Наслаждайся ужином, дорогая.

Габриель стоял у камина, глядя на пламя. От запаха жареного цыпленка ему было плохо, но так хотелось посидеть рядом с Сарой, разделяя с ней трапезу, как обычному смертному.

Он не принимал людской пищи уже несколько веков. Мысль о еде внушала ему отвращение, его диета включала лишь кровь да изредка стакан красного вина.

Он оглянулся через плечо на Сару. Она казалась такой трепетной и полной жизни. Каким бы проклятым он ни был, но его кровь спасла ее. Страшные ожоги и пузыри исчезли без следа. Денек-другой — и Сара будет совсем здорова.

Он снова перевел взгляд на пламя. Завтра… Как долго он сможет держать ее здесь? Он уже не в силах расстаться с ней, ему этого не вынести.

Она была здесь всего один день, а насколько ярче стала его жизнь! Даже находясь в паутине сна в глухом подземелье, он ощущал ее присутствие наверху. Впервые за три столетия он не чувствовал себя одиноким.

Но он не мог приговорить ее к жизни здесь, с ним, неживым, не мог отрезать ее от всего человечества только по той причине, что ему приятно ее общество в ночные часы бодрствования и что в дневные часы сна необходимо чувствовать ее близость.

— Габриель?

Он повернулся к ней, внезапно поняв, что она произносит его имя уже не первый раз.

— Прости, дорогая, ты что-то сказала?

— Конечно.

Сара следила, как он движется по комнате скользящими шагами, как развевается у него за спиной плащ. Это похоже на лунную тень на воде, подумала она. Казалось, он не касается пола.

Он наполнил вином бокал и протянул ей. Благодарно улыбаясь, она сделала глоток и вернула бокал ему.

Неотрывно глядя ей в глаза, он отпил с того края бокала, к которому прикасались ее губы.

Когда их взгляды скрестились, Сара ощутила жар внутри себя. В этом было что-то необыкновенно чувственное — смотреть, как он прижимается губами к тому месту, где только что были ее губы.

Она облизнула пересохший рот, ей показалось, что он заполняет собой всю комнату. Блики от огня плясали на его волосах, окрашивая золотом черные пряди. Выражение глаз делалось все напряженнее, как будто в их глубине вспыхивал пожар. Она окинула Габриеля взглядом, уже зная, как велика сила, заключенная в нем. Он был весь в черном.

Он не двигался и, казалось, наполнял ее своим существом, влияя на ее ощущения, пока все, что она могла видеть и чувствовать, не стало Габриелем. Все, что она могла осязать или обонять, было им.

Сердце заходило в ее груди тяжелыми гулкими ударами, словно бой далекого барабана.

Она открыла рот, чтобы произнести его имя, но не смогла издать ни звука, за исключением вздоха…

— Дорогая… — Он сделал к ней шаг, простирая руку в мольбе. В белой сорочке, с золотыми волосами, струящимися по плечам, с горящими голубыми глазами, она казалась мадонной, ангелом.

Габриель отдернул протянутую руку и опустил ее, сжав кулак. Она была ангелом, а он-монстром, который не имел права ни прикасаться к ней, ни желать ее.

Он отступил на шаг, но Сара поняла, что он отстранился неизмеримо дальше, ощутила вставшую между ними преграду. И это испугало ее.

— Габриель?

— Ты должна отдыхать, Сара.

— Я отдыхала весь день. Мы никуда не пойдем сегодня?

— Возможно, завтра вечером.

— Я чем-то расстроила тебя?

— Нет!

— Тогда что случилось?

— Ничего. Тебе пришлось пройти чуть ли не через Страшный суд, надо восстановить силы.

— Но я чувствую себя прекрасно. — Она смотрела на него, слегка нахмурившись. — Странно, почему я так хорошо себя чувствую? — Она внимательно поглядела на свои руки, будто никогда не видела их прежде. — Почему я так быстро поправилась, Габриель? Это непонятно и пугает меня.

— Тебе нечего бояться. — Он шагнул к ней, колеблясь, желая прижать к себе и в то же время боясь потерять контроль над собой, не суметь остановить поднимающийся в нем голод. — Совсем нечего.

— Но огонь, Габриель, он же обжег меня. Я… — она задержала дыхание. — Я должна была умереть. Я умирала. Я слышала, как сестра Мария-Жозефа говорила сестре Марии-Луизе, что смерть будет для меня избавлением. Я помню, как отец Доминик стоял рядом с моей постелью, готовя меня к уходу в мир иной… — Она смотрела на него с замешательством. — Что случилось со мной, Габриель? Почему я не умерла?

— Я не могу объяснить тебе этого, дорогая. Просто доверься мне. Верь, когда я говорю, что тебе нечего бояться.

Но она не могла не бояться. Весь день Сара избегала задавать себе вопрос, почему она не умерла. Днем ей казалось, что все хорошо и так должно быть и впредь, что ничего необычного не случилось. Но больше она не могла продолжать думать в таком же духе. У нее были страшные ожоги, и они не могли улетучиться чуть ли не в одно мгновение. Она помнила их, помнила боль от них, но ее кожа зажила, через день-два она совсем поправится.

Проклятие сорвалось с губ Габриеля, когда он увидел тревогу и страх в ее глазах. В два шага он достиг ее постели и, взяв на руки, пошел к своему креслу, садясь и баюкая Сару на коленях как дитя.

Он пристально смотрел в ее глаза, заставляя подчиниться его воле.

— Спи, дорогая. Тебе нечего бояться, спи, дорогая моя, спи…

Он чувствовал, как спадает ее напряжение, как тяжелеют, опускаясь, веки. В следующую минуту она уже спала.

ГЛАВА VIII

Силой своей воли Габриель заставил Сару проспать весь следующий день.

Он пробудился с закатом. Сменил одежду и, покинув катакомбы, двинулся к приюту.

Растворившись в сутолоке тумана, он вошел в здание, бывшее для Сары домом последние тринадцать лет. За все это время он не заходил ни в одну комнату, кроме ее.

Он направился в конец коридора, заглядывая по пути в гостиную, кухню. Одна большая комната была наполнена мольбертами, на стенах висели картины и полки с книгами. Две няни наблюдали за детьми, увлеченные разным делом. Он прошел мимо них, затем миновал домашнюю церковь, чисто инстинктивно убыстряя движение.

Наверху по большей части располагались спальни. Едкий запах дыма, пропитавший стены, висел в воздухе. Комната над Сарой выгорела чуть ли не дотла, стены были обуглены, часть пола провалилась. Он увидел прожженную пустоту, ведущую к постели Сары. То, что она выжила, было чудом, и чудом было, что она не пострадала сильней.

Он обнаружил нескольких сестер, собравшихся вместе в комнатушке под лестницей и монотонно обсуждавших пожар и состояние одного из сильно обожженных детей. Имя Сары тоже упоминалось несколько раз.

Затем в комнату вошла сестра Мария-Жозефа.

— Я говорила с отцом Андре, — сказала она. — Он считает, что я все выдумываю. Но это не так! Я знаю, что видела его. — Глаза старушки наполнились слезами, голос был полон безнадежности. — Он забрал Сару-Джейн. Дьявол утащил ее.

— Может быть, мы должны заявить об ее исчезновении в полицию? — подсказала одна из сестер.

— Что же они могут поделать против дьявола? — Мария-Жозефа недоверчиво покачала головой. — Они поверят моему рассказу не больше, чем наш отец Андре.