Наконец я открыла глаза и уставилась на багровое небо. Солнце будто плавилось, садясь за край неба, а прямо передо мной маячили тени двух мужчин.

— А, вот и ты, — сказал отец. — Поди сюда, милая моя. Познакомься с господином…

Больше я ничего не слышала: мой взгляд был прикован к человеку, который сидел, опираясь на посох. Судя по длинной седой бороде, ему было никак не меньше шестидесяти лет.

— Уорис! — Только теперь я сообразила, что отец обращается ко мне. — Поздоровайся с господином Галулом!

— Здравствуйте, — сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы от моего голоса веяло ледяным холодом.

Выказать гостю уважение я была обязана, но никто не мог заставить меня скакать при этом от радости. Тот старый дурень сидел, улыбаясь во весь рот и держась за посох, но не ответил ни слова. Должно быть, он просто не знал, что сказать, увидев перед собой девочку, на которой собрался жениться и которая смотрела на него с ужасом. Чтобы он не видел выражение моих глаз, я потупилась.

— Ну же, Уорис, миленькая, не будь такой робкой! — подбодрил меня отец.

Я взглянула на него, и он сообразил, что лучше отослать меня: не дай бог, отпугну выгодного мужа!

— Ладно, ладно, ступай, заканчивай работу! — Он повернулся к господину Галулу и объяснил: — Она такая застенчивая, тихая девушка.

Я не стала медлить ни минуты и побежала к своим козочкам.

Весь вечер я провела в думах, какая же меня ждет жизнь замужем за господином Галулом. Я никогда не жила без родителей и теперь старалась представить, каково это — жить не с ними, а с совершенно незнакомым человеком. Хорошо еще, что я не усугубила свои несчастья мыслями о половой близости с отвратительным стариком. Но в том нежном возрасте, в свои тринадцать лет, я оставалась в неведении относительно этой стороны замужества. Чтобы отвлечься от бесконечных раздумий о браке, я поколотила младшего братишку.

Рано утром на следующий день отец позвал меня.

— Ты знаешь, кто к нам вчера приходил?

— Догадываюсь.

— Это твой будущий супруг.

— Но, папочка, он же старый!

Мне все еще не верилось, что отец совсем обо мне не думает и готов отослать меня жить с таким стариком.

— Так это же лучше всего, милая моя! Он слишком стар, чтобы гулять и посматривать на других женщин, да и других жен в дом не приведет. Он тебя ни за что не бросит, а вот заботиться о тебе будет. А кроме того… — Отец горделиво улыбнулся. — Знаешь, сколько он за тебя дает?

— И сколько?

— ПЯТЬ верблюдов! Он дает за тебя ПЯТЬ верблюдов! — Отец ласково погладил меня по руке. — Я так горжусь тобой!

Отвернувшись от него, я смотрела, как золотистые лучи солнца оживляют пустыню. Потом закрыла глаза и ощутила тепло этих лучей на своем лице. Мысли мои вернулись к прошедшей ночи, когда мне так и не удалось уснуть. Я лежала, скрытая от невзгод окружающей меня семьей, смотрела, как кружатся звезды на небосводе, и думала, пока не пришла к твердому решению. Я понимала, что сколько бы ни протестовала против брака со стариком, это ровно ни к чему не приведет: отец непременно найдет другого мужчину, потом еще и еще… Ведь он хотел во что бы то ни стало избавиться от меня… и получить своих верблюдов!

— Хорошо, папочка, — кивнула я головой в ответ на его слова. — Мне пора скотину выгонять.

Отец удовлетворенно посмотрел на меня, и я словно услышала его мысли: «Ха! А вышло-то все куда проще, чем я думал».

В тот день я сидела, смотрела на играющих козлят и думала о том, что в последний раз пасу стадо своего отца. Я ярко представляла, как живу с тем стариком, — в глуши пустыни, а вокруг ни души. Вся работа достается мне одной, а он только бродит, опираясь на свой посох. И как я остаюсь совсем одна, после того как он умрет от сердечного приступа. Или еще лучше: как я после его смерти поднимаю на ноги четырех или пятерых малых детишек, опять же совсем одна, — в Сомали вдовы не выходят замуж вторично. Я пришла к твердому решению: такая жизнь не для меня! Когда я вечером вернулась домой, мама спросила, отчего я такая грустная.

— Ты видела того человека? — сердито спросила я.

— Да, я видела его на днях, — ответила она. Ей даже не требовалось уточнять, какого именно человека.

— Мама, — отчаянно прошептала я, так, чтобы не услыхал отец, — я не хочу замуж за него!

— Ну, милая моя, — пожала плечами мама, — тут уж от меня ничего не зависит. Что я-то могу поделать? Это отец решил.

Я понимала, что уже завтра утром или послезавтра за мной может явиться этот самый муж, который приведет взамен пять верблюдов. Поэтому я решила бежать из дома, пока не поздно.

В тот вечер, когда все улеглись спать, я долго прислушивалась к знакомому храпу отца. Потом поднялась и подошла к матери, которая сидела у костра.

— Мамочка, — зашептала я, — не могу я выйти замуж за того человека… Я решила убежать!

— Ш-ш-ш, тихо! А куда? Куда ты отправишься?

— Я отыщу тетушку в Могадишо.

— А ты знаешь, где она? Даже я этого не знаю.

— Ты не волнуйся, я ее найду.

— Ну-у, сейчас же так темно… — попробовала возразить мама, будто это могло что-то изменить.

— Не прямо сейчас, а утром, — все так же шепотом сказала я. — Разбуди меня еще до восхода солнца.

Я хорошо понимала, что нуждаюсь в ее помощи, — не могла же я просто завести будильник! Мне необходимо было отдохнуть, прежде чем пускаться в дальний путь, но нужен был и запас времени, пока не проснется отец.

— Нет, — покачала головой мама. — Это слишком опасно.

—  Пожалуйста!Мамочка, не могу я выйти за него замуж — мол, ступай и будь ему женой! Пожалуйста, я очень тебя прошу! А потом я вернусь за тобой. Ты же знаешь, что я непременно вернусь за тобой!

— Ложись спать!

Она посмотрела на меня строго, как всегда, когда хотела показать, что разговор окончен. Я отошла от усталой мамы, все так же сидевшей у костра, и, забравшись в переплетение рук и ног, устроилась между братьями и сестрами, стараясь согреться.

Сквозь сон я почувствовала, как мама легонько похлопывает меня по руке. Она стояла на коленях рядом со мной.

— Вставай, пора!

Я сразу же проснулась, и тут меня переполнила тревога от того, что я собиралась сделать. Осторожно я раздвинула окружавшие меня теплые тела и на всякий случай внимательно присмотрелась к отцу — он, похрапывая, спал на обычном месте, в обычной позе, охраняя свою семью.

Я вздрогнула и зашагала вместе с мамой прочь от нашей хижины.

— Спасибо, мамочка, что разбудила меня.

В неверном свете я пыталась разглядеть ее лицо, старалась запомнить его черты, ведь мне не скоро удастся увидеть его снова. Мне хотелось быть сильной, но вместо этого я захлебнулась слезами и крепко-крепко прижалась к матери.

— Иди же, иди, пока он не проснулся, — ласково прошептала она мне на ухо. Я почувствовала, как ее руки крепко обнимают меня. — Все будет хорошо, ни о чем не беспокойся. Только будь очень осторожна. Осторожна! — Она разжала руки. — И еще, Уорис, еще одно… Пожалуйста, не забывай меня!

— Ни за что, мама…

Я отвернулась от нее и бросилась в темноту.

Мы проехали всего несколько километров, когда элегантно одетый мужчина остановил свой «мерседес».

— Извини, но дальше нам не по пути. Я высажу тебя здесь, чтобы ты могла остановить другую машину.

— Ой…

Меня это не на шутку огорчило. Ведь после того как я убежала из дому, брела пешком по пустыне, много дней голодала, едва не попала в зубы к льву, заработала удары бичом от пастуха, отбивалась от водителя того грузовика, мне пока не встретилось ничего и никого доброго, кроме этого господина в «мерседесе».

— Счастливого пути! — крикнул он из открытого окна машины, помахал мне рукой и улыбнулся, снова показав свои великолепные белые зубы.

Я сошла на обочину дороги, на солнцепек, и слабо помахала ему в ответ. Посмотрела, как удаляется его машина, растворяясь в волнах раскаленного воздуха, и пошла дальше, задавая себе вопрос: а смогу ли я вообще добраться до Могадишо?