Юленька просто влетела в класс, заставив Марину сбиться с ритма от неожиданности. Она была до крайности возбуждена, щеки ее пылали.

— Он здесь, душенька, здесь! — с этими словами она закружила Марину по комнате, звонко и задорно хохоча.

— Кто? Кто здесь? — пытаясь остановить этот непонятный танец, спросила Марина.

— Он, Paul. Он здесь, прямо под нашими окнами. Он мне обещал нынче прийти и пришел, — Юленька резко остановилась, едва не сбив подругу с ног. — Смотри, он передал мне письмо.

Она показала Марине листок, крепко зажатый в руке, потом вдруг подхватила подругу под руку и потащила к окну.

— Смотри, вон он, прямо под окнами! Ну, смотри же, — суетилась Юленька нетерпеливо. — Ну, куда ты смотришь, тетеря? Вон видишь, два офицера там, под кленом за забором?

— А! Вот эти низкорослые? — решила поддразнить подругу Марина и получила легкий тычок в бок. Но вовсе не он заставил ее замолкнуть. Просто в этот момент офицер, стоявший рядом со своим товарищем спиной к окнам Смольного, повернулся к ним лицом, и у Марины на миг замерло сердце, а потом бешено пустилось вскачь. Это был предмет ее девичьих грез, князь Сергей Загорский собственной персоной. Он стоял со скучающим видом рядом с графом Арсеньевым и легко постукивал перчатками по рукаву мундира.

Девушка стиснула со всей силой оконную раму. Он здесь! Как часто он приходил к ней в ее снах, но прошло так много времени со дня их последней встречи, что она успела забыть, как он красив. Внезапно ей захотелось, чтобы он увидел ее, захотелось увидеть его глаза. «Посмотри на меня, посмотри», — безмолвно кричало ее сердце.

Вдруг Загорский, словно услышав немой призыв девушки, поднял голову и встретился глазами с Мариной, а заметив ее взгляд, улыбнулся уголками губ и поклонился ей. Марина, забыв от волнения про приличия, слегка взмахнула рукой в приветственном жесте. Их зрительный контакт длился какие-то секунды: появившийся из угла дворник заметил молодых господ под окнами Смольного и тотчас попросил их удалиться. Они не стали спорить и ушли, напоследок кинув прощальный взгляд на окно, в которое выглядывали девушки.

— Загорский? — спросила проницательная Жюли, едва молодые люди скрылись. Марина невольно покраснела и поспешила отойти от окна.

— Я не понимаю тебя.

— Прекрасно понимаешь! — Юля догнала подругу и схватила ту за локоть. — Ты одного не разумеешь: Загорский далеко не тот, кто тебе нужен.

— А кто мне нужен, по-твоему? — Марина высвободила руку и с вызовом посмотрела на Жюли.

— Кто угодно, но только не он! — отрезала подруга. — Ты его совсем не знаешь. Видела всего раз и придумала себе принца. Поверь, он совсем не такой. Он опасен для тебя, как и для любой другой невинной девушки. Весь свет только и говорит о том, как испорчен князь, и о том, как страдает при этом его дед.

— Прости, но не ты ли недавно говорила, что самые лучшие мужья получаются из бывших повес? — парировала Марина.

— Да, но при этом у повесы должно быть огромнейшее желание стать хорошим супругом. Сомневаюсь, что у князя оно когда-либо возникнет. И потом: его сердце (если оно способно на это, а в этом я сомневаюсь!) до сих пор принадлежит Наталье, несмотря на то, что она замужем. Забудь его, мой тебе совет. Так будет лучше.

— А ты могла бы сейчас отказаться от своего жениха? Ты ведь совсем недавно говорила мне, что любишь его сильнее кого угодно на свете, а ты тоже видела графа всего пару раз.

— Это другое, Мари, мы с Павлом Андреевичем сговорены. Ты же… Боже, милая, он погубит тебя, опомнись…

Марина промолчала, упрямо поджав губы. По выражению ее лица Юленька поняла, что не сможет переубедить подругу никакими доводами. «Пусть попробует», решила она, «я всегда буду настороже, и потребую у Paul’я, чтобы Загорский сам отказался от Марины, если все пойдет так, как она предсказала».

Спустя несколько дней состоялся выпускной экзамен, а затем и бал воспитанниц Смольного. К большому огорчению Марины, ей, окончившей институт среди первых в своем выпуске, шифр не выдали.

— Это несправедливо, — вытирая платком слезы подруги, тихонько шептала Юля. — Я прекрасно знаю, кому ушел твой шифр, и, поверь, совсем незаслуженно.

— Нет, все справедливо. Кто я такая? Никто… — рыдала Марина. — Я совсем забыла, что недостаточно знатна для подобного положения.

Но дело было не только в знатности фамилии и положении в обществе. Николай Павлович жутко ненавидел поляков, и все были прекрасно об этом осведомлены. Марина не была чистокровной полячкой, но в роду ее были представители этой народности. Да и имение ее отца находилось в опасной близости к ненавистной царем стране, а фамилия ее была «слишком польская», как решили попечители. Вот и вычеркнули они недрогнувшей рукой Марину из заветного списка, в одно мгновение разрушив ее заветные мечты.

— Я попрошу папеньку, хочешь? Он поговорит с попечителями и попросит их изменить решение, — утешала подругу Юленька.

— Не надо, — Марина решительно вытерла слезы. — Уже не хочу. Да и потом — жизнь фрейлины будет тяжела для меня. Ты же знаешь, мой характер не сахар далеко. Значит, так тому и быть. Что Бог не делает… Лучше давай к балу готовиться, а то я вон какая зареванная. Как бы не осталась бы эта припухлость на лице к вечеру.

На первый бал юных прелестниц, только-только делающих начальные шаги в светскую жизнь, съехался весь бомонд Петербурга. Сама императорская чета почтила своим присутствием в тот день, что несказанно взволновало девушек. Но больше их, конечно, волновало присутствие на балу молодых людей, холостяков высшего общества. Отбор приглашений проводила лично сама директриса и попечительский совет. Все они должны были иметь безупречную репутацию, в противном случае быть либо родственниками девушек, либо их нареченными. Именно поэтому граф Арсеньев на бал попал, а его шалопаи-друзья — нет, что немного разочаровало Марину.

— А что ты хотела? — слегка злорадствуя, сказала по этому поводу Юля. — Лис не пускают в курятник к молодым цыплятам. Лучше приглядись, к кому-либо другому сегодня. Я специально поспрашивала maman, и теперь знаю про каждого холостого мужчину в Петербурге. Глядишь, кто-нибудь и приглянется тебе.

Но Марина только покачала головой. Она уже заранее знала, что не встретит сегодня того, кто мог бы стереть из ее памяти образ Загорского, поэтому ничуть не расстроилась, что так и произошло. Да, она прекрасно провела время на балу, но не более того. Правда, ее задело, что некоторые молодые люди, узнав, что она не из знатной и богатой семьи, не приглашали ее во второй раз на танец и вообще старались затеряться в толпе. Но она считала, что это делается только к лучшему — сразу расставлялись все точки на i.

Мать Марины не смогла присутствовать на первом балу дочери. Она не успела прибыть в Петербург вовремя из-за ливней, которые вызвали бездорожье, и задерживалась на некоторое время с приездом. Именно поэтому Марину взялись опекать в свете Софья Александровна и княгиня Львова, мать Юленьки. Как и обещала Юля, княгиня принялась вовсю заниматься «пристраиванием» Марины, то и дело расхваливая того или иного молодого человека. Марина вежливо слушала и кивала в ответ, пропуская каждое второе слово мимо ушей и скрывая это за милой улыбкой. Вся эта вереница молодых дворян только забавляла ее и не более того. Ее голова была занята мечтой о встрече с тем единственным, которого, признаться, она, взращенная на романах Джейн Остин, придумала сама. Ей казалось, что все непременно должно случиться, как в книгах — безумная и страстная любовь и обязательный счастливый конец. Наивная, она не понимала, что жизнь разительно отличается от романтических сюжетов, и чуть было не поплатилась за это своей репутацией и положением в обществе.

После окончания Смольного, как водится, девушки покинули пансион. Марина поселилась у внучатой тетки, а Юленька в фамильном особняке на Мойке. Тем не менее, бурная светская жизнь, в которую дебютантки окунулись с головой, не позволяла им разлучаться надолго. Правда, она несколько разочаровала Марину: она уже была на шести балах, а так и не встретила Загорского. Граф Арсеньев сопровождал Юленьку, как свою будущую нареченную, повсюду, но его друзья словно канули в воду.