В тот вечерний час, когда палящий зноем Нарайян клонился к горизонту и над шпилями дворца эмирхана уже робко показался бледный лик ночного светила, на площадь предсказателей прибыл сам верховный правитель. К этому моменту дневная суета утихла, желавшие знать будущее разбрелись по домам, и расположенные кругом шатры больше походили на сонные изваяния. Я и сама была не прочь подремать, тем более знала по опыту, что визит эмирхана – это надолго. И если бы тетка Хагани не следила за мной столь пристально, я бы незаметно юркнула за полог и поспала бы оставшиеся до заката часы. Но вековые традиции не считались с моими желаниями, и я уныло стояла возле своего шатра, наблюдая за приближающейся процессией.

Ведущая к площади широкая улица уже опустела, редкие прохожие торопились уйти с дороги, чтобы не мешать свите правителя. Первыми показались личные стражи эмирхана. Косые лучи опускающегося Нарайяна играли задорными бликами на испещренных защитными узорами доспехах. И казалось, что это не люди приближаются, а обретшие плоть вестники небесного светила. Но следующий за небольшим отрядом паланкин мгновенно разрушал возвышенную иллюзию. Парящий над пыльной дорогой, он мерно раскачивался при движении из стороны в сторону с такой натугой, словно таил за расшитыми занавесями не великого эмирхана Атифера, а воз перезревших арбузов. Второй паланкин хоть и был чуть меньше, но парил еще ниже, едва не касаясь земли. Судя по характерным узорам, которые его покрывали, вместе с отцом почтить своим визитом предсказателей решила и принцесса Агаиль. И завершали процессию стражницы дочери эмирхана. Суровые, плечистые, больше похожие на мужчин, чем на женщин. Ярый фанатизм в их одинаковых взглядах смешивался с усталостью, вызывая у меня искреннюю жалость.

Паланкины остановились и плавно опустились на площадь. Из первого выбрался эмирхан. Худощавый, в расшитых золотом одеждах, с массивной украшенной алмазами чалмой, которая своей тяжестью будто бы клонила его к земле, он выглядел нелепо и даже забавно. Спешно посеменил к белому центральному шатру. Ждущая у полога старейшина Наджиль с почтением кивнула приближающемуся правителю.

– Поведай мне пути мои, предсказательница, – по-юношески тонким голосом произнес Атифер и следом за седой провидицей скрылся в шатре.

В это время из второго паланкина выбралась принцесса Агаиль. В противоположность отцу кругленькая, румяная, с чуть перекошенным от презрения к всему и всем, но все равно миловидным лицом. Она поспешила прямиком к алому шатру Лаяны, на ходу выпалив все то же традиционное:

– Поведай мне пути мои, предсказательница.

Я тяжело вздохнула, представляя, сколько мне еще вот так вот столбом стоять. Эмирхан всегда не меньше пары часов беседовал со старейшиной Наджиль о делах государственных. А его дочь могла провести в шатре предсказательницы вообще с полночи. Агаиль волновали вопросы куда более насущные: скорая свадьба и отношения с женихом, которого еще в глаза не видела. Лаяна всегда насмешливо пересказывала нам все увиденное и услышанное, при этом наделяя принцессу самыми нелестными прозвищами. Но я не сомневалась, что наедине с дочерью эмирхана предсказательница была неизменно льстивой и почтительной.

Едва эмирхан и Агаиль скрылись, их свита разбрелась кто куда. Большинство тут же выстроилось в очереди к другим шатрам. Конечно же, ко всем, кроме моего. Уныло черный, он расположился на самом краю площади с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать, и я стала считаться предсказательницей. И ни разу за прошедшие четыре года ни один человек не вошел под его полог, произнеся мне заветные слова.

Зеленый шатер тетки Хагани стоял рядом. И хотя все предсказательницы обладали редкой красотой, прожитые годы и характер оставляли свой след на лице. И тетка Хагани в свои сорок очень походила на чуть сгорбленную жердь. Пусть когда-то и прекрасную. Она ведала путешествиями и дальними странами. Все больше оседлый, народ у нее бывал нечасто, но два-три человека за день непременно заглядывали. И сейчас, у полога ее шатра выстроились два стражника и три стражницы.

Как только тетка Хагани скрылась вслед за первой посетительницей, я собралась юркнуть за полог своего шатра и спокойно подремать, пока никто за мной не надзирает. Но не успела.

– Поведай мне пути мои, предсказательница.

Даже не сразу сообразила, что этот стражник обращается именно ко мне. Темноволосый, с правильными чертами лица и доброй улыбкой он был довольно молод – лет двадцати трех. И на умалишенного совсем не походил.

Я на всякий случай обернулась на свой шатер. Мало ли, вдруг он потерял опору и осел или еще что-то эдакое приключилось, и его черный цвет не виден. Но все было в порядке. Видимо, воин просто не разбирался в символах. Я поспешила ему пояснить шепотом, чтобы остальные его опрометчивого поступка не заметили:

– Я предвижу лишь горести и лишения. Даже смерть, – я виновато улыбнулась.

– Я знаю, – все с той же улыбкой стражник кивнул.

Я растерялась и даже немного смутилась. Он вызывал искреннюю симпатию, и меньше всего на свете мне хотелось пророчить ему беды.

– Быть может, тебе лучше выбрать другую предсказательницу и узнать что-нибудь радостное? Сатифа ведает о здоровье, Лаяна – о любовных делах, Ратиль – о...

– Я – воин, – мягко перебил он, – мне лучше знать о грядущей опасности. А радость пусть будет нежданной и оттого более приятной. Предсказательница, я сделал свой выбор. Я выбрал черный шатер. Так поведай мне пути мои.

Если бы я имела право отказать, то непременно отказала бы. Но я лишь молча откинула полог и вошла в шатер. И впервые кто-то последовал за мной. Я четыре года ждала этого момента, но теперь была совсем не рада. Уж лучше оставаться бесполезной предсказательницей, чем пророчить горе хорошим людям.

Стражник сел на напольную подушку в центре шатра, скрестив ноги, и терпеливо ждал, пока я зажгу стоящие полукругом факелы. Мягкий уютный свет разогнал темноту, обрисовывая скудную обстановку: две напольные подушки и четыре постамента для факелов – все, большего мне не полагалось. Ни по возрасту, ни по предназначению.

– Здесь редко кто-то бывает? – воин нарушил повисшую тишину.

– Ты первый, – я села напротив него, не поднимая глаз, – люди предпочитают знать только хорошее.

До пятнадцати лет я не ведала, каким будет мой дар. Надеялась на что-нибудь интересное и радостное, вроде удачи в делах или любви. Но предсказательницы моего поколения определились раньше меня. И даже старейшина Наджиль не могла предположить, что же уготовано мне. Поставленный на площади новый шатер долгое время оставался серым, пока враз не почернел. Тетка Хагани тогда презрительно фыркнула, кинув на меня колючий взгляд:

– Черная предсказательница.

Такие рождались редко. Примерно один раз за пять поколений. Но предначертанного судьбой я уже не могла изменить. Так и стояла я дни напролет у своего черного шатра. И если остальные предсказательницы могли одеваться в одежду любых цветов, но мне неизменно полагался все тот же черный. В сочетании с темными волосами и бледной кожей вид получался совсем унылой. С подачи насмешливой Лаяны меня прозвали Тенью и Вороной. Но куда обиднее было слышать презрительное 'черная предсказательница'...

Я сняла узкие перчатки из ганийского шелка. Несмотря на еще не ушедший полуденный зной, руки сразу озябли, и рисунок в виде цветка ириса на тыльной стороне ладоней проступил еще отчетливей. Клеймо предсказателей. С ним сразу рождались и, наверное, оно и после смерти не исчезало.

Протянув вперед руки, я все-таки подняла на воина глаза:

– Мне нужно твое имя.

Он взял мои ладони в свои и тут же отдернул пальцы, чуть сморщившись от резкой боли.

– Вас же нельзя касаться... – с запозданием спохватился он.

Я чуть виновато улыбнулась.

– Просто держи ладони над моими.

Он кивнул и произнес:

– Дагнар.

Его имя вспорхнуло легким дуновением, подобно невидимой бабочке. Поочередно коснулось огня на всех факелах и едва ощутимым облачком легло на мои ладони. Я чувствовала все это интуитивно, а Дагнар, конечно, не мог маленького чуда заметить.