Занавеси, ковер и покрывало на кровати были из зеленой с синим клетчатой шотландки, деревянная мебель — из светлого старого дуба. Изяществу стройных столбиков кровати вторили гардероб и комод. Камин был, несомненно, старинным, и его резная каменная полка и облицовка под потолком были ярким примером изысков, часто использовавшихся строителями позднего средневековья.

Повинуясь неожиданному импульсу, она посмотрела в направлении башенки. Узкое окно и тканые занавеси — сокровище, а не комната.

Теперь, когда не было полного страхов мрака ночи, Энн смотрела на все другими глазами. Безмятежная обыденность комнаты уверила ее в том, что должно быть рациональное объяснение всем таинственным штучкам, которые ей довелось увидеть и услышать. И с ее склонностью к дизайну и декору, она уже начала представлять себе возможности замка. Определенно, здесь все было более ухоженным, чем в запущенном, заросшем паутиной замке Дракулы, которым ей сначала показался Данрэйвен.

Восхищенная улыбка на ее лице постепенно сменилась выражением решимости.

Часом позже, после прогулки и освежающей ванны, Энн отправилась на поиски столовой. Дразнящие запахи безошибочно привели ее к нужной двери. Когда она вошла, Рори Мак-Дональд, сидевший во главе стола, поднял голову.

— А, так вы собрались все же появиться сегодня, — прокомментировал он, откладывая газету.

— У меня нет привычки плотно завтракать по утрам, — сказала она и села, не дожидаясь приглашения, — но сегодня я проголодалась.

— Завтрак? Вы имеете в виду ленч? Уже половина первого, — сообщил Рори.

Энн посмотрела на свои часики.

— Кажется, я живу еще по времени Канзас-Сити.

Она никогда не призналась бы в том, что ночью не выспалась. Энн предпочла, чтобы он считал ее ленивой и невоспитанной, чем признаться в смешных страхах, которые не дали ей заснуть до утра.

— Как вам понравилась Шотландская комната? — спросил он многозначительным тоном. — Вы хорошо спали?

— Очень хорошо. Хотя я увидела кое-что неожиданное.

— Вы видели? Что это было?

Энн одарила его невинным взглядом.

— Шерстяные одеяла в августе. — С удовлетворением она заметила, что его тонкие губы искривила разочарованная гримаса. — У нас в это время включают кондиционеры.

— Но у нас здесь климат холоднее.

Энн взяла тяжелую серебряную вилку и стала изучать герб Мак-Дональдов, выгравированный на ней.

— Кстати, я ненавижу быть обузой, но все-таки вынуждена побеспокоить вас.

Рори Мак-Дональд подался вперед с намеком на улыбку. При свете дня, в джинсах и синей рубашке, он выглядел еще более красивым. Но ей не слишком-то нравился неприязненный блеск в его глазах.

— И что же я могу для вас сделать? — осведомился он с преувеличенной любезностью.

— Не могли бы вы сегодня отвезти меня в Кэмпбелтаун? — Энн развернула льняную салфетку и аккуратно положила ее на колени. Когда она подняла голову, то заметила оттенок триумфа в его взгляде. Однако он быстро овладел собой.

— Не хотите ли вы сказать мне, что решили уехать? — Уголки его губ подрагивали.

Энн любезно улыбнулась.

— Нет, ничего подобного. Просто… ну, поскольку я останусь здесь до октября, мне нужно пройтись по магазинам и купить одежду потеплее.

Ликующее выражение на лице Рори Мак-Дональда поблекло, затем пропало совсем.

Алисдайр Мак-Криммон был осторожным водителем, но Рори, как пришлось обнаружить Энн, таковым не был. Она могла бы догадаться, что он будет вести машину так же, как он делает все остальное, — отважно, безрассудно и властно. Плюс к этому его неприязнь к ней — и путь в Кэмпбелтаун сильно напоминал аттракцион в парке, от которого волосы встают дыбом.

С другой стороны, она сама попросила его об этом, так что теперь оставалось только держаться покрепче и стараться сохранить на лице безразличное выражение. Единственной причиной тому, что она сидела сейчас в «лендровере» рядом с молчаливым шотландцем, было высказанное недавно намерение, и Фиви, сама того не зная, укрепила его в ней. Тогда в столовой, после того, как Энн изложила Рори свою просьбу, он начал объяснять, почему у него нет времени возить ее в город и обратно. В этот момент Фиви хлопотала в комнате и без всякой задней мысли напомнила ему, что он обещал ей купить кое-что в бакалейной лавке в Кэмпбелтауне. Попавшийся на неуклюжей лжи, Рори сдался. И теперь, как предположила Энн, все эти лихие виражи были его маленькой местью.

Когда машина совершила крутой поворот на двух колесах, Рори склонился над рулем, как гонщик, и во время этого движения его плечо оказалось в паре дюймов от ее плеча. Энн отодвинулась, надеясь, что он оставит без комментария то, что она вцепилась в ручку двери так, что ногти побелели. Она не любила рискованную езду, и что-то подсказывало ей, что он об этом знает.

— Простите, что нам пришлось ехать в «ровере», — здесь слишком оживленно. — Машина снова ехала на четырех колесах, и он откинулся на водительском сиденье. — И пыльно.

— Превосходно, — отозвалась Энн.

— Обычно я беру его, когда отправляюсь по поручениям Фиви, потому что в нем больше места для покупок.

Энн решила не напоминать о виденном ею в гараже старомодном «бентли», в котором вполне хватало места для заказанных домоправительницей продуктов. Однако она чувствовала, что, если бы ему понадобилось отвезти ее в аэропорт, он выбрал бы «бентли» вместо пыльного «лендровера», в котором пахло соломой и овцами.

Она заставила себя откинуться назад и расслабиться. Это наверняка была не последняя его попытка избавиться от нее. Когда он поймет наконец, что ее не так-то легко сломить?

— Чудесно, правда? — заметила она, выглянув в окно. Дорога взбиралась все выше, и сбоку открывался вид на океан и скалистый берег.

— Чудесно? — Он фыркнул. — Кинтайр много больше, чем только это местечко, мисс Форрестер. По крайней мере, для тех из нас, чьи корни здесь.

Это снова было повторение его любимой песни — «я отсюда, я принадлежу этому месту», «не ваше это дело». Энн мысленно вздохнула.

— Вы говорите так, будто не верите, что кто-то еще может понять это.

Он ссутулил плечи над рулем.

— Поглядите туда и скажите мне, что вы видите.

Она склонилась вперед, чтобы посмотреть туда же, куда и он, и увидела пролетающие мимо зеленые поля. Каждое было обнесено каменной оградой, построенной, возможно, много лет назад, чтобы овцы и коровы не разбегались.

— Я вижу траву… и коров. Овец. Полевые цветы. Приятный сельский домик.

— И?

Энн снова перенесла внимание на своего спутника.

— И это прелестно.

Он тряхнул головой с видимым отчаянием.

— Разве вы не понимаете? То, что вы видите, не просто трава, овцы и цветы. И упаси вас Господи, дом Мак-Гилли — сущий ужас! Жестяная кровля на сарае проржавела, старый хлев растащили по камешку…

— И? — Энн вернула ему его собственный саркастический вопрос.

— И здесь нет ничего общего с прелестью. Здесь — человеческая жизнь, со всеми ее бедами и радостями. Эти овцы — не просто покрытые шерстью животные, которые едят зеленую траву, — это испытание, тяжелая работа пастуха, долгие ночи на холоде в окот. Эти коровы — годы забот и ухода. И этот сельский домик, как вы назвали его, видел, как поколения Мак-Гилли рождались и умирали. Это традиция, наследие — родство с самой землей.

Энн была удивлена его эмоциональным всплеском. Что, если у сурового шотландца есть поэтические склонности?

— Закройте рот, мисс Форрестер.

Она должна была проглотить это. Мак-Дональд полностью перехватил инициативу.

— Я… да, я знаю, что это так. Но вы застали меня врасплох.

— Почему? Потому, что я дерзнул говорить сентиментально? Возможно, даже слегка мелодраматично? — Он мрачно усмехнулся. — Я слышал, что вы, американцы, не так эмоциональны.

— Это не так.

— Да? Тогда скажите мне, мисс Форрестер, о чем вы вспоминаете, думая о своей родине?

— О многих вещах… И хватит обращаться ко мне «мисс Форрестер».