Кардинал же с радостью угадывает в своем крестнике величайшего из правивших Францией на протяжении веков королей и дает понять, что он также причастен к сему величию, ибо сделал всё от него зависящее для воспитания будущего монарха.

Действительно, как только воцаряется мир, Мазарини вместе с королевой ставит своей задачей внести в воспитание крестника то, чего не допускала царившая во время Фронды анархия, то есть заняться «раскруткой» короля. Эти двое ведут себя как настоящие «пиарщики» в ту пору, когда рекламы не было еще и в помине.

Принцип таков: король должен показывать себя, и показывать по-королевски, так, чтобы все видели в нем именно короля. Все его слова и жесты должны создавать впечатление величия, безмерно возвышающего его над простыми смертными.

Рецепт не нов, но с такой неукоснительностью он исполняется во Франции впервые.

Окружающая короля обстановка должна быть великолепной. А что касается самого монарха, то его первейшей задачей станет постоянно быть на виду. С этого времени и на протяжении шестидесяти лет король неизменно будет окружен неслыханным блеском и роскошью. В обществе, на 80 процентов неграмотном, видимый образ важнее написанного слова, а зрелище важнее слова произнесенного.

Постепенно создается аллегорический церемониал, первейшим символом которого является солнце, ибо в глазах народа король должен выглядеть высшим существом не только в силу своего ранга, но, в отличие от его предшественников, по самой своей сущности. Именно в таком духе устроена церемония коронации.

Людовик был коронован в Реймсе 7 июня 1654 года. Никогда ранее процедура коронации — а длилась она шесть часов — не была столь пышной и великолепной. Людовик обещает своему народу мир, справедливость и милосердие. Он клянется хранить «независимость, права и честь французской короны, никому ее не уступая и не передавая, и в меру дарованной ему власти искоренять любых еретиков, осужденных Церковью».

Коронация есть церемония религиозная, она делает короля Помазанником Божьим и связывает его с небом, превращая в наместника Бога на земле.

Но коронация — это всего лишь один день в жизни, а королем нужно быть изо дня в день, оставаясь таковым в глазах всех и каждого. Этот королевский театр накладывает свой отпечаток на всё, что бы Людовик ни делал, в том числе и на развлечения. Мазарини пускает в ход все средства для неслыханного ранее во Франции возвеличивания монарха. Пожалуй, лишь в истории Римской империи отыщется пример подобного стремления вознести государя над всеми прочими смертными. Все предшественники Людовика, в том числе и Валуа с их роскошью и пышностью, выглядят гораздо более скромно.

Кардинал, не колеблясь, отказывается от собственных пристрастий, идя навстречу вкусам своего воспитанника. Он без ума от итальянской оперы, а французские балеты наводят на него скуку; но он жертвует своей страстью, ибо Людовик обожает танцы. Придворных балетов становится всё больше, и Мазарини умирает от скуки, глядя, как его крестник без устали с восторгом скачет в костюмах мифологических персонажей на глазах у изумленного двора.

Придворный балет, где король играет первую роль, поскольку другой роли он и не может играть, приобретает политическое значение.

Так, в «Балете Ночи» Исаака де Бенсерада [30], исполняемом во время карнавала в 1653 году, брат Людовика герцог Анжуйский в костюме Утренней звезды объявляет в следующих выражениях о появлении утренней зари:

Два века спустя Жак Оффенбах воспроизведет этот терцет в своей оперетте «Прекрасная Елена».

Двумя годами позже, в 1655 году, Людовик играет роль короля в спектакле «Гений танца», который, по мысли его создателей, должен был демонстрировать гармонию и согласие, царящие в государстве.

Не менее танцев по душе королю и война. Он обожает всё военное: оружие, мундиры, парады, маневры. Он гордится своей гвардией — королевской гвардией, — в которую входит не только элита армии, но и лейб-гвардия, тяжелая и легкая кавалерия, мушкетеры, французские и швейцарские гвардейцы.

Однажды, когда Великая мадемуазель, которая тоже без ума от армии, восхищается мундирами лейб- гвардейцев, король тотчас соглашается с ней: «Нет ничего прекраснее двух синих эскадронов; вы увидите их, они будут сопровождать вас». И добавляет: «Мне жаль, что я не смог дать вам эскорт мушкетеров…»

В тот день мушкетеры несли дежурство.

Людовик будет еще долгое время командовать становящимися всё более пышными парадами. А Кольбер [31]будет неустанно твердить, что они обходятся слишком дорого и что это недопустимое расточительство.

В том же году, когда был поставлен «Балет Ночи», Людовик отправляется в армию Тюренна на север, где маршал сдерживает натиск Конде, пытающегося вместе с испанцами пробиться к Парижу, так как Испания вышла из Вестфальского договора и война с ней продолжается. А стычка с аванпостами Месье принца в Рибмоне на реке Уазе, за которой Людовик наблюдает с расстояния мушкетного выстрела, приводит его в восторг.

Когда в его присутствии обсуждают необходимость разрушить мост, чтобы остановить врагов, он восклицает: «Напротив, нужно построить дюжину мостов и двинуться на врага».

Год спустя он вместе с Фабером присутствует на открытии траншеи перед Стене, последней удерживаемой Конде крепостью, которая будет взята месяц спустя.

В 1655 году он выказывает такой пыл, что напуганный Мазарини пишет королеве: «…если он и далее будет продолжать в том же роде, то следующая за ним свита окажется не в силах сдерживать его. Остается надеяться, что это ему в конце концов надоест».

Две недели спустя в ходе короткого боя испанцы овладевают знаменами королевского полка — синими атласными полотнищами, усеянными белыми лилиями. Конде, будучи все-таки французом, отсылает их Монпеза, командиру обесчещенного подразделения. Людовик приказывает вернуть знамена испанцам, произнеся: «…им так редко удавалось побить французов, что не следовало, коль скоро это случилось, лишать их удовольствия сохранить свидетельства сего события…»

Одновременно с войной Людовик открывает для себя любовь, каковая является ему в облике племянницы кардинала Олимпии Манчини, особы весьма бойкой и честолюбивой. Однако это всего лишь интрижка, ибо о браке не может быть и речи: король Франции не может жениться на особе незнатного рода. Но в конечном счете жизнь ее сложится не худшим образом. Она выйдет замуж за Эжена (Евгения) Мориса Савойского, графа де Суассона, потомка Карла V; родившийся от этого брака сын Евгений, знаменитый принц Евгений Савойский герцог де Кариньян, пятьдесят лет спустя станет вместе с герцогом Мальборо палачом французских армий во время Войны за испанское наследство.

Война — это великолепно, но она стоит дорого, а денег не хватает даже на то, чтобы платить жалованье солдатам королевской гвардии, что толкает власть к бесконечным финансовым нововведениям: налог взимается за крестины, за похороны, за гербовую бумагу; увеличивается число продаваемых должностей (появляется 40 новых должностей секретарей короля). 20 марта 1655 года на торжественном заседании в присутствии короля регистрируются 17 финансовых указов, вопреки нескрываемому недовольству парламента.