А Архангельск уже зажег фонари. Впрочем, тут нет ничего удивительного. Прилетели мы в утренних сумерках, в гостиницу приехали, можно сказать, в полдень, а в ресторан вошли, когда на улице уже начало темнеть. Короток северный день в это время года, очень короток. А рабочий день местных охранителей, судя по всему, еще короче. Поскольку приехав в обед следующего дня в Таможенный замок, где расположилось местное отделение Особой канцелярии, нам с ротмистром удалось застать лишь одного-единственного письмоводителя, который, на вопрос, где мы можем найти главу отделения, невнятно проблеял, что «оне уж домой уехали». Учитывая, что место жительства своего начальника, письмоводитель не знал, или не захотел выдавать, а позвонить ему не оказалось возможности, за полным отсутствием в городе телефонной связи, переглянувшись с ротмистром, мы стребовали с охранителя клятвенное обещание, по появлении этого «Неуловимого Джо», немедля прислать в «Морскую» нарочного. Охранитель покивал, и мы удалились. Но и на следующий день, от канцеляристов не было никаких вестей. Ротмистр, уж на что привычный к вальяжности некоторых начальствующих чинов, и тот стал угрюм. Я же, понимая, что до отъезда остается всего день, а у нас до сих пор нет на руках дозволения местных властей на доступ к банковскому ящику Буса, начал свирепеть. К обеду, мой взгляд, наверное, мог запросто вскипятить воду в железном чайнике, и я, смяв местный газетный листок, решил брать инициативу в свои руки.

— Любезнейший. — Спустившись в холл гостиницы, я облокотился на стойку управляющего, и тот, с готовностью исполнить любой каприз столичного гостя, приехавшего в компании с немаленьким чином Особой канцелярии, уставился мне в глаза.

— Слушаю вас, господин Старицкий.

— Понимаете, какая штука… Я приехал в ваш славный город, по торговому делу, очень важному делу… Соломбальские верфи… ну, вы понимаете. — Кивнув на как раз спускающегося по лестнице Толстоватого, произнес я, и управляющий мелко закивал.

— Так вот представьте себе мое удивление, когда я узнал, что государственной важности дело, ради которого я прибыл, фактически висит на волоске, лишь оттого, что здешний голова и начальник охранителей не могу договориться об ответственности за Соломбалу. Там горят склады, чуть ли не ежедневно происходят какие-то недоразумения, а эти двое никак не могу определить, кто должен отвечать за безопасность…

— Да уж, прескверная ситуация. — С умным видом согласился управитель. — Об их отношениях уж весь Архангельск говорит не первый год. Ну прямо кошка с собачкой…

— Вот-вот. — Удрученно вздохнул я — И как в таком случае, честному купцу работать?

— Поверьте, я вам искренне сочувствую. — Проговорил управитель. — Но не могу взять в толк, чем могу вам помочь? Я же гостиничный управляющий, не больше…

— Представьте себе, можете, голубчик. Еще как! Мне бы свести их за одним столом, а уж там бы мы с господином ротмистром дожали обоих. И вот тут-то вы мне можете помочь. Вы ведь по долгу службы своей осведомлены о жизни города, получше многих, не так ли?

— А как же иначе? — Кивнул он. — Без этого в нашем деле никак. Но все-таки, я не понимаю…

— О! Нет ничего проще. Вы мне только скажите, где проживают эти господа. А уж там-то, в присутствии господина ротмистра… думаю, они попросту не осмелятся отказаться от встречи.

— Знаете, а в этом, я действительно могу вам помочь. — Хмыкнул управляющий, пряча ассигнацию.

ЧАСТЬ 4

Заключительная глава

Всю дорогу от гостиницы до дома главы здешних охранителей, и от его дома до банка, Толстоватый смотрел на меня взглядом Соломина-Ватсона, в котором так и читалось: «Но черт возьми… как?!». А меня, соответственно, так и подмывало ответить сакраментальным: «Элементарно, мой дорогой Ватсон». Останавливало только то, что ротмистр молчал всю дорогу как рыба об лед, ну и мои вполне оправданные сомнения в способности воспроизвести характерный тембр голоса Ливанова-Холмса, вкупе с отсутствующей курительной трубкой. Впрочем, вопроса от Толстоватого, я все же дождался, хотя и не того, на который рассчитывал…

— Скажите, Виталий Родионович, а почему вы были так уверены, что управляющий пойдет вам навстречу? — Поинтересовался секретарь Телепнева, когда мы уже подъезжали к банку.

— Ну, во-первых, для этого достаточно было увидеть блеск в его глазах, при виде купюры, которую я вертел в руках. — Пожал я плечами. — А во-вторых… скажите, если бы вам выдалась возможность безнаказанно поиздеваться над сильными мира сего, вы бы удержались от такого искушения? Хотя бы над теми же предшественниками господина Паукера, к примеру?

— Ну, если подходить с такой точки зрения… — Задумчиво протянул Толстоватый, и вздохнул. — Вряд ли.

— Ну вот… О! Приехали. — Я выглянул в окно экипажа и, удостоверившись, что наша коляска остановилась в нужном месте, распахнув дверцу, спрыгнул наземь. Следом, из экипажа выбрался ротмистр, с солидным, но пока пустым саквояжем, и мы потопали к дверям банковской конторы, в которой Ловчин держал свой НЗ.

В банке нас приняли довольно спокойно. Вышедший из-за длинной, лакированного дерева, стойки, служащий, узнав о цели нашего визита, кивнул, и уже через несколько минут, мы с Толстоватым шли в хранилище банковской конторы, в весьма представительной компании, состоящей из старшего контролера, управляющего и директора конторы. В небольшом подвальном кабинете, директор и управляющий засвидетельствовали наши документы, письма князя Телепнева и княжича Туровского, отмеченные, подтверждающей их подлинность, резолюцией главы местного отделения Особой канцелярии, и только после этого, старший контролер, получив у меня и директора соответствующие ключи, отправился за целью нашего визита.

Под присмотром все тех же лиц, мы упаковали содержимое ящика в специальные конверты, опечатали их, составив опись, и уложили в специально прихваченные из столицы, для этой цели, саквояжи. Оставив свои автографы на перечнях извлеченного из ящика имущества, контролер и управляющий удалились, а директор, убедившись, что наши экземпляры описей улеглись в саквояжи, навесил на сумки свои печати. Только по завершении этой, весьма долгой бюрократической процедуры, мы, наконец, смогли покинуть Архангельскую банковскую контору, и вернуться в гостиницу, по пути завернув на почту, и телеграфировав в Хольмград об удачном изъятии документов.

Судя по хмурому и осунувшемуся виду Толстоватого на следующее утро, ночью он глаз не сомкнул, охраняя наши саквояжи. Переволновался бедняга. Ну да оно и понятно. Если я правильно понял, раньше заниматься подобными делами, секретарю не приходилось. А тут, важнейшие документы, да после истории с похищением Хельги… в общем, можно понять человека. Перенервничал, с кем не бывает. Да и я тоже хорош. Ну что мне стоило сложить эти чертовы сумки в своем номере? Эх, все мы крепки задним умом…

Пришлось за завтраком влить в клюющего носом ротмистра не меньше полулитра кофе. Но и этого топлива ему едва хватило до посадки в дирижабль. А там, он скинул сумки на хранение в капитанское хранилище, и завалился спать. Ну а мне пришлось в одиночестве наслаждаться изысканным обедом в ресторане нашего лайнера. Ломтик осетра в лимонном соусе, под ледяную, в прямом смысле этого слова, рюмку ерофеича, и щекочущий ноздри теплым и нежным ароматом, горячий паштет из гусиной печени… Эх. Вот бы сюда тех горе-поваров, что окопались на кухнях авиакомпаний, на «том свете». Глядишь, и пострелялись бы от зависти, перестав травить несчастных пассажиров всех классов, своими эрзац-обедами…

Вообще, путь в столицу вышел куда скучнее, чем дорога в Архангельск. Нам даже шулер в попутчики не достался. Правда, нельзя сказать, что я так уж расстроился из-за вынужденного безделья, все-таки, одолженные у Толстоватого записи неплохо скрасили мой досуг, да и дирижабль за двое суток полета, я излазил вдоль и поперек. Даже до машинного отделения добрался, где чуть было не огреб оплеуху от здешнего деда [19]. Увернулся, конечно, но мата наслушался… М-да. Ну не любят механики праздношатающихся по их вотчине, не меньше чем капитан не терпит лишних людей на мостике. Но если «первый после бога» просто вежливо попросит удалиться, то стармех, может, без лишних слов, для вразумления и ускорения движения, и по хребтине съездить, чем-нибудь увесистым. Проверено на личном опыте, так сказать, и даже «вездеход» от Телепнева, здесь мне не подмога. Ну и ладно.

вернуться

19

Дед — здесь, характерное на флоте сленговое обозначение, прозвище старшего механика.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: