Он торжественно кивнул.

– Можем мы поиграть с собачкой снова?

Лаура рассмеялась.

– Хм-м-м… – Как только она кивнула, дети, включая Криса, бросились к Гремлину. – Испорченный.

– Я заплатила бы хорошие деньги любой PR-фирме, если бы меня приветствовали так же, – прокомментировала Дэв.

– О, да.

Дэв опустилась на колени рядом с Лаурой и протянула руку к собаке.

– Ну, привет… Иисус Христос! – она отдернула руку, когда Гремлин неожиданно открыл пасть, показывая два ряда крошечных зубов.

– Нет, эта кличка уже была использована. – Лаура помертвела. Когда Гремлин забывал об осторожности, он зевал очень широко. Пасть собаки со щелчком закрылась, и он продолжил играть с детьми. Голос Лауры обрел жесткость, когда она посмотрела на своего четвероногого друга. – Гремлин! – "У тебя большие неприятности. Ты просто в дерьме". – Мне очень жаль, мадам Президент.

– Дэвлин, помните?

Лаура повернула к ней голову.

– Право, мне жаль. Это очень странно. – Светлые брови приподнялись. – Грем всех любит. – Увидев, как Дэв нахмурилась, Лаура поняла, как могла быть воспринята эта фраза. – Но у него был действительно напряженный день. Но он полностью, на сто процентов, безопасен, клянусь. Обычно он боится даже собственной тени.

Дэв внезапно зарычала на собаку, и тот, подскочив, с визгом скрылся под кроватью так быстро, как позволяли его короткие лапки.

– Хорошо, я купилась на это, – дружелюбно согласилась Дэв, весьма довольная собой. "Мысленное замечание: проконсультироваться у Дэвида относительно взяток для собаки, которая больше похожа на цыпленка, чем на собаку, и которая, очевидно, ненавидит меня".

Дэв со стоном поднялась на ноги. Это был длинный день, и ей нужно было расслабиться. Неохотно, она обратилась к детям:

– Думаю, мы должны оставить мисс Страйер одну сейчас.

– Не уходите, – Лаура сама была удивлена приказными нотками в своем голосе. Она почувствовала, что ее щеки становятся горячими.

– Хорошо, – немедленно ответила Дэв, усмехнувшись. – Хотите поболтать, пока дети играют?

Лаура кивнула, и женщины направились к диванам. Блондинка села первой и Дэв с трудом поборола желание плюхнуться рядом с ней. Вместо этого она переместилась на противоположную кушетку.

– Симпатичная юбка, – пристальный взгляд Лауры был направлен на ноги Дэв. "Она должна носить их чаще. Фантастические ноги". Мысль была необычна, но сам факт бесспорен.

Голос Дэв отказал ей, и теперь была ее очередь краснеть. Она нервно провела рукой по ткани.

– Спасибо. – Дэв покопалась в кармане и вскоре вытащила оттуда что-то в обертке из фольги. Приятный запах достиг носа биографа.

– Хотите разделить со мной Hershey-шоколадку? – Дэв отломила половину.

– Конечно! – Счастливо ответила Лаура. "Hershey-шоколад. О, парень. Слава Богу, мы не в автобусе".

Лаура прекратила писать и немного отодвинулась от стола. Она задумчиво наклонила голову, и ее пальцы рассеянно крутили ручку, пока она перечитывала последнюю запись. Это не был личный дневник, хотя профессиональные наблюдения и сочетались в нем с личными мыслями. Лаура извлекла бы их позже. Или нет. В зависимости от того, имели ли они отношение к тому, что она пыталась передать. Это было собрание замечаний, касающихся ее 'предмета'. И они уже заполнили один сверхпрочный толстый переплет.

Блондинка не могла не признавать, что ее первый месяц в качестве биографа Дэвлин не был похож на кляксу. Это был вихрь движения и деятельности. Залоги и компромиссы. Дела и жертвы.

Лауре потребовались все эти двадцать девять дней, чтобы приучить себя вставать в пять утра, дабы начать день с Дэвлин. Биограф просто застонала, когда узнала, что по понедельникам, средам и пятницам Президент и масса агентов Секретной службы бегают трусцой. Она ухмыльнулась и записала еще несколько мыслей. Они не БЕГАЮТ ТРУСЦОЙ. Они НЕСУТСЯ все эти 4,5 километра вокруг южной лужайки так, будто у них пятки горят. Такой темп сводил участие прессы к минимуму, и Лаура уже достаточно знала Дэв, чтобы понимать, что это не случайно.

Президент занималась спортом с той же целеустремленной интенсивностью, с которой делала и все остальное. Дэв хотела потеть. Она не возражала бы против приятной беседы во время пробежки, но была одна причина, по которой Лаура не могла этого предоставить. Президент Марлоу не собиралась замедляться, чтобы поговорить. ОНА устанавливала темп. И он был определено выше возможностей Лауры. К концу первой недели она перестала желать смерти Дэвлин и теперь желала смерти для себя. Но потом, после дней зависти и ворчания, ее тело начало принимать эти новые требования.

По вторникам, четвергам и субботам Дэв около полутора часов занималась частной гимнастикой Белого дома, которая была гораздо более приемлемой для Лауры. Здесь она даже показала Президенту пару приемов. Воскресенье было 'семейным днем'. И Дэв, 'плохой ленивый щенок' – Лаура подчеркнула эти слова, написанные рядом с рисунком злобно улыбающегося чертика с рожками и языками пламени, вырывающимися из носа – 'официально' не существовала. Но в этот день у Президента было вдвое больше работы, чем обычно, так как она отпускала Эмму и самостоятельно занималась с Эшли, Крисом и Аароном.

Дэв даже спала до 7:30 или 8 часов в воскресенье, если что-нибудь критическое не требовало ее внимания. А так и было все эти четыре воскресенья подряд. Но, к чести сказать, Дэв всегда успевала закончить с делами до того, как дети просыпались, и не возвращалась к делам, пока дети не оказывались в постелях вечером.

Блондинка быстро обнаружила, что Дэвлин всегда работала, даже когда работы вроде никакой и не было. И когда Лаура возвращалась к уединению своей комнаты и падала на постель, у Дэв всегда было еще несколько встреч или только один личный телефонный разговор. Биограф много ночей лежала с открытыми глазами в постели, слушая тихие шаги Дэвлин, когда та медленно возвращалась из офиса в спальню… много позже полуночи. Лаура задавалась вопросом, смог бы кто-нибудь другой поддерживать на высоком уровне блестящий темп, заданный в этот первый месяц. И более того, захотел ли бы?

Но, несмотря на то, что она называла 'размалыванием' было и несколько приятных моментов, которые хорошо запомнились и вызывали улыбку, только лишь стоило вспомнить о них. Лаура заметила, что Дэв была наиболее 'президентской' вдали от Белого дома. Биограф получила на удивление острые ощущения от путешествия с Дэвлин в президентской автоколонне. То есть это не была непосредственно автоколонна. "Ну, ладно", – признала она честно, – "это была просто поездка, чтобы почувствовать, что мир принадлежит только тебе". Но это было даже лучше, ведь тогда Лауре удалось урвать несколько моментов, чтобы побыть наедине с Дэвлин. И, хотя она не была уверенна, но подозревала, что Дэв чувствовала то же самое. Об этом говорила хитрая усмешка женщины, с которой она указывала на ожидающий их автомобиль.

Во время, подобное этому, они с Дэвлин наслаждались лучшими своими беседами. Раньше Лаура всегда записывала вопросы на карточках для других своих 'предметов', заполняя ими карманы, чтобы использовать в нужный момент. Но с Дэвлин об этом не нужно было беспокоиться. Она всегда хотела говорить. Дэв была честна и забавна. Лаура не была уверенна, как это случилось, но однажды, слыша свой смех и рассказ Дэвлин о ее учебе в колледже, она почувствовала давно забытый дух товарищества и настоящую улыбку. Они становились друзьями. Лаура чувствовала это. И в то время как профессионал в ней понимал, что это плохая идея, сама она не могла бороться с мощью эти чувств. Ей нравилась Дэвлин Марлоу. И чем больше Лаура ее узнавала, тем больше хотела узнавать.

Некоторое время она не бегала за Президентом, как привязанная, а составляла генеалогическое дерево Дэвлин, консультируясь со специалистами в данной области. Хотя происхождение Дэв и не должно было стать центром ее биографии, но многие читатели ценят генеалогическое дерево в начале книги. При случае, Лаура перескочила бы с прошлого в настоящее, связывая эти части информации, которые в конечном итоге создадут портрет американского президента и по-настоящему уникальной женщины.