А ведь когда он был на смертном одре, она торжественно поклялась ему, что во что бы то ни стало спасет ранчо и его обителей. Что никогда компания Моргана — и его дочери — не перейдет в чужие руки. Ведь он и его отец, дедушка Ди, потом и кровью создали свое предприятие. Пусть не очень большое, но это настоящая животноводческая ферма.

Итак, все ее усилия оказались тщетными. Ранчо пойдет с молотка за долги. А она может собирать свои пожитки и выметаться и отсюда, и из дома, который с детства привыкла считать своим.

Слишком много ударов сразу обрушилось на Ди. Давно сдерживаемые переживания прорвались сквозь плотину, которую она так долго сооружала. Слезы покатились по ее щекам, она склонила голову и зарыдала.

Линдон в растерянности остановился посреди комнаты. Конечно, в сложившейся обстановке можно было ожидать наводнения, но не так сразу.

Ди пыталась остановиться, но слезы сами собой ручьями катились из ее глаз. Платка у нее, разумеется, не было, пришлось вытираться прямо полотенцем, которым Линдон любезно позволил ей прикрыть наготу. Но что толку утирать слезы, когда имеешь дело с настоящим водопадом?

Ну вот, этого еще не хватает, подумал он. Теперь она плачет. А я вроде бы виноват. Нет, нельзя превращаться в тряпку. Нельзя позволить этой авантюристке себя разжалобить. Ей только этого и надо.

Именно таким образом Марсия выходила из любой переделки. Стоило Линдону хоть слово сказать, как на ее глаза наворачивались слезы, и пиши пропало. Она знала, что у Линдона доброе сердце и, когда рядом плачет женщина, он не может безучастно взирать на происходящее.

Но надо менять характер. Надо быть твердым, последовательным. Не позволять собой манипулировать.

Не зная, что предпринять, Линдон бросился в кухню и, перерыв буфет, наткнулся на упаковку с салфетками. Рванув целлофан, он достал одну и, вернувшись к себе, ткнул ею Ди прямо в лицо. Получилось не слишком по-джентльменски, но он и без того наступал на горло собственной песне. Вместо того чтобы допрашивать ее с пристрастием, утирает ей слезы.

— Спасибо. — Ди поблагодарила его сквозь слезы, еще раз всхлипнула и принялась тереть салфеткой глаза. Робко взглянув на него, она улыбнулась и сказала: — Прости. Обычно я не раскисаю. Просто… — она поежилась, — теперь мне незачем жить.

Линдон скептически воззрился на нее. Если верить тому, что подсказывает ему сердце, Ди сейчас и впрямь несладко. Да только не прикидывается ли она в очередной раз?

— Ну так уж и незачем? — спросил он недоверчиво.

Она опустила голову. Линдон сел на кровать рядом с ней. Ну и вид у нее! Щеки порозовели, нос покраснел, ресницы от слез увяли, губы дрожат. Она заметила, что он ее разглядывает, прижалась к нему, чего он уж никак не ожидал, и, закрыв лицо руками, снова зарыдала.

Линдон тяжело вздохнул. Ну вот. Опять он действует наперекор своим принципам. Она, видите ли, всхлипывает в его объятиях, а он и рад ее утешить. Тюфяк!

Но в Ди было что-то такое, от чего его сердце болезненно сжималось. Ну не может он смотреть спокойно, как из ее глаз катятся слезы! В ее поведении есть что-то по-настоящему трагическое, что-то такое, что заставляет поверить ее словам. Или, по крайней мере, выслушать, что она скажет в свое оправдание.

Он похлопал ее по плечу. Тьфу, что за дурацкая ковбойская привычка! Впрочем, плечо на ощупь было очень приятным. Мягкое, теплое и нежное. Чертовски нежное.

Линдон отдернул руку.

— Что там у тебя стряслось? — строго спросил он. — С чего вдруг ты раздумала жить?

Ди выпрямилась. Она вытерла слезы и ответила уже не таким дрожащим голосом:

— А зачем жить, если с моим ранчо покончено?

— У тебя есть ранчо?

— Есть. Правда, не такое огромное. К югу отсюда. Это компания моего отца. Он был скотоводом. А теперь животных не осталось… — Она снова всхлипнула.

— Куда же они все подевались?

— Пришлось продать. Почти всех, без остатка. Только лошади и остались. Мне нужны деньги. Иначе я потеряю землю, ранчо, все на свете.

— Но почему?

Ди тяжело вздохнула. Она начала успокаиваться.

— Мой отец был ветеринаром. И отличным скотоводом-селекционером. Что называется, от Бога. Только деловой жилки у него не было. Но пока была жива моя мать, все шло нормально. Она сама следила за финансами. Но, когда она умерла, отец совсем потерял связь с реальностью, от горя, что ли. Постепенно наша компания начала терять деньги.

Линдон кивнул, давая понять, что слушает.

— Все это время я училась и даже не подозревала, что происходит. Лишь на смертном одре отец признался мне, что мы на грани банкротства. И заставил пообещать, что я сделаю все возможное и невозможное, чтобы не продавать ранчо, сохранить землю. Я поклялась ему. И во что бы то ни стало исполню клятву.

Линдон взглянул ей в глаза, снова мокрые от слез.

— Чего я только не перепробовала! Пыталась сдавать землю в субаренду, продала быков-производителей, на выведение которых отец потратил полжизни, пустила с молотка машины, кое-какие безделушки, даже свои волосы. — Она похлопала себя по голове. — Но и этого оказалось недостаточно, чтобы расплатиться с долгами. Я решилась продать лошадей, а среди них встречаются отличные экземпляры. Вместе с конюшнями. Но, судя по тому, что сказал в разговоре с тобой Джо, эта затея тоже провалилась.

— А кто… — Линдон откашлялся, — кто этот Джо?

— Сосед. Мы с ним большие друзья. Он единственный родной мне человек, единственный, кому небезразлична моя судьба. Джо советовал мне, где взять деньги. С ним мы обсуждали, устроюсь я к вам на работу или нет. Он уверил меня, что стоит попытаться. Сказал: не волнуйся, все у тебя получится. — Ди выпрямилась и посмотрела на Линдона с затаенной гордостью. — И я знаю, что это так. Что у меня и вправду все получится.

— Получится, — язвительно ответил Линдон. — Ты получишь уведомление о том, что уволена.

Жалко, конечно, добивать ее, но другого выхода нет. Он дал себе слово, что ни за что не потерпит женщину, которая ему лжет. И должен сдержать его. Ради самого себя.

— Но почему? — Ее глаза сверкнули. — Из-за того, что я женщина?

— Не поэтому. Потому, что солгала.

— Но вы сами меня вынудили. Я же пыталась устроиться сюда… обычным способом. Но вы отказали.

Тут ничего не попишешь: что правда, то правда, подумал Линдон.

— Какие у тебя основания увольнять меня? Только то, что я женщина?

— Нет. То, что ты предоставила заведомо ложные данные о себе при приеме на работу.

— Признаю! Согласна, я солгала. И… Мне жаль. Правда. Я не хотела обманывать тебя и твоего отца. Но другого выхода у меня не было. В конце концов, должна же я была показать, что ваши с отцом представления о том, на что способны женщины, давно устарели. Согласись, я была лучшей из всех, кто претендовал на эту должность! Признайся, что я права!

Это точно. Линдон лишь пожал плечами, но себе признался, что Ди права. Достаточно посмотреть, как она вкалывала сегодня, чтобы понять: никто не справился бы с работой лучше.

— Прошу тебя, умоляю, дай мне еще один шанс. Обещаю, ты не пожалеешь!

Интересно, а Марсия способна на такое ради того, чтобы сохранить компанию, заработанную потом и кровью ее предков? Что-то сомнительно.

Линдон встал и подошел к окну. Разве можно принимать ответственные решения, когда рядом сидит красивая девушка в полотенце, накинутом на изящное и совершенно обнаженное тело, и умоляюще смотрит на тебя?

— Иди оденься.

— И после этого отправляться домой? Ты все-таки меня увольняешь?

— Нет. Тебе причитается обед. Ты отработала весь день, а работники питаются за мой счет. Так что сначала перекусим, а там будет видно.

— Идет! — радостно произнесла она. — Только чур обедаем не в «Подкове». — И бросилась в свою комнату.

Линдон усмехнулся. Как быстро меняется у нее настроение!

А он… он снова оказался тряпкой.

Дальнейшие ее действия, по крайней мере на ближайшие несколько минут, не вызывали у Ди ни малейших сомнений. Продолжать игру в переодевание нет смысла. В конце концов, будь что будет. Ей нечего терять.