Когда ребята вышли на улицу и пошли к мастерским, Пашка отметил, ветер усилился. Он посчитал это хорошим знаком. Ветер что-то в последнее время как будто говорил с ним, направлял его и даже, казалось, помогал.

— А если там не будет пирожного? — спросил Сашка.

— Тогда останусь ночевать.

— А не страшно?

— Не-а. Я уже там спал…

Пашка взял новые батарейки для фонаря, ребята двинули обшаривать мастерские. Вскоре они нашли осколки блюдечко — его кто-то уже разбил об стену. Они прошарились в мастерских почти полчаса, когда Сашка сказал: делать здесь нечего.

— Ладно, иди домой, — сказал Пашка.

— А ты правда останешься здесь?

— Угу. Я должен убедиться.

— Ну х-хорошо, — промямлил Сашка. Ему, конечно, стыдно так взять и оставить Пашку одного, но остаться с ним еще страшнее. Да и бесполезно. Если Сашкина мама не найдет ребенка в квартире после девяти, соберет целую поисковую бригаду, их найдут и вся затея провалится. — Только ты это, осторожней, ладно?

— Ладно. Ты ко мне зайди завтра с утра, я тебе всё расскажу. Да и завтра Маринка вернуться должна…

Сашка ушел, а Пашка пошел на то место, где уснул в прошлый раз. Командирские часы отца показывали девять. Пашка подумал, что из-за этой суеты уже три дня не ходил в госпиталь. Но ничего, завтра обязательно сходит, а может, и еще узнает чего интересного.

Прошел еще час, а Пашка всё не мог заснуть. Он замерз и уже собирался плюнуть и пойти домой, когда вдруг ветер стих. Только что он выл в окнах, а вот Пашка уже в полной тишине. В этой тишине появилось что-то тревожное, к Пашке пришла дрема. Как и в прошлый раз всё случилось внезапно и сразу. Только что мысли чисты, он сам бодр и вот, голова наклоняется, падает на грудь. Он услышал шелест и шорох, за окнами мастерских посветлело.

Пашка очнулся или проснулся, или уснул, или появился, или возник в Предрассветном Царстве. Он понял это, как только взглянул на вид из окна. Он оказался в Розовой Стране. Пашка увидел невероятно красивую картину. Огромный сад. Все деревья ровные, а на небе по-прежнему отблески солнца, что никогда не взойдет. Маленькие розовые перьевые облака медленно движутся по небу, в саду поют птицы, ароматы цветов дурманят. А так он в тех же мастерских, где засыпал. Только нет запаха свежей мочи и рисунки с голыми женщинами на стенах пропали, да и мусора на полу нет. Пашка вышел из мастерских и понял, на нем та же одежда, что и в прошлый раз, хотя засыпал он в другой. Он ощупал карманы, выудил из правого пригоршню красного песка. Пашка не знал, что с ним делать, но не стал выкидывать и положил обратно.

Выйдя из здания, мальчик не обнаружил своего двора — только различные фруктовые деревья с розовыми листьями и розовыми плодами. Однако росли они не из песка, а из земли. Самая обычная земля, только розовая. Он обернулся — а никаких мастерских уже и в помине нет — розовый сад окружает со всех сторон. Удивительно. Но почему-то мальчик не удивился. Где-то на уровне гипоталамуса он чувствовал, так тут — обычное дело. А будь иначе — это было бы по местным параметрам неправильно.

Меж деревьев сновали пышногрудые женщины и собирали плоды в плетеные корзины. Пашка прошелся под деревьями и увидел розовую белку с несколькими бельчатами, прыгающую по веткам. То и дело ему попадались птичьи гнезда. И вот его заметили. Розовая баба — по-другому и не скажешь — повернулась в его сторону и радостно закричала:

— Ах ты, сладкий! А ты что здесь делаешь? Эй, посмотрите все, у нас гости!

— Где? — спросила другая женщина. — Ой, какая прелесть! Ты, мой сладкий, иди, я тебя потискаю!

— Что у вас тут? — спросила третья. — Ой, мальчик! И не зеленый! У ты, мой хороший.

Все три женщины чуть не поскакали к Пашке, размахивая руками и колыша арбузоподобными грудями во все стороны. Та, что немного похудее, подбежала перовой и заключила мальчика в объятья. Пашка кряхтел, но не вырывался. За всю жизнь Пашку не слишком сильно тискали женщины — матери он вообще не помнил. Из сада выбегали новые женщины и с визгом становились в очередь, чтобы пообнимать Пашку. Так продолжалось, казалось, бесконечность и наконец, когда очередная мадама сжала его так, что затрещали кости, Пашка взмолился о пощаде. Женщины сразу отстали. Хотя Пашку порядком помяли, настроение у него выправилось на удивительно-хорошее. Как будто на него только что излили водопад любви, причем любви настолько чистой и бескомпромиссной; у мальчика аж голова кругом пошла.

— Ой, а ямочки какие! — верещали «мамаши».

— А глаза! Ты посмотри, как две вишни!

— А ручки, ручки! Пальчики, какие тоненькие!

— А рост! Да он уже как взрослый, а какая стать! Не то, что у зеленых…

— Да куда им. У них вообще всё маленькое.

— Ой, а носик! Ну пуговкой, ну не могу…

— Послушайте э-э-э, женщины, — начал Пашка.

— А голосок!

— Как музыка!

— А зубки какие! Ну чисто как облака!

— Послушайте меня!

— Что? — ответил хор женщин. Их набралось на поляне не меньше сотни.

— Как мне пройти в Зеленую Страну? — сказал Пашка строго. Он хотел привести женщин к порядку, но те раскудахтались сильнее:

— А зачем тебе туда?

— Да, нечего тебе там делать, мальчик.

— Они и тебя заставят…

— Да, эти заставят…

— Зеленые обезьяны!

— Что заставят? — спросил Пашка.

— Песок этот дурацкий искать.

— А зачем им песок?

— А мы откуда знаем, сладенький? Они же зеленые. От них и пользы-то грамм, а мозгов и того меньше.

— Но мне надо туда пойти. Там я видел статую моего… в общем, статую одну интересную.

— Какую статую?

— Рядом с площадью, где часы стоят.

— Не знаю я там никаких статуй. Хотя я и Атику плохо знаю. Эй, бабы, кто статую видел?

— Я нет.

— Что-то помню, но, нет, не помню…

— Я тоже.

Из всех ста женщин никто не смог сказать, что это за статуя и вообще, мало кто ее видел. Собственно, только три женщины «что-то такое припомнили» и то едва-едва.

— Короче, мне туда надо, — сказал Пашка упрямо.

— Ой, сладкий, не ходил бы ты туда лучше, — почему-то грустно сказала женщина, явно старее всех остальных. — Заберут ведь тебя.

— Да пусть попробуют.

— А они обязательно попробуют, мальчик. Ладно, пускай тебя Нашка проводит. Эй, Нашка, иди сюда!

Нашка оказалась очень молодой по здешним меркам девушкой. Пашка дал бы ей лет двадцать не больше. Хотя природа брала свое, ее формы тоже постепенно становились пышными.

— Нашка недавно из Атики вернулась и года не прошло, — сказала старая женщина. — Она тебя проводит до границы, а там и безногий доберется. А, может, останешься?

— Нет, мне надо в Атику.

— Ну, иди с Ветром, мальчик.

Пашка и Нашка пошли по розовому саду, женщины махали им вслед платками. Нашка не отличалась разговорчивостью, Паше пришлось самому заводить беседу.

— Меня Карл зовут, — сказал он.

— Да, я вижу, — ответила Нашка. Если другие женщины глядели на мальчика исключительно с любовью, то эта совершенно безразлично. Она и вокруг смотрела, как будто не понимая, что происходит. На лице Нашки мальчик прочел лишь отрешенность и глубокую, затаенную грусть.

— А что вы делали в Атике? — продолжил Пашка.

— Не помню, давно это было, — так же безразлично ответила она.

— Так ведь год всего прошел, почему вы не помните?

— Не знаю. Не помню и всё. Но это ничего, вот рожу ребенка и вспомню, или забуду…

Разговор не клеился, Пашка решил идти молча. Они шли чуть ли не час, пока не началась пустыня. Розовый песок лениво перемещался, гонимый ветром, Нашка указала мальчику в сторону зеленого бархана.

— За ним Атика.

— Спасибо.

Пока Пашка шел, он держал руки в карманах. Но он решил пожать девушке руку на прощанье и, когда достал ее, несколько красных крупинок упали на розовый песок. Девушка отреагировала очень странно и бурно.

— Нет!!! — крикнула она, упав на песок и схватившись за голову руками, как будто прикрывалась от опасности с неба. — Я не вижу, я не вижу, я не вижу…