Гатри медленно убрал руки.

— И ты поедешь?

Дороти кивнула с несчастным видом, руки ее дрожали.

— А как же я? — проговорил он, даже не пытаясь скрыть горечь. — Неужели ты просто развлекалась все это время? Неужели это так? А я-то решил, что ты любишь меня…

— А я верила, что ты любишь меня! — взорвалась Дороти, не в силах больше сдерживаться. — Но это не так, не правда ли? Ты любишь только свою Биндабурру!

Гатри вздрогнул, но когда он заговорил, голос его был тверд.

— Все-таки ты поговорила с Шейлой. Я мог бы догадаться. И что именно она тебе сказала?

— Что ты собирался жениться на ней только из-за Биндабурры, — дерзко бросила Дороти. — Она сказала, что это именно ты разорвал помолвку, когда обнаружил, что ее отец продал свою долю Бобу.

— И ты поверила ей, конечно? — мрачно осведомился Гатри. — Ты не провела в ее компании и пяти минут, однако приняла на веру каждое ее слово! Неужели ты всерьез думаешь, что я женился бы на женщине, которую не любил, из-за какого-то имения?! Да я мог бы с легкостью купить его! — Он отвернулся с отвращением. — Вот и все твое доверие! Я думал, что последние недели значили для тебя немного больше!

— И ты еще смеешь говорить о доверии! — Дороти едва сдерживала слезы. — После того как ты поступил с дядей Стивом, я не думала, что тебе вообще знакомо такое чувство!

Гатри застыл на месте.

— Что ты имеешь в виду? — произнес он тихо.

— Ты пытался запугать его, чтобы он продал тебе свою часть имения, только это не сработало, не так ли? Он прекрасно знал, что делает, когда завещал Биндабурру мне!

— Это тебе тоже Шейла сказала? — Голос его был полон сарказма, и Дороти подняла голову. Слишком далеко зашла она, и назад пути уже не было.

— Нет, не Шейла, — Дороти судорожно втянула воздух. — Я нашла письмо, дядя Стив написал своему поверенному, потому что боялся, что ты можешь силой выкинуть его из Биндабурры.

— Боялся меня?! — Потрясение Гатри не могло быть поддельным. — Там что, так и было написано?

— Ну не напрямую, однако там ясно говорилось, что он был крайне обеспокоен твоими действиями.

Снова на некоторое время воцарилась тишина.

— Ты что, всерьез думаешь, что я способен силой заставить человека убраться из имения, которое составляло смысл его жизни в течение сорока лет?

Дороти вздрогнула от его голоса и закрыла лицо руками, охваченная внезапным отчаянием.

— Я не знаю больше, что мне думать! Я лишь хочу домой. — Она не могла бороться со слезами, что душили ее.

— О, вот этому я верю! — презрительно бросил Гатри. — Ты же ради этого все и затеяла, правда? И все это не имеет никакого отношения к Биндабурре. Ты просто решила, что тебе тут надоело и хочется домой. Экзотика тебе уже приелась, а это смехотворно напыщенное сборище сегодня напомнило о той жизни, по которой ты так соскучилась! О, ты наверняка с блеском пройдешь прослушивание, — продолжил он насмешливо. — За последние недели ты неплохо попрактиковалась в сценическом мастерстве! Я аплодирую, твоя игра так захватила меня, что я даже не сообразил, что это всего лишь представление!

— Это неправда, — проговорила Дороти сквозь слезы. — И ты это знаешь.

— Вот как? — Лицо Гатри сделалось предельно жестким. — А как насчет Биндабурры? Она тебе тоже уже приелась?

— Можешь получить ее, раз она столько для тебя значит! Мне уже все равно. Я уже дала согласие продать мою долю, и очень сожалею, что тебе пришлось разыгрывать свою любовь ко мне дольше, чем нужно!

— Понятно, — сказал Гатри. — Значит, ты собираешься ехать домой?

— Да, — всхлипнула Дороти, пытаясь забыть о том, чего она действительно хотела.

Он завел мотор и перевел рычаг переключения скорости.

— В таком случае, похоже, говорить больше не о чем. Предлагаю тебе по приезде домой обратиться как можно скорее к нотариусу по поводу продажи. Да, и еще я на твоем месте потребовал бы провести независимую оценку собственности. Человек, который запугивал старика, разумеется, не остановится перед тем, чтобы обмануть молоденькую девушку, не так ли?

Дороти не могла поверить, что Гатри даже не собирался уговаривать ее остаться. Похоже, Шейла была права: Гатри получил что хотел — Биндабурру, и теперь ему не терпелось избавиться от Дороти.

— Если ты уедешь завтра в Сидней, тебе пора ложиться спать, — произнес Гатри, держа перед ней дверь с подчеркнутой вежливостью. — Нам бы не хотелось прийти на прослушивание невыспавшимися, не правда ли?

При его словах Дороти снова почувствовала, как слезы наполняют ее глаза.

— А как насчет завтрака?

— Сами приготовим, — равнодушно ответил он. — Я уверен, мы и без тебя прекрасно справимся. В конце концов нам не привыкать. Когда ты проснешься, нас уже не будет.

— Ты хочешь сказать, что я больше не увижу тебя? — Эти слова вырвались из груди Дороти, когда Гатри уже открывал дверь своей спальни.

— А разве ты не этого добивалась? — спросил он и захлопнул за собой дверь, навсегда отрезав ей путь в свою жизнь.

Дороти стояла неподвижно в коридоре. Ей было страшно поверить, что она видела Гатри последний раз в жизни. Ей хотелось забарабанить в эту дверь, броситься в его объятия и дать убедить себя, что все это просто ужасная ошибка. Она хотела заснуть возле него и, проснувшись, обнаружить, что это был лишь кошмарный сон.

Но вместо этого ей придется сесть в машину и покинуть Биндабурру навсегда.

Когда Дороти проснулась на следующее утро, в доме никого не было, кухня показалась ей пустынной и холодной. Двигаясь как во сне, она убрала со стола остатки завтрака, перемыла всю посуду и оставила в холодильнике ленч. Когда делать было больше нечего, она провела рукой по старой плите и оглянулась в последний раз.

Затем она медленно прошла в свою комнату и собрала чемоданы, тщательно проверив, чтобы в ванной не осталось ничего из ее многочисленных косметических принадлежностей, забрала все свои вещи, живописно раскинутые по комнате Гатри. Когда он вернется, ничто больше не будет напоминать о ней.

Дороти вынесла чемоданы на веранду. На улице стоял теплый солнечный денек. Еле заметный ветерок вызывал легкую рябь на поверхности воды, и солнечные зайчики весело играли на ней. Между эвкалиптами белыми стрелами проносились попугайчики-корелла.

Ничто в Биндабурре не изменится с ее отъездом, подумала Дороти. Попугайчики, как и раньше, будут наполнять воздух своими криками, деревья по-прежнему будут склоняться у воды, любуясь собственным отражением.

Только ее здесь больше не будет. Никогда больше она не будет сидеть здесь рядом с Гатри, наслаждаясь закатом, никогда больше не услышит, как австралийские грачи жалуются друг на друга, никогда не сможет прогуляться вечерком до протоки, вдыхая терпкий аромат сухих эвкалиптовых листьев, похрустывающих под ногами. Она никогда не сможет припасть к губам Гатри, прикоснуться к его сильному бронзовому от загара телу, почувствовать, как его руки нежно касаются ее тела, никогда не увидит, как он улыбается, глядя ей в лицо. Никогда больше!

Слезы бежали по щекам Дороти, когда она в последний раз спустилась по ступенькам веранды, чтобы погрузить вещи в багажник. Затем она села в машину, выехала со двора, миновала загон для скота и, не оборачиваясь, поехала по пыльному проселку.

Дороги уже давно подсохли, ехать было легко, тем не менее, чтобы добраться до Сиднея, Дороти потребовалось два дня. Она остановилась на ночь в мотеле «Порт-Аугуста». Когда она проснулась утром и поняла, что она не в Биндабурре, ее охватило щемящее чувство тоски.

В Сиднее Дороти купила билет до Сингапура и через несколько дней была дома.

Люси, ее подруга, с которой она делила квартиру, была очень рада ее возвращению. Она изумленно вскрикнула, когда утром вышла на кухню и обнаружила там Дороти за чашкой кофе.

— Мы уже начали думать, что ты никогда не вернешься, — сказала она, примостившись на соседней табуретке, когда первые восклицания и приветствия остались позади. — Неужели все это время ты проторчала в такой глуши?