Вновь пошевелившись на скамейке, Эмери грустно вздохнула.

Все получилось наоборот. Именно вмешательство в дела Лекса и Селии в конечном счете привело ее к нынешнему плачевному положению. Если бы она знала тогда, чем все обернется, сто раз подумала бы, прежде чем подставлять себя под удар. В конце концов, существовали и иные способы повлиять на события, вовсе незачем было действовать так демонстративно. Ринувшись напролом, она тем самым обрекла себя на финансовое разорение, в личном плане не выиграв ничего.

Правда, потом, гораздо позже — или совсем недавно, смотря как рассуждать — была единственная ночь с Лексом, жаркая и безумная, но разве о таком мимолетном счастье мечтала Эмери?

Та волшебная ночь только подчеркнула ее полное одиночество.

Она до сих пор внутренне содрогалась, вспоминая торжество по поводу объявления помолвки. Оно происходило в доме Джоан, где также жил Айки, который, впрочем, по сведениям Эмери, и сейчас там живет. У Лекса же давно была своя квартира.

Эмери отправилась на памятный прием одна.

К тому времени Ральф Прескотт умер, и они с сестрой жили порознь. По завещанию Селия получила деньги, большая часть которых хранилась на счетах в банке «Нэшнл траст», принадлежавшем Лексу Сеймуру. Кроме того, ей отошел особняк в Огасте, где она провела всю свою сознательную жизнь.

Эмери получила замок Мэлорн, а также обувной бизнес отца, с удовольствием присоединив его к своему, модельному, который создала самостоятельно. В то время ей еще принадлежал дом моды, носящий название «Диззи Эмери», одновременно являвшееся фирменным ярлыком для всего, что она производила.

Свой путь Эмери начала в девятнадцать лет. Именно в этом возрасте состоялся первый показ ее моделей одежды, сразу закрепивший за ней репутацию оригинального мастера. И тогда же ее имя стало появляться в газетах рядом со словами «ярко вспыхнувшая звезда на небосклоне модельного бизнеса», «молодой талантливый дизайнер» и тому подобными. А однажды Ральф — еще успевший увидеть успех дочери и на первых порах поддержать финансово — принес газету, где ее назвали головокружительной Эмери — диззи Эмери.

— Вот! — сказал Ральф, ткнув пальцем в это словосочетание. — Замечательный товарный знак. Обрати внимание. На твоем месте я бы зарегистрировал его.

— Не слишком ли претенциозно? — с сомнением покачала она головой. — Я ведь еще только начинающий модельер.

Ральф снисходительно усмехнулся.

— Дорогая моя, начинающих специалистов не бывает. Это относится к любой сфере человеческой деятельности. Ты или художник, или нет. Или врач, или нет. Или модельер, или нет.

Помнится, Эмери задумалась тогда. То, о чем говорил Ральф, показалось ей необычным.

— Но ведь существует период обучения, который…

— …У настоящего мастера длится всю жизнь, — завершил Ральф фразу. — А в конце отпущенного ему срока он понимает, как мало, в сущности, умеет.

— Тогда тем более нескромно с моей стороны будет назваться головокружительной, — заметила Эмери.

— Э нет! — возразил Ральф. — Ты можешь быть сколько угодно скромной, так сказать, в своем кругу, но в данном случае речь идет о бизнесе, а он в конечном счете всегда в той ли иной степени является формой торговли. Я веду к тому, что тебе предстоит как можно выгоднее продать себя. А люди ведь внушаемы, детка. Скажешь им, что ты головокружительная, именно так они и станут тебя воспринимать. Тем более что талант у тебя есть, это видно сразу, стоит только взглянуть на твои работы.

— Спасибо, папа, — зарделась Эмери. Похвала отца была для нее дороже всего на свете.

В результате того разговора и появилась фирменная марка «Диззи Эмери». Соответственным лейблом помечались модели одежды, бижутерия, парфюмерия, а позже и обувь, потому что в данной области Эмери тоже проявила себя как творческий человек.

Так вот, на торжественный прием по поводу помолвки Лекса и Селии она отправилась еще в качестве Диззи Эмери — на больших показах мод где-нибудь в Нью-Йорке, Париже или Токио некоторые люди прямо так и называли ее, полагая, что это настоящие имя и фамилия.

В тот вечер она использовала свою известность сполна.

Эти воспоминания заставили Эмери поежиться, словно от порыва прохладного ветра. Впрочем, пока она сидела на садовой скамейке, незаметно начало смеркаться и воздух посвежел.

Эмери обхватила себя за плечи руками, вновь устремив взгляд на снующих в розоватом предзакатном небе стрижей…

Она подъехала к принадлежавшему Джоан особняку чуть позже назначенного времени, поэтому у нее возникли некоторые трудности с парковкой. Все свободное пространство вдоль окружавшей дом ажурной кованой ограды было запружено автомобилями — дорогими, очень дорогими и сногсшибательными, изготовленными по специальному заказу.

Конечно, Эмери тоже прибыла не на драндулете. Она сидела за баранкой белоснежного открытого «ягуара», такого элегантного, что многие пешеходы останавливались и провожали его взглядом.

В конце концов ей удалось приткнуть своего красавца между старой липой и элегантной чугунной урной. Свору репортерской братии она заметила еще на подъезде к особняку. Журналисты, папарацци и телеоператоры толпились у ворот, пытаясь разглядеть сквозь решетку, что делается во дворе и на крыльце дома. Однако прибытие «ягуара» не осталось ими незамеченным. Толкаясь и обгоняя друг друга, они бросились в направлении очередной жертвы.

Впрочем, Эмери вовсе не чувствовала себя таковой. Спокойно покинув автомобиль, она захлопнула дверцу и двинулась к воротам походкой вышколенной топ-модели — легко, свободно, покачивая стройными бедрами. Дело происходило прошлым летом, поэтому на ней были короткая шелковая юбка и не доходящий до талии, оставляющий пупок открытым топ с накинутой поверх него невесомой сетчатой кофточкой, по краям и на рукавах отороченной длинными, колышущимися при малейшем движении перышками. Все предметы туалета, включая босоножки на высоких тонких металлических каблуках, а также прелестную сумочку из натуральной кожи, были белыми.

— Диззи Эмери… Диззи Эмери… — зашелестело в надвигавшейся репортерской толпе.

При звуках собственного псевдонима губы Эмери сами собой изогнулись в довольной улыбке: ее узнали!

Вообще-то могло показаться странным, что, пребывая в таком диком напряжении, она способна улыбаться, но на самом деле в этом не было ничего странного: ею владел кураж. Вероятно, если бы не это, Эмери никогда не решилась бы явиться на прием и осуществить свой безумный план.

Ох, лучше бы вместо душевного подъема она испытывала неуверенность! По крайней мере, ее бизнес, деньги и сама жизнь остались бы неизменными.

Правда, тогда не было бы и единственной сказочной ночи с Лексом. Вопрос, стоит ли она целого состояния?

Временами Эмери готова была дать утвердительный ответ.

Репортеры приблизились и взяли ее в кольцо. Однако она продолжала уверенно шагать дальше, так что тем, кто находился впереди нее, приходилось пятиться. Засверкали фотовспышки, посыпались вопросы. В основном они касались приема, на который Эмери приехала.

Отвечала она односложно, потом обронила, усмехнувшись с мрачной загадочностью:

— Будьте начеку. Сегодня вас ожидает сенсация.

— Какого рода, Эмери? — тут же зазвучало со всех сторон. — Говорите уж, раз начали!

— Узнаете в свое время… Но это будет как взрыв бомбы.

— Эмери, вы просто душка! — радостно крикнул кто-то. — Спасибо, что предупредили.

Она же внезапно остановилась, словно пораженная какой-то мыслью. Ей действительно пришло в голову, что обещанной журналистам сенсации может не получиться, ведь их не пустят дальше ворот, потому что сегодняшнее торжество носит сугубо частный характер.

Прикусив губу, Эмери несколько мгновений лихорадочно искала возможность провести на праздник какого-нибудь репортера, желательно с камерой. Наконец ее озарила идея, которая показалась вполне приемлемой.

Пошарив взглядом по окружавшей ее толпе, Эмери выхватила одно знакомое лицо.