С этого дня, кроме самолета, я больше ни о чем не думал. Мое воображение рисовало захватывающие картины летной жизни. Даже во сне то парил в облаках, то с головокружительной быстротой проносился над родным селом, то прыгал с самолета с парашютом. И не один раз во время таких снов «пикировал» с кровати на пол. И то полет!

Однажды я поделился своими планами с товарищами. Многие из них тоже хотели обрести крылья. Вот мы и решили, несколько человек, все вместе «удариться на летчиков». Поехали в Казань поступать в авиационный техникум. Матери и друзьям я сказал:

— Приеду только летчиком, а пока им не стану, не ждите!..

Но надо же было так случиться, что в спешке я забыл захватить с собой свидетельство об окончании семилетки. Приехал в Казань, к экзаменам меня не допустили. Пока по почте затребовал свидетельство из дома, прием закончился. Товарищи мои поступили, а я остался. Горько и обидно стало. Но что поделаешь? Возвращаться домой стыдно было — засмеют товарищи. Поступил на судоводительское отделение Казанского речного техникума. Но мысль об освоении летного дела не покидала меня ни на минуту. Учился на капитана, а в душе оставался «летчиком».

В то время советская авиация завоевала мировую славу, наши отважные летчики удивляли мир невиданными в истории перелетами. Коммунистическая партия и Советское правительство окружили своих соколов материнской заботой и вниманием. Слово «летчик» произносилось в народе с особым уважением. Читая в газетах о героических подвигах и новых мировых рекордах советских авиаторов, я мысленно представлял себе, как буду летать сам и побивать рекорды…

В 1936 году партия бросила клич: «Комсомол, на самолеты!» Вместе с другими студентами второго курса речного техникума я начал посещать занятия по летной подготовке при аэроклубе. Все свободное время отдавал любимому делу, стараясь до тонкости изучить самолет и его вождение. Трудно было. Отрывал время от сна. Часто всю ночь напролет просиживал за книгами в моторном или самолетном классе, а утром шел на занятия в речной техникум. Наконец настал долгожданный день: вместе с инструктором Сашей Мухамеджановым я впервые поднялся в воздух. Почувствовал себя на вершине счастья. Будто крылья выросли у меня.

Весной 1937 года меня допустили к самостоятельному полету. Получил последние указания и напутствия инструктора. С трепетом в сердце подошел к учебному самолету «У-2», сел в кабину. Приятная дрожь пробежала по телу. Быстро взял себя в руки. Первый полет с «грузом» в передней кабине прошел с некоторыми отклонениями от нормы для начинающих полет по «коробочке». Я был огорчен. «Отстранят», — вертелась в голове мысль. Но инструктор, словно не заметив моих ошибок, махнул рукой в сторону взлета. Настроение у меня поднялось, и два следующих полета по кругу я сделал более удачно. Так за лето прошел положенную программу для учлета. И тогда захотелось поскорее ознакомиться с боевым самолетом и, как говорится, полетать «с ветерком». Окончив речной техникум, пошел работать на волжский пароход. В конце концов и это было неплохо. Широкие просторы могучей русской реки — матушки Волги, живописные пейзажи по обе стороны, где крутые лесистые берега и высокие каменные утесы сменяются бескрайними зелеными лугами, ласкали глаз и наполняли сердце радостью. Но ничто уже не могло изменить моего стремления. Сердце неудержимо рвалось в воздух, в голубые заоблачные дали. И я не выдержал этого магического искушения. Не дождавшись конца навигации, пошел в военкомат и излил там свою душу: «Хочу стать летчиком-истребителем, помогите, прошу вас». Показал удостоверение об окончании курса летной подготовки при аэроклубе. Меня поняли. Вскоре вместе с товарищами по аэроклубу Валлиулиным, Пигаревым, Макушевым, Максимовым и Панушкиным я стал курсантом Оренбургского военного авиационного училища. Там мы еще больше подружились и стали помогать друг другу постигать летное мастерство. Все вместе каждое утро летом и зимой бегали на речку купаться, усиленно занимались спортом. Прямо с речки бежали в спортивный городок и пробегали двенадцать кругов четырехсотметровки, потом переходили к штанге, турнику и другим снарядам. Не успели оглянуться, как пролетело счастливое время учебы, и мы стали военными летчиками-истребителями.

22 июня 1941 года гитлеровские орды вероломно напали на нашу Родину. Зловещая тень фашистской свастики распростерлась над нашей землей. Тысячи черных стервятников заполнили небо Украины и Белоруссии, обрушивая бомбы на спящих советских людей. Дым и смрад окутывали пылающие города и села. Горели стога необмолоченного и массивы еще нескошенного хлеба. Лилась кровь детей, женщин и стариков. Смертельная опасность нависла над страной, над завоеваниями Великого Октября.

Весь советский народ по зову партии грудью встал на защиту Отчизны. Никакие зверства фашистов не могли сломить мужества и воли к победе поднявшегося во весь рост народа-богатыря. Его лютая ненависть к врагу, решимость сломить и уничтожить фашизм возрастали с каждым днем. Они выражались в ожесточенных боях, в яростных контратаках всех родов советских войск, а особенно летчиков. Наши летчики-истребители, не задумываясь, вступали в бой с превосходящими силами врага и дрались до последнего патрона, до последней капли бензина в баках, а когда кончались боеприпасы и горючее, не страшились таранить фашистских стервятников.

Накануне войны я служил в авиационной истребительной части в г. Могилеве. Рано утром 22 июня мы по тревоге вылетели в направлении города Минска. Над землею висела черная дымовая завеса, а внизу бушевало море огня. На всю жизнь запомнил я то утро, принесшее столько горя и несчастья нашему народу. «Вот и настало время, — подумал я, — нам, ровесникам Октября, постоять за Родину, оградить от посягательств врага то, что завоевали наши отцы в 1917 году». Тут, над горящей землей, я поклялся жестоко отомстить фашистам за их злодеяния и зверства. Так началась моя боевая жизнь.

Нельзя сказать, что в первые дни войны мы хорошо владели летным боевым мастерством и что все у нас проходило гладко. Нередко мы, молодые летчики, допускали ошибки. Но ненависть к врагу и беззаветная любовь и преданность Родине, умение старших командиров быстро передавать нам накопленный ими боевой опыт помогали нам бить гитлеровских асов в воздухе.

Первое время я служил в эскадрилье летчика Захара Васильевича Плотникова. Его боевым мастерством не раз восхищались однополчане. Он не знал страха в бою. Своим мужеством и умением побеждать врага вдохновлял нас, молодых летчиков, на боевые подвиги, и мы старались быть достойными своего командира, не отставать от него, бить гитлеровцев так же, как он. Однажды, возглавляя небольшую группу истребителей, он завязал бой с несколькими десятками фашистских самолетов. Смело вклинился в строй вражеских бомбардировщиков и сразу же сбил одного из них. Мы последовали его примеру и тоже ринулись на врага. Сбили много вражеских машин, остальных обратили в бегство и без потерь вернулись на свой аэродром.

Над Могилевом на мою долю выпала первая удача. В разрыве облачности мне попался один «Юнкерс-87». Дав мотору полный газ, я устремился на вражеский самолет и, поймав его в перекрестие прицела, пустил две пулеметные очереди. «Юнкерс» вспыхнул и камнем упал на землю. Как я был счастлив, что одним стервятником поменьшало!

Наш истребительный полк дрался с фашистами без передышки целый месяц, совершая по пять-шесть вылетов в день, нанося противнику большой урон. А потом всех нас вызвали в Москву. Каждый летчик, в том числе и я, был награжден орденом Красного Знамени. А через несколько дней мы уже на новых машинах обороняли Москву, барражировали над Тулой, перехватывая вражеские самолеты, летавшие бомбить Москву. Много боевых вылетов уже было на моем счету. Все шло хорошо. И вдруг случилось несчастье.

В районе Тулы я с напарником Яшей Шнейером ввязался в бой с большой группой фашистских бомбардировщиков. Несколько раз мы заходили в атаку, поливая их пулеметным огнем. Нарушили их строй и одного сбили. Но и я был серьезно ранен в этом неравном бою, а мой самолет подбит. Попал в госпиталь. Обидно и тяжело было отлеживаться в тылу в то время, когда товарищи продолжали биться с врагом. Промучился там 13 дней и, видя, что лечение может затянуться надолго, решил бежать из госпиталя. В одном халате и тапочках явился в свою часть. Ну и попало же мне тогда от командира и комиссара за этот побег! Но машину в конце концов дали. Я опять в строю.