Термином «аутодафе» обозначали также акт исполнения приговора суда инквизиции, в частности, сожжение еретика на костре.

Как правило, массовые аутодафе проводились с большой пышностью и на них обязательно присутствовал или местный сеньор, или сам монарх.

Марселей Дефурно отмечает, что «аутодафе было действительно торжественной церемонией, обычно объединявшейся с празднованием великого события». При этом он пишет: «Следует подчеркнуть, что аутодафе было достаточно редкой церемонией».

Первое аутодафе, как мы уже говорили, состоялось в Севилье в начале января. В том же месяце в Севилье имело место второе, не менее помпезное сожжение, во время которого огню было предано три человека.

Третье аутодафе состоялось в Севилье 26 марта того же года. На этот раз в пламени погибло семнадцать еретиков.

А уже к концу года первый священный трибунал мог похвастаться преданием казни 298 еретиков. Результатом этого стала не только страшная паника, но и целый ряд жалоб на действия трибунала, обращенных к римскому папе. Главным образом жалобы шли со стороны епископов.

Арестованных доставляли со всех концов Кастилии в Севилью, где их помещали в монастырях и в замке Триана, переоборудованном под тюрьму.

Шли все более и более массовые казни. Тех из арестованных, кто отказывался признать себя виновным, отлучали от Церкви и посылали на костер. Те же, кто признавался во всем, отделывались поркой, тюремным заключением, конфискацией имущества и лишением всех прав.

Историк С. Г. Лозинский в своей «Истории папства» пишет: «Это аутодафе, являвшееся огненным апофеозом религии и святой Церкви, было устроено по всем предписаниям папской буллы. Во главе процессии шел доминиканский приор Охеда, увидевший, наконец, осуществление своих давнишних мечтаний. В первый и в последний раз Охеда присутствовал на аутодафе. Через несколько дней он умер от чумы, унесшей в Севилье пятнадцать тысяч человек».

Вскоре, в связи с тем что деятельность трибунала инквизиции стала принимать регулярный характер, в Севилье было решено построить специальное сооружение для сожжения еретиков. Сооружение это было названо «El Quemadero» (Кемадеро). Собственно, это было даже не сооружение, а целая площадь (исп. quemadero— площадь огня), оборудованная для сожжения осужденных.

С. Г. Лозинский отмечает, что «площадь огня» была украшена статуями пророков, сделанными «на средства какого-то „великодушного“ жертвователя». Эти большие каменные статуи пророков использовались для сожжения: по одним данным, осужденных замуровывали в эти изваяния заживо, и они там погибали, поджариваясь от пламени общего костра; по другим — осужденных только привязывали к статуям, а не замуровывали внутри них.

Что же касается «„великодушного“ жертвователя», то им оказался ревностный католик Меса. Однако вскоре вскрылось, что сам Меса — «новый христианин», и он был немедленно арестован. В результате Меса был сожжен на том же Кемадеро, которое, не жалея средств, он так великолепно украсил статуями пророков.

Нравится это кому-то или нет, но Торквемада ничего не изобретал, и инквизицию создал, конечно же, не он. Инквизиция не была его детищем и существовала задолго до него. Первый указ против еретиков, например, был издан королем Арагона Педро II аж в 1197 году. Во Франции инквизиция начала работать в 1208 году, а в 1236 году появилось бреве (письменное послание) папы Григория IX, относящееся к введению инквизиции в Кастилии. В Барселоне в 1269 году по приговору местной инквизиции была лишена чести память виконта де Кастельбона и его дочери Эрмензинды, графини де Фуа (для этого их тела были вырыты из земли). В 1292 году появился на свет указ короля Арагона Хаиме II, изгонявший еретиков из его государства.

Соответственно, и все методы, которые потом, при Торквемаде, использовались инквизицией, были опробованы на практике задолго до его возвышения. Даже пресловутую Кемадеро изобрел не он, как утверждают некоторые, а севильский губернатор, которому не хотелось возиться с отдельным костром для каждого грешника. На этот факт обращает внимание даже Хуан Антонио Льоренте, крайне негативно относящийся к Торквемаде. Он, в частности, пишет: «Большое количество осужденных, подвергавшихся сожжению, вынудило префекта Севильи построить на поле, называемом Таблада, постоянный каменный эшафот, который сохранился до наших дней под именем Кемадеро».

Таким образом (и об этом не стоит забывать), инквизиция на территории Пиренейского полуострова была учреждена еще в XIII веке, и до Торквемады она была не менее сурова к разного рода еретикам, отошедшим от веры и закоренелым в отступничестве.

Тем не менее М. В. Барро в своем очерке о Торквемаде утверждает: «Торквемаде справедливо приписывается открытие новой эры в инквизиционной практике. Торквемада довел эту практику до жестокости, из орудия охраны религиозных догматов сделал ее орудием религиозной нивелировки и первый придал инквизиционному трибуналу политический характер».

Довел… Придал… Даже если это и так, Торквемада аскетически служил высшим силам, которые не подчиняются ни королю, ни королеве, никому из живущих на земле. Огромнейшая власть неожиданно сама пришла к нему в руки, и он вобрал в себя всю строгость, на какую только была способна инквизиция. Он встал в один ряд с немногими избранными, чьи действия и поступки диктовались, как ему казалось, лишь небесными правилами, чья служба состояла в том, чтобы карать еретиков во имя Господа. В этом по крайней мере он был совершенно искренен.

В самом начале 1482 года папа Сикст IV написал Изабелле и Фердинанду жалобу на то, что инквизиторы Мигель де Морильо и Хуан де Сан-Мартин не следуют правилам закона, объявляя еретиками тех, кто ими на самом деле не был даже в мыслях.

Хуан Антонио Льоренте по этому поводу пишет: «Его святейшество прибавлял, что он отрешил бы их от должности, если бы не имел уважения к королевскому декрету, который их поставил на место».

А 11 февраля 1482 года Сикст IV пошел еще дальше и назначил инквизиторами на территорию, подконтрольную Изабелле и Фердинанду, еще семь монахов-доминиканцев, которым тут же были отправлены мандаты с предписанием немедленно приступить к исполнению своих обязанностей. Среди вновь назначенных был и Томас де Торквемада, приор монастыря Санта-Крус и исповедник королевской четы.

Как видим, Торквемада поначалу был «одним из» (были еще и Педро де Оканья, и Хуан де Сан-Доминго, и Родриго де Сегарра, и другие), но именно ему, как принято о нем говорить, «суждено было войти в историю и стать олицетворением испанской инквизиции в ее самых мрачных проявлениях».

Хуан Антонио Льоренте по этому поводу пишет: «Для того чтобы судить, насколько учреждение инквизиции должно было не нравиться подданным Фердинанда, достаточно видеть оказанное ей сопротивление и даже преступления, совершенные с целью устранить ее в этом королевстве».

Хуан Антонио Льоренте. Имя этого человека уже встречалось и встретится нам еще не раз, поэтому хотелось бы, пользуясь случаем, сказать несколько слов об этом авторе.

Он родился 30 марта 1756 года в Ринкон-дель-Сото. В 1778 году поступил в Валенсийский университет, а с 1789 года стал секретарем инквизиции в Мадриде. В 1808 году он присоединился к правительству короля Жозефа Бонапарта и добился упразднения инквизиции. В 1822 году он опубликовал двухтомный трактат «Политические портреты пап от святого Петра до Пия VII», за что был выслан из Франции. Умер Хуан Антонио Льоренте 5 февраля 1823 года в Мадриде.

Особую известность этот человек получил благодаря своей двухтомной книге «Критическая история испанской инквизиции», опубликованной в 1815–1817 годах. Фактически эта книга стала основным «источником» для многих последующих исследований, посвященных испанской инквизиции. Но тут важно отметить следующее: написал эту книгу дважды предатель — бывший инквизитор, подавшийся в еретики, и испанец, перешедший на сторону завоевателей-французов. Именно такой человек, в частности, дал «точную» оценку жертв инквизиции в Испании, именно он положил начало «черной легенде» испанской инквизиции.