Толкнув привычным движением вращающуюся дверь, Натали вошла в здание студии. Проходная была уже полна оживленно галдящими подростками. При виде Натали они поутихли, разглядывая и мысленно сравнивая ее с фотографиями известных знаменитостей. Не обнаружив сходства, они потеряли к ней всякий интерес и загалдели пуще прежнего.

— Поклонникам Джонни не спится, — заметила Натали, взглянув на большой красочный плакат, где был изображен Джонни Линклэйтер, самый популярный местный диск-жокей и остроумный ведущий нескольких радиошоу.

Посмотрели бы они на своего кумира вчера на вечеринке, подумала она, расписываясь в журнале у вахтера.

Вчера у Джонни был день рождения. Это означало, что еще один год его жизни прошел и он все больше отдаляется от своих поклонников и постепенно переходит в следующую возрастную категорию. За его великолепной внешностью и со вкусом подобранной одеждой временами скрывался страх перед неминуемой старостью. Однако для Натали тайная уязвимость делала Джонни более земным.

— Доброе утро, Сюзи, — весело бросила Натали девушке-вахтерше — двадцатилетней смазливой блондинке. Сюзи работала здесь уже несколько месяцев и была на седьмом небе от счастья, что получила это место. Еще бы! Мимо проходило столько знаменитостей! Натали знала по себе, что чувствуешь, попав на студию. Впрочем, эйфория вскоре прошла, и Натали поняла, что звезды — обычные люди, просто работа у них такая: быть звездой.

— Сегодня вы опоздали! — удивилась Сюзи, не веря своим глазам.

Натали всегда являлась на работу раньше всех, но сегодняшний день стал исключением.

— Да, я задержалась, никто не совершенен в этом мире, — философски констатировала Натали, отодвигая журнал.

По Сюзи было видно, что она мучительно пытается сцепить логические звенья. Наконец ей это удалось.

— Как прошла вчера вечеринка? — спросила Сюзи.

— Прекрасно, спасибо.

— А Джонни как? Что-нибудь интересненькое произошло? — крикнула ей вслед Сюзи, но Натали уже спешила к лифту. С вахтерами лучше держать рот на замке, а то через час вся студия будет знать что-нибудь такое, что она обещала никому не передавать.

В день рождения у Джонни было полно народу со студии. Он пригласил всех, кто так или иначе связан с выпуском его шоу, начиная с ассистенток звукооператоров и кончая администрацией в лице директора студии Сэма Эрскина и Натали Крэг, его секретарши.

Натали была уверена: на работе только и разговоров что о вчерашнем. Она предусмотрительно не участвовала в подобных обсуждениях. Специфика работы на студии требовала умения держать язык за зубами, сколько бы секретов тебе ни было известно о каждом. Натали всегда твердо придерживалась этого этического принципа, и у нее никогда ни с кем не было неприятностей.

Как она и ожидала, ее шеф еще не появился, хотя, как правило, Сэм Эрскин уже сидел за своим рабочим столом, когда она приходила. У всех в студии создалось впечатление, что он вообще не уходит домой, а спит прямо на диване в офисе. Как бы то ни было, он работал по двадцать четыре часа пять дней в неделю, частенько прихватывая еще и субботы. Естественно, что и от своей секретарши он требовал такой же преданности делу.

Но сегодня он определенно опоздает, думала Натали, выходя утром из дома. Сегодня наверняка будет маяться с похмелья. Ну и поделом!

Натали включила компьютер, факс и принялась сортировать письма по степени важности. Зазвонил телефон, на факс пошли сообщения.

Спрашивали Сэма, она принимала информацию, объясняя, что он вышел. В десять пятнадцать позвонил Гейнер, сотрудник отдела рекламы.

— Послушай-ка, Натали, я только что видел продюсера Джонни, и он сообщил мне, что вы с Сэмом…

— Извини, Гейнер, кто-то пришел. Я перезвоню…

Кто-то действительно открывал дверь, и Натали решила, что это Сэм. Но это был один из продюсеров, Джеймс Мур по прозвищу Рыжий, из-за цвета волос. Но он не обижался.

— Где Сэм? — спросил Рыжий, заговорщически улыбаясь.

— Только что вышел.

— А, понимаю, похмелье, — протянул Рыжий сочувственно.

Натали вспомнила, что Рыжий тоже был на вечеринке и, значит, все знает.

— Интересно, помнит ли он, что было вчера? Когда появится, передай, чтобы позвонил мне, хорошо? — И, улыбнувшись, Рыжий исчез.

Телефон снова зазвонил, запищал факс. Как всегда в это время, работа была в разгаре, а Сэм все еще не появлялся. Может, он вообще сегодня не придет? Может, он просто не знает, как выкрутиться из сложившейся ситуации?

— Офис мистера Эрскина, — профессиональным тоном секретарши произнесла Натали, подняв трубку.

— Я хочу поговорить с ним! — визжал истошный женский голос на том конце провода. Натали сразу узнала обладательницу голоса.

Еще бы тебе не хотеть! — подумала Натали, отвечая спокойно и вежливо:

— Извините, но его в настоящий момент нет на месте. Что передать?

— Хочешь сказать, что он не желает со мной разговаривать! — завопили в трубку пуще прежнего.

— Оставьте ваш номер телефона; когда мистер Эрскин вернется, он позвонит вам, — без эмоций предложила Натали, представляя себе выражение лица Эллен Вест, когда она услышала такое.

Эллен была певицей, которую практически никто не знал, ее пластинки залеживались на полках магазинов. Но вела она себя как суперзвезда. Цвет ее волос был рыжим, как у Мура, но звать ее Рыжей никто не решался. Во-первых, ее побаивались, так как она была известной скандалисткой, а во-вторых, просто не любили.

— Ты прекрасно знаешь, кто я! — орала Эллен Вест. — Немедленно передай ему трубку, или вы оба еще пожалеете, что связались со мной!

В это Натали охотно верила.

— Я ему устрою веселую жизнь! — крикнула напоследок Эллен и швырнула трубку.

Было уже без двадцати одиннадцать. Может, Эллен Вест права и Сэм просто скрывается, но не только от Эллен, а и от Натали тоже?

Но так или иначе, а появиться сегодня на работе он обязан — намечено несколько важных встреч с нужными людьми.

Как обычно, ложась спать, Сэм завел будильник на семь утра, но сон оказался сильнее привычки, и он просто не услышал пронзительного звона часов. Проснулся Сэм около десяти, от головной боли. Казалось, у него в голове расположилась стая дятлов, без устали долбящая каменными клювами и только и мечтающая о том, чтобы расколоть его череп и, вырвавшись наружу, разлететься кто куда.

Сэм посмотрел на часы и предположил, что сегодня воскресенье. Но эта робкая надежда рухнула, когда он вторично взглянул на часы с календарем. Смутные воспоминания о вчерашней вечеринке у Джонни всплыли в его воспаленном мозгу. К сожалению, Линклэйтер оказался слишком гостеприимным человеком…

Сэм встал и пошел в ванную принять душ. Летом он спал без пижамы. Он жил отдельно от мамы с сестрами. Уборкой в его квартире занималась специально нанятая женщина. Зато белье по субботам он стирал сам в стиральной машине, а гладил — по воскресеньям, слушая радиопередачи конкурирующей студии. Держа утюг в руке, он живо представлял себе, как расправляется со своими конкурентами, размазывая их по столу. Впрочем, если ему что-либо в их передачах нравилось, он брал это на заметку. Самые удачные идеи частенько приходили к нему, именно когда он работал утюгом.

Выйдя из душа, он взглянул на себя в зеркало. Лицо было помятым, под глазами — синяки, губы распухли. И главное — что-то беспокоило его там, глубоко в подсознании. Что же случилось вчера? Сэм знал, что-то произошло, но что?

Может, он с кем-то подрался?

Сэм попытался отогнать от себя эти навязчивые мысли и начал быстро одеваться, торопясь в офис. Однако подсознание не слушалось приказов сознания, и его мысли вновь и вновь возвращались к вчерашней вечеринке. Сэм довольно отчетливо помнил все до определенного момента, а затем — провал в памяти. Он помнил, что заехал за Эллен Вест и они вместе появились у дома Джонни, который самолично встречал всех приезжающих. Эллен оделась с тонким расчетом показать себя с самой лучшей стороны, и это ей удалось. Джонни был в восторге и полез к ней целоваться. Сэм не возражал. Эллен изрядно надоела ему своими бесконечными разговорами о свадьбе. Сэм вовсе не хотел жениться. Он терпеливо объяснял Эллен причины своего нежелания. Эллен отказывалась понимать. Она стояла на своем. К тому моменту, когда они подъехали к дому Джонни, между ними уже шла настоящая война. Поэтому Сэм был рад отделаться от Эллен, и ему, честно говоря, было уже совершенно безразлично, с кем она и где.