Приехал врач — веселый молодой человек. В этих местах он начал практиковать совсем недавно, и его ничуть не расстроило то обстоятельство, что за нынешнюю ночь это был уже пятый вызов. Прибыл он быстро, умело осмотрел больную, сразу же сделал укол и велел оставаться в постели еще несколько дней.

Проводив врача, Крис вернулся в спальню и снова сел возле кровати.

— Теперь я скоро поправлюсь, — прошептала девушка, не сводя глаз с темной фигуры, устроившейся в кресле. — Врач сделал укол, а еще оставил две таблетки, чтобы я покрепче заснула. Он сказал…

— Я знаю, что он сказал, — быстро прервал ее Крис. — Он повторил то, что я знал и без него, — у вас крайнее истощение. Это он сказал, когда уходил.

— Истощение? — Тиффани изо всех сил пыталась не закрывать глаза, но они не слушались. Она заметила, что вид у Криса недовольный, но никак не могла понять, чем это вызвано. — Мне… этого мне врач не сказал. Только упомянул, что надо отдохнуть, легче относиться к жизни. Как будто в данный момент я могу поступать по-другому. — Она попыталась придать своему хриплому голосу оттенок легкомыслия.

— Врач говорил не только о ближайшем будущем, Тиффани, не только о двух-трех днях! Ведь вы ведете такой образ жизни уже давно, верно? Врач сказал, что у вас большая потеря веса! — Крис взволнованно вздохнул и в упор взглянул на больную. — Я могу четко воспроизвести всю картину вашей жизни. Встаете ни свет ни заря; работаете без единого перерыва до тех пор, пока уже не видите, что делаете; без сил валитесь в постель, а на следующее утро все повторяется в том же духе! Та же проклятая рутина, снова и снова! Какого черта, я спрашиваю? Если только вы умышленно не доводите себя до настоящей болезни! Так, Тиффани?

— Нет, не так! — девушка отвернулась, чтобы избежать его сердитого взгляда, и спрятала лицо в подушку.

— Ладно! Тогда в чем же дело?

Ответить она не могла. Сейчас его гнев не способен вызвать ее сопротивления. Слезы, столь долго сдерживаемые ею, покатились по щекам.

— Простите меня, Тиффани! — Ей на плечи опустились его крепкие, сильные руки; они гладили горячее тело, будто стараясь уменьшить жар. Ее пытались успокоить, но почему-то эффект получался обратный. — Я вовсе не хотел вас расстраивать, — бормотал мужчина.

— Однако именно этого вы добились! — по-прежнему плакала в уже мокрую подушку девушка.

— Да я и сам это вижу. Послушайте, не надо плакать! — мягко проговорил Крис. — Ведь вам станет еще хуже. — Он откинул с ее лица шелковый светлый завиток и ладонью стер слезинки с мокрой щеки. — Временами я бываю страшным эгоистом. Прошу вас, забудьте все, что я сказал и как я это сказал. Забудьте все! Постарайтесь поглубже вздохнуть и закрыть глаза.

Тиффани проглотила слюну, превозмогая боль в горле, и покрепче зажмурила глаза. Ей не верилось, что этот человек способен произносить такие чудесные, добрые слова сочувствия.

В следующую секунду она ощутила на своем горящем лице волшебное прикосновение прохладного полотенца. После чего все поглотила недолгая тишина. А потом сознание уступило беспредельной слабости, исчезла нервная дрожь и больная погрузилась в глубокий и столь желанный сон. Когда же вернулась к реальной действительности, оказалось, что на постели рядом с нею, вытянувшись во весь рост, лежит Крис.

Пережив состояние мгновенного ужаса, Тиффани попыталась переждать свое смятение. Дыхание выровнялось. Потом легла набок и стала из-под ресниц разглядывать лицо Криса. Дыхание его было спокойным, глубоким.

Взгляд ее окинул великолепное бронзовое тело, едва прикрытое небрежно наброшенным одеялом. Крис во сне повернулся, что приблизило его к ней, расстояние между ними свелось до нескольких дюймов, девушка, в страхе быть застигнутой в своем пристальном любопытстве, резко отвела глаза. Застыла, затаив дыхание, но ничего не случилось. Красавец рядом с ней просыпаться не собирался. Так что можно было продолжить наблюдения.

Его обнаженная крепкая, мускулистая грудь, покрытая густыми темными волосками, непреодолимо притягивала к себе ее взгляд. Да что же это с ней? Неужели она такая развращенная, испорченная женщина, что надо прикладывать усилие, чтобы переключить свое внимание на лицо спящего. Ресницы у него были густые и длинные. На подбородке Криса вмятинка, сейчас ее почти скрыла темная щетина. Нос довольно крупный, прямой, под стать высоким скулам…

— Очень скверно, что вы так разболелись, милая девушка. Но заявляю вам со всей ответственностью: мне чертовски приятно наблюдать, как тщательно вы меня рассматриваете. — Он смотрел на нее с улыбкой, отмечая краску смущения на лице Тиффани. — Ну и к какому же выводу вы пришли? — продолжал он, подперев рукой голову. — Признан годным?

— Что… что вы делаете в этой постели? — спросила она, пытаясь хоть часть собственного смущения переложить на Криса.

— Да сплю, что же еще? — ответил тот, мило улыбаясь и не отводя глаз от ее лица. — Только великомученик по призванию способен провести в этом проклятом кресле более двух часов, но я же не из них.

— Могли бы уйти спать куда-нибудь в другую комнату, — хрипловатым голосом заявила Тиффани. — Мне вовсе не требовалось специального присмотра.

— Вы приписываете мне слишком многое — я не очень-то умею сочувствовать другим, — глаза сияли хитрецой. — Вынужден признаться: мое присутствие здесь никакого отношения к сверхмилосердию не имеет. Дело в том, что эта постель — единственная во всем доме. У меня, если мне память не изменяет, здесь девять спален, но, к сожалению, та, где сейчас находитесь вы, в настоящее время одна-единственная хоть как-то пригодная для жилья.

— И сколько же времени… как давно вы проснулись? — чуть слышно спросила больная. Как же ей хотелось справиться с собой и наконец отвести глаза от этого чересчур привлекательного для нее лица.

— О, уже довольно давно! Хоть немного стало полегче? — как ни в чем не бывало спросил он. — Похоже, температура у вас все еще высокая.

— Да нет, мне гораздо лучше, — пробормотала Тиффани и отвернулась, чтобы взять стакан воды и таблетки. — Который сейчас час? — Приняв лекарство, она снова откинулась на подушки. — Мне пора возвращаться домой — надо присмотреть за животными.

Крис взглянул на наручные золотые часы и, мгновенно сбросив с себя покрывало, встал с постели.

— Сейчас начало десятого. Но это не имеет никакого значения, потому что вы никуда не пойдете.

— Но…

— Ничего не изменилось, Тиффани! Помните, что я вам сказал вчера вечером? — Он стоял перед ней — высокий, стройный, сложив руки на широкой обнаженной груди. От него исходила чисто мужская непреодолимая власть и сила. — Не допускаю никаких ваших «но». Ложитесь-ка как следует, расслабьтесь и перестаньте беспокоиться о своем стаде. Я сам сделаю все, что необходимо.

— Вы?

— Разве это так уж сложно — подбросить им корма и вынуть из-под кур яйца? Или мне требуется сначала получить аттестат по уходу за домашней скотиной?

— Коз надо обязательно подоить, а вы этого никогда сделать не сможете, — разнервничалась девушка.

— Да перестаньте вы! — Он рассмеялся, потом пристально посмотрел на горящее лицо больной. — Вы что, считаете, что я вообще абсолютно ни на что не способен?

Тиффани удалось большую часть дня проспать. К вечеру горло почти прошло, хотя боль при глотании еще давала о себе знать. Но не было уже той рези, что мучила раньше.

Девушка поудобней устроилась в постели, полусидя откинувшись на подушки. Чисто автоматически взглянула в окно, за которым сияло чудесное синее небо. В голове все перепуталось. Сколько времени она здесь? Как долго спала? Который час? Совершенно ясно, что ей надо собрать все силы, встать с постели и немедленно отсюда уйти, но одно дело думать, другое — хотеть и чувствовать. Отлично понимая всю невероятную нелепость происходящего, она совсем не хотела ничего предпринимать.

Однако же необходимо взять себя в руки. Тиффани сбросила с себя одеяло и встала. Самое лучшее — уйти прямо сейчас. Какой смысл дальше тянуть эти ужасные душевные муки?