– Тебе это надо? – тихо бросила Марина Ивановна. – Впрочем, кто знает. Я же сказала тебе, жизнь – это движение от встречи к встрече. От одной – к другой. Каждая что-то тебе приносит. К примеру, я давно не виделась с женой генерала, а вчера она сама ко мне пришла. И принесла новость. – Она хмыкнула. – Когда она рассказала, я ахнула. Это же про тебя.

Ольга медленно кивнула.

– Что ты собираешься делать с деньгами?

– В банк не понесу, – заявила Ольга.

– Правильно, – кивнула Марина Ивановна.

– Я куплю машину, – перечисляла Ольга.

– Тоже правильно.

– Куплю ткани на новые галстуки.

– Молодец.

– А там посмотрим. Послушайте, Марина Ивановна, мне кажется… нет, я думаю… – Марина Ивановна терпеливо ждала то, что пыталась сформулировать Ольга. – Я все-таки хочу увидеть того человека… от Юрия. Я хочу знать, как все случилось, – наконец сказала она.

– А надо ли? – спросила Марина Ивановна.

– Чтобы… попрощаться, – тихо ответила Ольга. – Моя мама однажды сказала, что человек умирает один раз, поэтому надо прощаться.

Марина Ивановна вздрогнула.

– Я знаю, вы сказали, что его могила – море. Я представлю себе… Я… – Ольга отвернулась. – Вы поняли меня, да?

– Поняла, Ольга. Я попробую устроить тебе встречу с ним. Но когда – не знаю. Он не в Москве. У него свое дело, где-то в провинции.

– Он что, тоже из нашего «СП»? – спросила она.

– Нет, он-то как раз коренной москвич. Но сейчас и они не брезгуют провинцией, если она сулит прибыли.

– Вот как. Ну хорошо, спасибо.

Они замолчали, было слышно, как громко дышит Диля.

– Нам тоже пора, – сказала Марина Ивановна, когда кукушка два раза выглянула из домика и рассерженно кукукнула на них.

– А как моя любимая начальница? – спросила Ольга.

– Бледна, – фыркнула Марина.

– Из-за принципиальной Поппи Тцоди? – спросила Ольга. Она знала уже об этой истории, которая подставила ножку начальнице. Хозяин остался недоволен.

– Не только, – покачала головой Марина Ивановна. – Личные проблемы.

– Снова кто-то увидел ее возле любимого магазина? – насмешливо спросила Ольга, наблюдая, как хозяйка стелит для нее постель на диване в гостиной.

– Нет. Кажется, это… любовь!

– Бросьте. – Ольга отмахнулась. – Слово не из ее лексикона.

– Ах, Ольга. Я же сказала тебе, что жизнь – это движение от встречи к встрече. А Наталья – тоже человек.

– Допустим, – процедила сквозь зубы Ольга.

– Да к тому же фанатка.

– А, про эту любовь, тогда ясно, – протянула Ольга.

– Нет. На фанатском сайте она прочитала, что одному из поклонников певца нужна кровь.

– Неужели свою отдала? – Ольга всплеснула руками.

– Как же, – отмахнулась Марина Ивановна. – Купила.

– И что?

– Ошалев от благодарности, мужик предложил ей… только не падай…

– Уже упала… – Ольга опустилась на ковер, легла и раскинула руки.

– Руку и сердце.

– Меня больше не-ет, – простонала Ольга.

– Не дури. Вставай. – Марина Ивановна схватила ее за руку. – Нельзя это примерять на себя, – сердито сказала она. – Наталья думает, бледнеет и худеет.

– А он видел ее? – Ольга села на ковре.

– Нет. Только по переписке на фанатском сайте. Наши девчонки перехватили. – Марина Ивановна засмеялась.

– Какие все-таки мужчины странные, – сказала Ольга. – Они считают, что женщине только и нужно в жизни – рука какая-никакая, сердце, никем не проверенное на здоровье. – Она усмехнулась. – Да, а кого она взяла на мое место?

– На твое место она взяла на всякий случай тетеньку в летах. Чтобы не мозолили ей глаза юные востроглазые девы.

– Да я же в очках, – засмеялась Ольга.

– Они у тебя – для дали. А у нашей новой – для близи. Разницу улавливаешь? В них она ничего не увидит через дорогу.

– А вы знаете, Марина Ивановна, я ведь должна быть ей благодарна, – сказала Ольга.

Марина Ивановна повернулась к ней:

– Ага, как Ньютон тому яблоку, которое хряснуло его по голове. Так сильно, что даже мы с тобой навсегда запомнили два слова – бином Ньютона. Хотя спроси меня, что это – не скажу.

– Я тоже не скажу. А вот про начальницу добавлю. Если бы она меня не выдавливала, я бы никогда не делала то, что сейчас.

– Тогда пиши благодарность и неси ей.

– Я буду благодарить устно и издали, – пообещала Ольга. – Ничего, если Дилька останется под столом?

– Ради Бога. Я сейчас выключу свет, пускай сопит. Спокойного остатка ночи. Послушай, – Марина Ивановна остановилась возле двери, которую уже собиралась закрыть, – а если бы тебе сейчас кто-то предложил руку и сердце? Ты бы как?

Ольга наморщила лоб:

– Не знаю, Марина Ивановна. – Потом засмеялась. – Буду рассматривать, как говорят, по мере поступления. Я же вам давно сказала, я не хочу стать похожей на… нее.

– Нашла с кем сравнивать. Ты уже не похожа на Наталью. И никогда не будешь. Спокойной ночи, – снова пожелала она и вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Наталья Михайловна почувствовала, как кровь бросилась в лицо. Она закрыла его руками и отвернулась от зеркала. Сердце билось так часто, что ей стало не по себе. Она никогда не жаловалась на здоровье, а собственное сердце ощущала лишь тогда, когда оно подпрыгивало от радости. Эту радость доставлял ей голос Сашеньки, его лицо, его руки… Да, да, его руки, потому что ее собственные выполняли то, что сумели бы они.

Так было, пока ей в почту кто-то не подбросил эту новость.

Она закрыла лицо руками.

– Негодяйки, дряни… – прошипела она сквозь зубы. – Врете вы все. Неправда.

Она подняла глаза и посмотрела на свое бледное лицо. Поплотнее запахнула халат и вышла из ванной. Нет, сегодня она не может делать это…

Она плотно закрыла шкаф, в котором лежали ее новые и старые игрушки. Когда они только появились в Москве, Наталья Михайловна обрадовалась. Не надо просить, чтобы привезли из-за границы. Такая просьба в то время была больше чем простое одолжение – опасность для того, кто везет, и опасность попасть на крючок для того, кому везут.

Но она нашла каналы, они ни разу ее не подвели.

Живые мужчины давно не интересовали Наталью, с тех пор как она поняла ясно и отчетливо: не заполучить ей таких, какие ей подошли бы. Поэтому она презирала их и научилась обходиться без этих заносчивых, вонючих типов, каждый из которых на самом деле вместилище пороков. Раньше бессознательно, из чувства самосохранения – кому хочется признаваться в своей безынтересности для мужчин, она задевала их, царапала походя и старалась унизить.

Теперь ей нравилось дурачить их по-крупному. Она стала просто Марьей-искусницей в этом деле. Надо же, еще помнит имя персонажа детской сказки.

«Удивляешься? Сама-то разве не сказочница? – хлестко ударила себя Наталья. – Не хочешь верить в быль? Твой Сашенька голубой. Не хочешь верить, потому что с кем ты будешь забавляться? Чьи ласки воображать? Может быть, не случайно сошлось, что этот мужик, тоже фанатеющий от его романсов, – подарок дуры судьбы? Она тебе подкидывает его, чтобы не слишком страдала от правды?»

Наталья прошла в спальню, открыла шкаф, не глядя на экран телевизора. Еще вчера утром она целовала пластиковое лицо, которое нежно пело ей о любви. И она одевалась медленно, как в стриптизе наоборот. Застегивала на спине кружевной лифчик, похожий на соединенные между собой две летние панамки для взрослых, поправляла спереди стринги, осторожно раскатывала гольфы, чтобы не зацепить фарфоровыми ногтями. И спрашивала, старая кокетка:

– Как я тебе, милый?

Она снова набросила халат и повела себя в кухню. Вот оно, место, где душа ее торжествовала. Оно – свидетельство посрамленного мужского самодовольства и самоуверенности. Испанские краны и смесители, шведский водонагреватель, блестящие трубы из Финляндии. Все бесплатно!

– Ха-ха-ха! – прохрипела Наталья Михайловна. – Плевать на вас всех, бесцветных и голубых. Обойдемся.