— Рад слышать, что тебе меня не хватает, Боб, — сказал он с искренней благодарностью.

— Еще как! — заявил Мэндерс. — Ужасно дорожу тобой и возлагаю на тебя большие надежды, так и знай. — Он добродушно крякнул. — Улаживай свои дела, мой мальчик, особенно если они касаются семьи. Семья — самое важное для любого человека! Кстати, где ты сейчас находишься?

— Я в Кардиффе. Пробуду здесь все две недели. Как только приеду в Аберистуит, сразу тебе позвоню, — ответил Вильям. — Признаться честно, по работе я уже соскучился.

Попрощавшись с боссом и повесив трубку, он услышал за спиной шаги и резко повернул голову. По лестнице со второго этажа спускалась Дороти. В руках она держала аккуратно сложенные белоснежные простыни.

— Я собираюсь показать вам вашу комнату и постелить белье.

Вильям проследовал за ней по длинному коридору в дальний конец дома. В помещении, в которое они вошли, когда-то, вероятно, жили наемные работники. Мебели здесь почти не было. У стен стояли четыре простые деревянные кровати, а рядом с каждой из них — по тумбочке.

Из ниши в стене, прикрытой занавеской, Дороти вытащила матрас и подушку, положила их на одну из кроватей и принялась стелить простыни.

— Не беспокойтесь, пожалуйста! — воскликнул Вильям. — Я сам все сделаю!

Дороти никак не отреагировала на его слова, поэтому ему пришлось остановить ее, легонько сдавив ей руки. Она пожала плечами, выпрямилась, высвободила кисти и убрала со щеки прядь блестящих черных волос. Прикосновение ее нового знакомого опять отозвалось в ней приливом странных эмоций. Некоторое время она стояла, потупив взгляд, потом пристально посмотрела и произнесла:

— Простите, что заговариваю с вами об этом… Но я слышала ваши последние слова… Вы беседовали с кем-то по телефону. У вас есть работа в каком-то другом городе? А я подумала, вы приехали в Кардифф именно для того, чтобы найти что-то здесь. Правда, ваша машина… Признаться, вы не производите впечатления нуждающегося человека. И почему вы сказали, что ехали к нам? Или я что-то не так поняла?

Вильям напрягся. В этот момент он мог выложить ей всю правду, но почему-то не сделал этого.

— Видите ли… У меня действительно есть работа. В Аберистуите. Но в связи с некоторыми семейными обстоятельствами мне пришлось приехать в Кардифф. Я все равно пробуду здесь не менее двух недель, вот и решил не терять времени даром и чем-нибудь заняться.

Дороти кивнула и тяжело вздохнула.

— Скажу вам честно, на других фермах вам могли бы заплатить гораздо больше. А если бы вы нашли подработку в самом городе, это было бы еще выгоднее…

— Вы пытаетесь от меня избавиться? — спросил Вильям.

— Нет, нет, я действительно сильно нуждаюсь в помощи мужчины, — смущенно протараторила Дороти. — Просто у меня нет возможности заплатить вам столько, сколько вы привыкли зарабатывать в Аберистуите.

— Это пусть вас не тревожит. — Вильям улыбнулся. — Большие деньги мне сейчас ни к чему, поверьте. Давайте поговорим о другом. Что представляет собой ваша ферма?

— Дженнингсы всю жизнь занимались овощеводством и садоводством. И выращивали овец. — Дороти помолчала. — В последнее время дела у нас идут неважно. Овец в прошлом году мне пришлось продать. За садом мы с Анной продолжаем ухаживать и высаживаем кое-что из овощей.

— Похоже, вам с Тедди приходится переживать не лучшие времена, — задумчиво произнес Вильям.

Дороти пожала плечами.

— Трудности выпадают на долю каждого…

— А почему бы вам не продать ферму и не переехать в город? — спросил он.

Дороти покачала головой.

— Понимаете, я с самого рождения живу в этом доме. Здесь спокойно и привычно. Не представляю себе жизни в городской квартире. — Ее темные таинственные глаза погрустнели. — А вы? В каких условиях росли вы? Где сейчас ваш дом?

Ее вопрос застал Вильяма врасплох. Он был не готов разговаривать с ней о себе, поэтому ответил весьма уклончиво.

— На протяжении последних восьми лет я жил в разных городах.

— Значит, ваша стихия — городская суета. — Дороти вновь вздохнула. — А мы хоть и находимся рядом с Кардиффом, но живем абсолютно не так, как горожане, а куда скромнее и тише, — сказала она. — Боюсь, вам покажется, что здесь безумно скучно.

— Не покажется, — произнес Вильям мягко.

Его голос прозвучал так нежно и волнующе, что в самой глубине сердца Дороти ожило давно угасшее тепло.

Испугавшись этого, она шагнула к двери.

— Пора спать. Прошедший день для нас обоих был довольно тяжелым. Ванная находится за первой дверью, справа по коридору.

Вильям кивнул, упорно пытаясь заставить себя не смотреть с таким любованием на слегка покрасневшее выразительное лицо Дороти. Желать эту женщину, а уж тем более вступать с ней в близкие отношения он не имел права. Когда-то она принадлежала его покойному брату.

— Да, нам обоим пора отдохнуть. Спокойной вам ночи!

— И вам, — ответила молодая женщина и торопливо вышла из комнаты.

Вильям проводил ее долгим взглядом, скинул с ног туфли, упал на кровать и, совершенно сбитый с толку, уставился в потолок.

Зачем только я согласился работать на нее? — ругал себя он. И почему вообще до сих пор нахожусь здесь? Меня ведь тут ничто не держит. Просьбу Лео я мог выполнить и за полчаса. О чертовом Эмете Симмонсе и его семействе мне следует вообще забыть. Надо было уже сегодня вернуться домой и заняться делами! Боб меня заждался.

Совершенно машинально он достал из нагрудного кармана рубашки сложенную вдвое записку Эмета Симмонса, адресованную его матери, развернул ее и в очередной раз пробежал глазами по ровным строчкам.

Меньше всего на свете ему хотелось удостовериться в том, что кто-то еще, помимо Альфреда Гринуэя, ненавидит его. Представив, как на него отреагируют законные сыновья Симмонса, Вильям мрачно ухмыльнулся. И тем не менее твердо решил, что не уедет из этого города, покуда не узнает, есть у него семья или же нет.

Дороти, погруженная в раздумья, остановилась в холле, отчетливо понимая, что относиться к Вильяму Доусону так же, как к остальным знакомым мужчинам, она просто не в состоянии. Необычная ситуация пугала и не давала покоя.

Этот человек появился в ее жизни еще более неожиданно, чем Леонард Гринуэй, остановившийся почти шесть лет назад у ворот их дома лишь для того, чтобы уточнить, как проехать на одну из соседних ферм.

Леонард… Молодой и привлекательный, он произвел на неискушенную двадцатилетнюю Дороти, с нетерпением ждущую любви, эффект грома среди ясного неба. Он стал первым ее мужчиной, разбудил в ней настоящую страсть. И очень скоро уехал.

Но оставил ее не одну, а с младенцем под сердцем.

Теперь Дороти было почти двадцать шесть. И она уже почти не надеялась обрести то, чем Бог одарил ее родителей.

Совместное счастье Рут и Фрэнсиса Дженнингсов длилось не слишком долго, но представляло собой нечто цельное, чистое и истинное. Воспитанная в любви и гармонии, в юности Дороти мечтала о создании собственной крепкой полноценной семьи. После разрыва с Лео таковая у нее появилась, но, к сожалению, неполноценная: она сама и малыш Тедди. Хотя ей здорово помогали родственники.

Как только вдовец Фрэнсис узнал о беременности дочери, тут же окружил ее двойным вниманием и заботой. А встретив их с внуком из роддома, разделил любовь, жившую в его огромном сердце, на двоих.

Ни разу ни до, ни после рождения сына Дороти не услышала от отца ни слова упрека.

Она тяжело вздохнула и представила, что бы сказал папа, узнай он о ее странных чувствах к Вильяму Доусону.

«Будь осторожнее, дочка! — прозвучал в ее ушах хрипловатый отцовский голос. — Приезжих людей трудно разгадать. Сегодня они здесь, а завтра там».

Ее глаза наполнились слезами, а сердце — горечью и благодарностью. Удивительно, но, даже уйдя из жизни, отец, казалось, продолжал о ней заботиться.

Я постараюсь быть осторожной, папочка, подумала она, выключая свет. Повторения истории с Лео мне не следует допускать. Оправляться от подобного чересчур тяжело. И потом я ничего не знаю об этом Вильяме. Не исключено, что в Аберистуите у него есть женщина…