– Мне, наверное, следовало принести вам что-нибудь покрепче.

Джулия помотала головой.

– Нет, этого вполне достаточно. Спасибо.

Дик положил одну руку на спинку ее кресла, другую – на столик, стоявший между рядами кресел, и наклонился к Джулии.

Таким образом, он как бы прикрывал ее со всех сторон.

– Что они хотели от вас?

– Понятия не имею. В том-то и весь ужас. – Джулия махнула рукой. – Конечно, звучит глупо, но это правда. Возможно, я сделала что-то, может, кого-нибудь отшила. Не знаю, честное слово.

Дик прищурил свои зеленые глаза и внимательно посмотрел на нее. Джулия ответила ему серьезным открытым взглядом. Она молила Бога, чтобы Дик поверил ей. Сейчас, в этой вокзальной сутолоке, сильный красивый незнакомец, рисковавший собой ради ее спасения, был единственным связующим звеном с миром.

– Вы обращались в полицию?

– Да. – Джулия вертела в еще дрожавших руках полупустую бутылку. – Они не могут мне помочь, потому что со мной еще ничего не случилось.

Дик мрачно кивнул, затем наклонился к ней ближе и пристально посмотрел в ее голубые глаза.

– Я понимаю что трудно довериться незнакомому человеку, но мне бы хотелось помочь вам.

Он сказал это низким тихим ободряющим голосом. Таким голосом завоевывают доверие обиженного животного. Джулия, готовая крикнуть: «Да, пожалуйста, я согласна на все, только увезите меня отсюда!» – покачала головой.

– А как же ваш друг?

– Его поезд еще не прибыл. У нас тут целая компания, так что ему есть у кого остановиться.

– Но я не могу просить вас…

– Вы и не просите, это я предлагаю вам свою помощь. – Дик дотронулся до ее плеча и слегка сжал его. – Ну как, согласны?

Джулию тронуло его заботливое отношение. Она с силой моргнула два раза, чтобы удержаться от слез.

– Спасибо. Но при условии, что вы знаете какое-нибудь глухое местечко, где я могу исчезнуть на пару недель.

Рот Дика растянулся в широкой улыбке.

– Хотите верьте, хотите нет, но я знаю именно такое место.

Генри взял дубовую доску, приладил ее к настольной пиле и прошелся по отмеченной линии. Взяв в руки обработанный кусок, он довольно улыбнулся. Да, линии четкие, углы прямые. Скоро будет готов еще один ящик для комода, который он делал для своего племянника Патрика. Генри любил столярничать. Эта работа успокаивала нервы, в чем он сейчас нуждался как никогда.

– Что за черт!..

Он уставился на доску, которую держал в руках. Генри не мог поверить, что допустил столь досадный промах – выпилил переднюю панель ящика из уже готовой боковины. Подобные ошибки случались у него лет двадцать назад, когда он только начинал увлекаться столярным делом. Генри вздохнул. Нельзя заниматься работой, требующей концентрации внимания, когда полностью выбит из привычной колеи.

Прошло уже два часа, как он вернулся от Джулии – или как там ее настоящее имя, – а он все еще мечется по дому, будто подросток, вырвавшийся на свободу из-под опеки родителей. Генри все раздражало, ничего не хотелось делать. Бумажная работа казалась скучной, бродить по дому и предаваться грустным мыслям тоже бессмысленно. А уж о сне и речи не могло быть.

За короткий вечер эта женщина превратила его в нервное безвольное существо.

Генри бросил испорченную деталь на кучу обрезков, сорвал с себя защитные очки и покинул мастерскую. Он был всегда уверен в себе, твердо знал, что женщины такого типа, как эта Джулия, не могут манипулировать им при помощи своих женских штучек. И вот пожалуйста: он угодил в капкан, попался на ее старые как мир хитрости. Он оказался ничуть не лучше того «возбудившегося» оперативника, которого капитан Маклейн послал к Джулии в связи со взломом ее квартиры. И которого, кстати, он, Генри, мысленно презирал тогда за слабоволие.

Она взволновала его сразу, как только он увидел ее, войдя в квартиру. Джулия оказалась намного красивее и сексуальнее, чем он предполагал. И она была – во всяком случае, так Генри показалось в первую секунду их знакомства – естественной и как будто цельной личностью. Ее невинность, внешняя, по крайней мере, разбудила в нем нежность – чувство, которое он крайне редко позволял себе в отношении женщин. А когда по ее щекам потекли слезы, ему захотелось оградить ее от посягательств мужчин, чтобы ни один больше не мог обидеть ее.

Генри хотел дать ей защиту, в которой она так нуждалась. Хотел окунуться с ней в мир сексуального безумия, к которому она стремилась, хотел сделать ее своей женщиной. Черт, он даже целовал ее, как настоящий любовник!

Он горько рассмеялся. Дерьмо все это. Она вертела им как хотела весь вечер, и он послушно плясал под ее дудку. Правда, она вела свою игру до того момента, как он залез к ней под трусики. Тут все ее притворство кончилось. Она уже ничего не соображала. С радостью раздвинула ноги, откинулась назад и купалась в наслаждении, жадно ловя ртом воздух в ожидании кульминационного момента. Она вела себя как бывалая девица, кем, впрочем, и являлась на самом деле.

После подобной метаморфозы Генри просто не мог быстро уйти из квартиры. Несмотря на всю свою подготовку и железную дисциплину, он не мог с такой скоростью, как Джулия, переключаться с одного эмоционального состояния на другое. Она оказалась мастером своего дела и к тому же невероятно распутной.

Генри замер на пороге кухни и сжал кулаки. За все эти годы – когда он доводил себя до крайностей, когда, вместо того чтобы окончить Оксфорд и пойти по стопам отца, отправился колесить по свету без пенни в кармане, когда не раз смотрел смерти в лицо, служа в морской разведке, – он изучил себя досконально. Он не ожидал от себя никаких сюрпризов. Знал, что хочет от жизни, знал, что его может вывести из себя, знал границы своего терпения и выдержки. Короче говоря, Генри знал свою нервную систему вдоль и поперек.

Так он считал до того момента, как вошел в броско обставленную квартиру ловкой, опытной в амурных делах пустышки, которая, не успел он и глазом моргнуть, пожевала его и выплюнула.

Генри ударил кулаком в косяк двери. Пропади все пропадом! Он все еще хочет Джулию. В самом простом, примитивном смысле этого слова. Это позорило его и то, во что он верил. Генри хотел обладать ею, подчинить себе, управлять ею так, как она управляла им. Это было бы повторением того ужасного момента, когда он ощутил своп низменные инстинкты, фактически принудив себя к сексу с ней. Все это произошло после того, как Джулия раздразнила его, чмокнув в губы, как маленькая девочка, которая еще не умеет целоваться. На какое-то мгновение Генри поддался извечному желанию мужчины доминировать. Его остановил лишь страх, который он увидел в ее глазах. Это, вероятно, была ее единственная настоящая эмоция за весь вечер.

Подойдя к холодильнику, Генри распахнул дверцу и заглянул внутрь. Ему необходимо было выпить что-нибудь холодное, чтобы остудить голову, тело и желания. Но такого напитка, очевидно, не существовало в природе. Генри пришлось довольствоваться остатками апельсинового сока.

Он смял пакет и, бросив его в мусорную корзину, пошел в спальню с твердым намерением больше не думать о Джулии. Чтобы снять напряжение и обрести душевное равновесие, Генри решил сделать гимнастику. Проделав целый комплекс различных упражнений и почувствовав приятную дрожь в мышцах, он отправился в ванную. Простояв под душем минут двадцать. Генри вытерся насухо, надел длинные трусы и лег в кровать. Он изо всех сил старался сохранить состояние относительного покоя, которого достиг с превеликим трудом.

Через открытое окно проникал теплый ночной воздух, принося с собой шум и запахи лондонского лета.

Расслабься! – приказал себе Генри. Выброси из головы все отвлекающие мысли. Все, я уже ни о чем не думаю.

Но стоило дремоте окутать Генри, как ему тут же явилась Джулия. Мурлыча что-то приятное, она легла на него – улыбающаяся, незащищенная и таинственная. Потом Джулия тихонько засмеялась и, скользнув губами по его груди вниз, к плоскому животу, обхватила ладошками его мужское естество и поднесла ко рту.