— К сожалению, все гораздо сложнее.

— Я уже говорила и теперь повторю: все очень просто, если только мы это принимаем.

Почему-то именно от этих слов Рэндалл на мгновение потерял контроль над собой — нагнулся и коснулся ее губ.

Вчера, впервые встретив Рэндалла, Шэрон задумалась, как чувствует себя женщина, которую он целует. Поэтому, когда их губы соприкоснулись, не могла сопротивляться. Ведь именно этого она на самом деле хотела.

Поцелуй длился не долее двух секунд, а потом Рэндалл резко отстранился. Но Шэрон все еще продолжала стоять неподвижно, вцепившись в его футболку.

— Шэрон…

При звуке своего имени молодая женщина открыла наконец глаза и, разжав пальцы, так резко шагнула назад, что едва не сбила со стола чашку с кофе.

— Это была проверка? — спросила она.

Рэндалл посмотрел ей в глаза. Очень серьезно и очень печально.

— Нет, ошибка.

— Почему?

— Потому что я хочу ее повторить.

— По крайней мере, ты со мной честен.

Что, впрочем, не означает, что им снова надо целоваться. От одного легкого соприкосновения губ она совершенно потеряла голову, а что будет, случись это снова, даже страшно подумать. Особенно учитывая, что с ее стороны это было больше, чем импульсивный порыв.

Проведя рукой по лицу, Рэндалл устало сказал:

— Ты ошибаешься. Меня трудно назвать честным.

— Так, значит, ты не хочешь поцеловать меня еще раз? — усмехнулась Шэрон.

К сожалению, именно в этом он не солгал.

— Любой нормальный мужчина, поцеловав тебя единожды, захочет сделать это снова, — ответил Рэндалл хрипловатым голосом.

— Необязательно быть таким любезным. Я прекрасно знаю, что похожа на спелую тыкву.

— Когда я сказал, что меня трудно назвать честным, я подразумевал не поцелуй. Просто я бизнесмен, а ты когда-нибудь слышала про честных и при этом преуспевающих бизнесменов?

Улыбка Шэрон погасла при виде его сумрачного лица. Он явно сожалел о случившемся. Почему-то это причинило ей боль. Хотя почему, она не совсем понимала. Ведь Рэндалл Харриот всего-навсего ее сосед, к тому же временный.

— Ну, надеюсь, ты не во всем лжешь. Максимум — от налогов увиливаешь.

Ну почему она так мила и прелестна? Почему не похожа на человека, который вынашивает коварные планы? В таком случае все было бы куда проще.

— И все же я бы не сказал, что ты похожа на спелую тыкву.

Выражение лица Рэндалла смягчилось, и Шэрон снова пришлось собрать волю в кулак, чтобы не броситься ему на шею.

Она направилась к двери, ведущей во двор, со словами:

— Пойду уберу со стола, а ты пока попей кофе с вафлями.

Тут он положил руку ей на плечо, и она замерла. Казалось, жар его пальцев достигает тела сквозь платье, обжигает… Шэрон почувствовала, что краснеет, но все же повернулась и вопросительно посмотрела на Рэндалла.

— Я уберу со стола, — пояснил он. — А ты пока съешь десерт. И свари еще кофе, если не трудно.

— Но ведь это я должна работать на тебя, помнишь?

Рэндалл помнил многое — запах ее волос, шелк кожи. Но больше всего то, что отец ее ребенка — его племянник.

— Сегодня не в счет, мы же договорились. А начиная с завтра ты еще наплачешься от такого привередливого работодателя, как я.

Шэрон улыбнулась, показывая, что нисколько не верит его угрозам. А Рэндалл со стыдом вспомнил, сколько раз заставлял Мэрианн работать далеко за полночь, иногда до самого утра. Секретарша жаловалась, что у нее есть жизнь и вне офиса, но его это нимало не интересовало. Главное было срочно подготовить контракт.

— Не могу представить, чтобы подчиненные тебя не любили.

— Даже если и не любят, то не скажут. Боятся, — улыбнулся Рэндалл и вышел из кухни, оставив Шэрон в недоумении.

За два раза он умудрился принести всю посуду и сложить ее в раковину. Но когда включил воду и взял в руки первую тарелку, Шэрон поспешно вскочила и попыталась его остановить.

— Оставь посуду в покое. Я сама помою ее позже.

Ему стоило бы оставить в покое не только посуду. Надо было повернуться и уйти из кухни… и из жизни этой женщины. Целовать ее — чистейший идиотизм.

Но Рэндалл видел, что она очень устала, и, если усадить ее и дать отдохнуть несколько минут, голос совести может поутихнуть.

— Послушай, я не так уж часто горю желанием кому-то помочь. Но раз уж я сегодня такой добрый, сядь, пожалуйста. А когда я закончу мыть посуду, убери ее на место.

Рэндалл понял по выражению лица Шэрон, что она собирается спорить, поэтому отложил тарелку, взял молодую женщину за руку и подвел к столу.

— Садись и ешь.

— Но мне не нужен десерт.

— А ребенку?

Последний аргумент оказался решающим — Шэрон опустилась на стул и принялась есть вафли. Обрадовавшись маленькой победе, Рэндалл вернулся к раковине.

— А как же ты? — спросила молодая женщина, отпивая кофе.

— А я уже сыт. Ни кусочка больше не влезет.

— Я рада, что не разучилась готовить.

— А для Лесли ты готовила? — ревниво спросил Рэндалл.

— Нет. Он не большой любитель домашней еды. — Шэрон отпила еще кофе и грустно улыбнулась. — Честно говоря, чем дольше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что между нами не было практически ничего общего.

— Тогда почему же ты с ним связалась? Чем он тебя привлек?

Шэрон ответила далеко не сразу. И, взглянув на нее через плечо, Рэндалл увидел, что она печально смотрит в пространство.

— Я задавала себе этот вопрос тысячи раз. Наверное, потому, что была одинока и хотела тепла и внимания.

Рэндалл от удивления на миг забыл о грязных тарелках.

— Ты потрясающе красива. Не верю, что ты и в самом деле была одинока.

— Нет, друзей и знакомых у меня хватает, — отмахнулась Шэрон. — Но это совсем другое. С тех пор как умерла бабушка, я чувствовала себя потерянной, никому не нужной. Вероятно, мне показалось, что Лесли сможет заполнить эту пустоту в моей жизни. — Она презрительно фыркнула. — Ну и дурой же я была!

Не похоже на речи женщины, пытавшейся заполучить обеспеченного мужа. С другой стороны, глупо было бы предполагать, что она возьмет и расскажет первому встречному о неудавшемся плане зажить в роскоши.

— Ты упоминала бабушку, — сказал Рэндалл, поворачиваясь обратно к раковине. — Она тебя воспитывала, что ли?

— Можно сказать и так. По крайней мере с шести лет, когда умер мой отец. Дедушки уже не было на свете, а бабушке исполнилось семьдесят, и со здоровьем у нее было неважно. Однако до моего восемнадцатилетия она все же дотянула, не хотела, видимо, оставлять внучку. И умерла в день моего рождения. Так что шаг во взрослую жизнь был ознаменован вместо гостей и пирогов полицейскими и машиной из морга. — Шэрон грустно улыбнулась. — Впрочем, зачем я это рассказываю? Тебе, должно быть, неинтересно.

— Напротив, — заверил ее Рэндалл. — Я весь внимание.

Ему отчетливо представилась хрупкая восемнадцатилетняя Шэрон, оставшаяся совсем одна наедине со своим горем. Можно было только восхищаться ее мужеством и силой воли.

— Я бы совсем пала духом, если бы не сеньора Монсеррат. Она и с завещанием помогла разобраться, и поминки организовать, и заупокойную мессу… Тогда-то мне и достался этот дом по наследству. Бабушка в нем родилась и прожила всю жизнь. Я его ни за что не продам.

— Должно быть, ты очень любила старушку, — не спросил, сказал Рэндалл.

— Больше всех на свете. Хотя у меня почти никого и не было… Мама не слишком мною интересовалась. Она четыре раз была замужем, сейчас живет где-то в Штатах, кажется. Мы очень давно не виделись, и мама не знает о моей беременности.

А Рэндалл предположил, что, не желая огорчать родителей, Шэрон скрыла, что ждет ребенка. Оказывается, у нее фактически нет матери. Ну и ну.

— А почему вы не общаетесь? У вас не сложились отношения?

— Как сказать… Она просто знает, что я не одобряю ее стиля жизни: не нашла времени, чтобы на похороны собственной матери приехать! Но, вообще-то, Марианна — так ее зовут — обычно забывает, что у нее есть дочь.