– Просто танцуйте с закрытыми глазами.
– Что? – Кларисса беспомощно уставилась на темное пятно рядом с ней.
– Танцуйте с закрытыми глазами, и тогда вы не потеряете равновесие, – посоветовал мужчина, и она увидела, как его рука приближается к ней. Он предлагал ее так, чтобы Кларисса встала.
Кларисса уже открыла рот, чтобы отказать, но промолчала, когда его рука вдруг накрыла ее руку, вызвав бурю необычных ощущений. Это было такое странное чувство – возбуждение, безумное волнение, – охватывающее всю ее плоть.
– Я не... – смущенно начала она, замолчав, когда он взял ее за подбородок и наклонился, чтобы заглянуть в ее глаза. Достаточно близко для поцелуя, смутно подумала она. Господи, вдруг осознала Кларисса, достаточно близко, чтобы она могла видеть! Одну короткую секунду она смотрела в самые прекрасные карие глаза, которые видела в своей жизни; потом он чуть отстранился, уходя из фокуса.
– Доверьтесь мне.
Это была не столько просьба, сколько приказ. Но Кларисса вспомнила его глаза, такие темные, такие добрые – и кивнула. Потом он помог ей подняться со стула и повел сквозь толпу танцующих в центр зала.
– А теперь... – Его голос был невозмутим и спокоен, когда он повернул ее к себе лицом. – Закройте глаза, – приказал он, поднимая ее свободную руку к своему плечу. – Расслабьтесь.
Его голос был почти гипнотическим, безотчетно подумала она.
– Следуйте за мной. Я не позволю вам споткнуться.
Несмотря на то что она только что познакомилась с ним, Кларисса поверила ему. Он не позволит ей упасть, когда поведет ее в танце.
Музыка звучала громко и мощно, заглушая все разговоры. Клариссу вело прикосновение партнера: пожатие руки, настойчивое давление на талии. Она ощущала только его руки и проносящийся мимо ветер, пока он кружил и кружил ее, ни разу не споткнувшись и не оступившись. В первый раз за много недель – вообще‑то с самого их приезда в Лондон – Кларисса не чувствовала себя неуклюжей идиоткой. Это было чудесно.
Когда танец кончился, он сжал ее руку и продел ее в сгиб своего локтя, чтобы прогуляться с ней по залу.
– Вы танцуете божественно, миледи, – тихо сказал он ей на ухо, осторожно ведя ее мимо других танцоров. Кларисса покраснела и улыбнулась с некоторой гордостью, потом вздохнула и покачала головой.
– Нет, милорд, – скромно произнесла она. – Вы слишком льстите мне. Боюсь, это вы танцуете божественно. Я знаю, что это не я, потому что я могу только спотыкаться и падать, когда танцую с другими.
– Тогда вина лежит на тех самых других. Вы легки и грациозны, как перышко, когда танцуете со мной.
Кларисса на мгновение задумалась; потом, подчиняясь чувству справедливости, кивнула:
– Полагаю, вы можете быть правы, милорд. В конце концов, если бы дело было только во мне, даже ваше очевидное умение не могло бы сделать это таким легким. Возможно, мои предыдущие партнеры были немного нервны и неловки.
– Как свежо.
Она угадывала улыбку в его голосе, и поэтому вопросительно подняла брови:
– Милорд?
– Ваша честность. Мне нравится, что в вас нет фальшивой скромности. Она никогда не трогала меня в прошлом, а теперь кажется такой же лживой и неприятной, как те маски, которые каждый надевает на себя, как только приезжает в столицу. Я нахожу вашу откровенность в высшей степени живительной.
Кларисса почувствовала, что краснеет, а потом воздух наполнили первые звуки нового танца. Ее кавалер остановился и еще раз привлек ее в свои объятия.
– Закройте глаза, – сказал он и снова закружил их по залу.
Кларисса закрыла глаза и расслабилась в его объятиях. Она подозревала, что они не должны танцевать так близко друг к другу, но боялась, что если попытается отстраниться, то снова может вернуться к неуклюжему спотыканию, от которого страдала раньше. Кроме того, ей очень нравилось быть в объятиях этого мужчины. Рядом с ним и с закрытыми глазами она чувствовала себя в безопасности.
– Почему вы не ослушаетесь эту вашу мачеху?
Кларисса заморгала и открыла глаза, тщетно стараясь увидеть его лицо.
– Что вы имеете в виду?
– Я хочу сказать: почему бы вам просто не надеть свои очки?
– О, я попыталась сделать это в первый же день, как мы приехали в Лондон, – с раздражением призналась Кларисса. – Мы собирались на бал у лорда Финли, и я надела их. Лидия была в ярости. Она сорвала их с моего лица и разбила их прямо у меня на глазах. Почти так близко, что я могла видеть, что она делает!
– Она разбила их? – Он явно был потрясен тем, как далеко может зайти ее мачеха.
Кларисса серьезно кивнула.
– Лидия не терпит непослушания.
– Но если она разбила их, как же вы можете самостоятельно ходить по дому? – в смятении спросил он.
– Никак. – Кларисса поморщилась и призналась с оттенком досады: – Слугам приходится водить меня. Это довольно утомительно.
– Представляю себе, – пробормотал он.
– М‑м... – Она на мгновение вспомнила все это унижение и потом сказала: – Но хуже всего из этого то, что без очков я ничего не могу делать. Я не могу ни вышивать, ни расставлять цветы... ничего. И совершенно невозможно читать. Даже если я подношу книгу к самым глазам, я не могу читать долго, потому что от напряжения начинает болеть голова. Это очень скучно. Мне остается только сидеть и бездельничать.
Эйдриан сочувственно смотрел на нее сверху вниз со слабой улыбкой. Пухлые губы леди Крамбри – хотя она не осознавала этого – были весьма привлекательны. Она была очень мила, хотя, возможно, и не в традиционном смысле. На вкус любого представителя света ее губы были слишком большими, чтобы думать о ней так, но сам он находил их весьма соблазнительными. И несмотря на то что ее нос был вздернут чуть больше, чем требовали сегодняшние стандарты, он считал его очаровательным.
Эйдриан был так занят, разглядывая ее черты, что едва ли заметил, как музыка сменилась, обращая внимание на нее ровно настолько, чтобы в нужный момент перейти на вальс, не отрывая взгляд от лица Клариссы. Она продолжала рассказывать ему обо всех злоключениях и несчастьях, которые ей пришлось перенести, не имея очков. Это был довольно длинный список. Одеваться было трудно, и ей приходилось полностью зависеть от хорошего настроения своей горничной. Пока Кларисса говорила, она, кажется, едва ли слышала его заверения, что ее волосы идеально уложены, а платье ей очень к лицу.
Нет, эта дама явно не ищет комплиментов. Яростно краснея, она отмахнулась от его слов и продолжила объяснять, как ей приходится ходить по дому за руку с горничной, чтобы не свалиться с лестницы или не опрокинуть что‑то, чего она не видит. И видимо, еще одной проблемой было то, что она путает людей, хотя она заверила его, что довольно хорошо узнает голоса. Кроме того, иногда она случайно проливала и роняла еду на свое платье, правда, только когда была одна, поскольку ей не позволялось прикасаться к еде и напиткам в обществе. Ей даже приходилось надевать детский нагрудник, чтобы не испортить платье!
Эйдриан прикусил губу, представив ее в детском нагруднике, и этот образ стал еще забавнее, когда она сказала, что несколько раз чуть не подожгла дом, когда пыталась зажечь свечи. Она множество раз опрокидывала дворецкого и некоторых других слуг и ничуть не сомневалась, что все они уже начали ненавидеть ее. Она была уверена, что они съеживаются всякий раз, когда она оказывается поблизости, и частично слышала, как они начинают перешептываться, называя ее «ходячим несчастьем».
Леди Кларисса была ужасно весела, признаваясь во всем этом. Эйдриан с трудом сдерживал свои смешки, но в конце концов она заметила его вежливые старания и разрешила ему смеяться. Буйное веселье, вырвавшееся из него тогда, удивило Эйдриана. Прошло столько времени с тех пор, когда он хотя бы улыбался, не говоря уже о смехе, и он обнаружил, что его взгляд смягчается, когда он смотрит на свою новую знакомую. Она была чудом: очаровательная, милая и ничуть не унывающая по поводу несчастий, преследующих ее. Кларисса заставила его ощутить легкость, а сердце защемило от сильного желания.