Впрочем, много загадок встало и перед чекистами. Они-то ведь тоже не знали, что шпионы после сеанса связи поехали совсем в другую сторону. Да и как их безошибочно опознать среди наполнивших лес ягодников?

На одном из лесных перекрестков две «Победы» остановились. Полковники Старинов и Арбенин склонились над картой. Сопровождавшие их оперативники Лукьянов, Петай, Касаткин, Ермаков, подполковник Бахтийчук, приехавший из Москвы, разминали затекшие ноги. А вокруг безмятежно щебетали птицы, с безоблачного неба ярко светило июльское солнце. Только вот дороги не успели просохнуть, грязная колея после прохода машины вновь заливалась водой.

Гавриил Григорьевич, изучив карту и еще раз бросив взгляд на расходящиеся в разные стороны лесные дороги, невесело пошутил:

— Направо пойдешь — голову потеряешь, налево… В общем, как в известной русской сказке.

Решили двинуться по самой узкой, более всего раскисшей от вчерашнего потопа дороге. Ведь шпионы не выберут асфальт!

Встреча произошла внезапно для обеих сторон.

Когда шедшая первой коричневая «Победа» полковника Арбенина миновала крутой изгиб дороги, залитый дождевой водой, и вышла на относительно прямой участок, чекисты увидели ехавших им навстречу двух велосипедистов. Расстояние между машиной и велосипедистами сокращалось с каждой секундой. Арбенин понимал, что любое неосторожное действие со стороны чекистов может закончиться драматически: велосипедисты могут мгновенно спешиться и открыть ближний прицельный огонь по машине, и никто из нее не успеет даже выскочить. К счастью, «Победа» с сотрудниками КГБ была не первой, которую встретили по пути шпионы, и они уступили ей дорогу, свернув на обочину. При этом ехавший впереди блондин держал кепку на руле велосипеда, явно прикрывая ею оружие. Он переждал, пока машина прошла мимо него, и изо всех сил нажал на педали. А второй, чернявый, вынужден был остановиться: одетый под ягодника Александр Касаткин остановил его, спросив с наивностью впервые вырвавшегося на природу человека, знает ли «товарищ», где в этих лесах больше всего растет черники. Первый велосипедист успел скрыться за изгибом дороги.

Чернявый сошел с велосипеда, удерживая его за руль.

— Да тут везде черники хватает, — сказал он Касаткину — человеку могучего телосложения, но столь несведущему в ягодных делах. — Поезжайте еще километра два вперед, сверните вправо…

А за изгибом, куда уехал блондин с кепкой на руле, почти одновременно прогремели два выстрела. И чернявый не успел даже ойкнуть, как Касаткин обнял его мертвой хваткой, разоружил и подмял под себя, а выскочившие из «Победы» чекисты вмиг скрутили ему руки.

А что же произошло со вторым?

Оставив напарника объясняться с ягодниками, Артур быстро скрылся за поворотом дороги и тут же увидел приближавшуюся к нему вторую «Победу». Он хотел было опять проскочить мимо нее по узкой обочине, но сидевший рядом с шофером полковник Старинов внезапно открыл дверцу машины, и шпион вынужден был сойти с велосипеда. Но он успел выстрелить по машине. Пуля попала в верхний край дверцы «Победы» и, срикошетив, тяжело ранила сидевшего на заднем сиденье районного уполномоченного КГБ Лукьянова. Ответным выстрелом Старинова, прозвучавшим почти в тот же миг, шпиона ранило.

Артуру, или Яну Ярве, на имя которого он имел при себе паспорт, или Хансу Тоомла, кем являлся в действительности, на месте оказали первую медицинскую помощь. Тут же, на лесной поляне, с ним обстоятельно побеседовали. Отпираться не было никакой возможности — задержали с поличным: с оружием, рацией, различными материалами, подложными паспортами, шифроблокнотами американского происхождения, другими вещественными доказательствами.

Ненавидел, люто ненавидел Ханс-Артур и чекистов, и все советское, и даже своего напарника. Он хрипел от дикой боли в горле, в груди, но еще больше — от ненависти, от сознания полного своего бессилия перед этими суровыми людьми, олицетворявшими другой мир. Теряя силы, он все-таки заговорил. Мертвенно-бледное лицо его покрыла испарина, волосы спутались, глаза нервно блестели. Не зная, что его напарник уже взят, он говорил за обоих. Да, это они с Карлом были сброшены в ночь на седьмое мая с американского самолета близ деревни Ауксаре, это они 30 июня и сегодня выходили в эфир.

В уголовное дело, начатое 19 июля 1954 года, были вписаны первые листы протоколов задержания, допросов, очных ставок. К концу декабря того же года они составят восемь увесистых томов по 350—400 листов в каждом, но это будет потом.

Раненый шпион имел при себе паспорт на имя Ярве Яна Мартовича, 1923 года рождения. При обыске у него нашли два пистолета системы «Вальтер», немецкий автомат с заряженными магазинами, радиостанцию, кварцы, шифровальные блокноты, микрофотоаппарат, ампулу с ядом (американцы ведь наказывали ни в коем случае не даваться в руки чекистам живыми!), расписание связей, таблицы замены переговорного кода и другое шпионское снаряжение. Полковник Старинов и окружавшие его чекисты брезгливо осмотрели все это «имущество», «оприходовали» соответствующим образом. Раненого отправили в одну из таллиннских больниц.

В протоколе задержания на второго шпиона, подписанном полковником Стариновым, заместителем начальника отдела полковником Арбениным и оперуполномоченным по Вяндраскому району старшим сержантом Петай, также перечислены атрибуты далеко не мирного гражданина: закрепленный на багажнике сверток с немецким автоматом и большим количеством патронов в обоймах, пистолет «Ф» № 8219 с двумя обоймами, опять же ампула с ядом, трехкилограммовая банка мясных консервов, 164 рубля 50 копеек советских денег… Паспорт на имя Талуотса Ильмара Антоновича, 1923 года рождения. Выдан в Ленинграде, только вот место работы, судя по штампику на соответствующем листке, выглядело несколько странно: «Ленгорпромстром». Видимо, имелся в виду Ленгорпромстрой, но кто же упрекнет заокеанских изготовителей штампика за столь малую ошибку — одну букву!

К вечеру 19 июля Талуотса Ильмара Антоновича под надежной охраной доставили в Таллинн, в Комитет государственной безопасности. Сам председатель Комитета Иван Прокофьевич Карпов «удостоил чести» пойманного шпиона — присутствовал на его первом допросе, продолжавшемся целых четыре часа, до глубокой ночи.

Карл, или теперь Ильмар Талуотс, почувствовав, что чекисты не верят ни одному его слову, решил «открыться»:

— Вы меня извините, но вообще-то я не Талуотс, а Петерсон Карл Николаевич…

Допрос вместе с Карповым вел начальник следственного отдела подполковник Донат Аркадьевич Пупышев, чекист со стажем, отличавшийся высокой интеллигентностью и интуицией. Еще в годы войны, работая на одном из режимных предприятий Свердловска, он проявил себя способным оперативником, целеустремленным и бескомпромиссным, умеющим читать мысли противника. Выходец из семьи лесничего, надзиравшего могучие вятские леса, Донат с детства обладал необыкновенной наблюдательностью, отличался большой собранностью. И Карл-Ильмар еще не подозревал, что в течение пяти с лишним месяцев этот симпатичный чекист заставит его выложить самое затаенное, что было глубоко запрятано в его душе.

Шпиона не запугивали, на него не кричали. В зашторенном кабинете с длинным столом под зеленым сукном было тепло и уютно, и в какие-то мгновения все происходящее казалось Карлу-Ильмару неправдоподобным сном. Ведь он-то хорошо помнит, как пытали и били до полусмерти ленинградских партизан и подпольщиков его «коллеги» по Эстонскому восточному батальону, да и он сам не стеснялся.

Он сделал вид, что глубоко раскаивается в содеянном, назвал имя начальника американской разведшколы Пауля Поулсона, рассказал о полученном задании — заняться в Эстонии сбором сведений о строительстве аэродромов, мостов, о состоянии железных и шоссейных дорог, найти и завербовать помощников для шпионской работы, добыть образцы советских документов. Какие задания имел его напарник Ян Ярве, он не знал. Под каждым листом протокола шпион четко вывел свое имя и фамилию: «Карл Петерсон».