Хотя Депардьё-актера превозносили на все лады, у Депардьё-отца были причины для недовольства. И главной из них был его сын Гийом, которому тогда исполнилось шестнадцать: отцу сообщили, что тот задержан по обвинению в рэкете. Свидание в полицейском участке, где держали мальчика, приняло неприятный оборот. Удрученный Жерар вспылил, озлившись и на самого себя: «Я испытывал одновременно чувство вины и гнева. Вины — потому, что, если твой сын делает глупости, тут есть и твой просчет. А гнева — потому, что он в очередной раз не пожалел свою мать».

Однако складывалось впечатление, что Гийом сводит счеты с отцом. «Мне порой доставались совершенно незаслуженные оплеухи… Но главное — его глаза; у меня было такое чувство, что он способен меня убить. Мне становилось страшно…» — расскажет потом Гийом одному телеведущему, проявившему к нему сочувствие. Тогда же, в детстве, он был козлом отпущения для своих одноклассников, невзлюбивших сына знаменитости: «Два-три раза отец приезжал за мной в школу на мотоцикле. Это было круто, я был счастлив, но в то же время пошли разговоры! К тому же он приезжал на дохлой машине в 125 кубиков. Начались насмешки, подсидки, бесцельная злоба. В школе я был уже не Гийом, а просто “сынок”. Когда отец увидел, что дела и вправду плохи, он предложил мне сменить фамилию. Для меня это было совершенно немыслимо…»

Сам Жерар думал, что его фамилия и известность сказывались на отношениях его неукротимого отпрыска с правосудием. В декабре 1992 года Гийома в очередной раз арестовали — на месте преступления, у вокзала в городке Вокрессон: молодой человек хотел сбыть дозу героина, купленную несколькими днями ранее в Амстердаме. С учетом предыдущего тюремного срока — шесть недель за кражу — приговор грозил быть суровым. Так и случилось: три года тюрьмы. Слишком тяжелое наказание, возмутился его отец и обратился к Франсуа Миттерану. Тот предложил связаться с премьер-министром Эдуардом Балладюром, который добился, чтобы юного арестанта перевели в другой следственный изолятор. Несмотря на некоторое смягчение режима, условия заключения оставались тяжелыми. Навещая Гийома, Жерар не раз слышал: «Смотри, опустим твоего сынка!» В конце концов Гийому скостили срок до полутора лет.

Окончились ли на этом его душевные муки? В это хотелось верить: через несколько недель после выхода из тюрьмы Гийом взялся за работу, получив роль в фильме «Ученики» Пьера Сальвадори. Но передышка выдалась недолгой. «Гийом подсел на крэк, — был ошеломлен его отец. — Я поговорил с Пьером, чтобы тот закрыл его на недельку, иначе быть беде. Пьер согласился. Гийома поместили в психиатрическую клинику, он выпрыгнул с четвертого этажа. Заканчивал съемки в гипсе…» Тем не менее увечье не помешало ему получить несколько месяцев спустя «Сезара» за лучший актерский дебют…

Однажды зимним вечером на «островке безопасности» Южной магистрали автомобилист возился со сломавшимся мотором своей машины. Чуть поодаль белокурая женщина объяснялась с мужем; тот от нее ушел. Мужчина все видел. Он хотел понять, почему женщина в меховом манто не двигается с места. Ждет чудесного возвращения мужа, который ее бросил? Предчувствует новый «роман», как кажется автомобилисту?

В «Странном месте для встречи» Франсуа Дюпейрона кино в пятый раз свело вместе Депардьё и Денёв. Однако поначалу актер вовсе не намеревался воссоздавать со своей партнершей легендарную пару из «Последнего метро», а просто продюсировал этот фильм. Но Денёв удалось найти нужные слова, чтобы убедить его сыграть самому: «Катрин заразила меня своим желанием сыграть эту встречу. И потом, я чувствовал, что Катрин тоже находится в поиске».

Об этом поиске Депардьё много говорил после окончания съемок, происходивших, как правило, начиная с трех часов утра. Таково было требование режиссера, желавшего как можно лучше передать особенную атмосферу этой истории. «Во время съемок я находился в положении, не сильно отличавшемся от положения Шарля — моего героя, — вспоминает актер. — Я тоже был в пути, у какой-то границы. Автомагистраль, где мы снимали, была своего рода символом дороги, на которой я остановился в своей жизни, не зная, куда идти. В такие тяжелые, глубокие моменты ночи мои мысли разбредались. Я бы унесся далеко-далеко, если бы Катрин не возвращала меня к фильму, к сцене, которую мы играли. Она проявляла большую бдительность. Оберегала меня от тоски, от чувства одиночества, которое порой на меня накатывало, от соблазна отстраниться от работы, которую мы делали».

Эта работа порой вызывала ожесточенные споры между двумя кинозвездами. Не то чтобы настоящие стычки, успокаивает Депардьё, а просто разногласия по мелочам. Оставался сюжет, встреча двух людей, выковывающих себе новую судьбу — одну на двоих. «Помните слова Шарля в конце фильма: “Подумать только, что я делаю ради тебя”, — продолжает актер. — Такие простые слова, и в то же время в них, возможно, выражено всё, что мечтают пережить люди нашего времени. Простота решающей встречи мужчины и женщины, связи, которая поначалу кажется обыденной, которую отвергают, а она каким-то образом превращается в большую романтическую историю…»

Романтическую и, добавим, рискованную: во время съемок Катрин Денёв пришлось на две недели покинуть площадку из-за вывиха. Но актриса с «непредвиденной» волей «никогда не жалела себя, несчастную», как рассказывает ее мать Рене Дорлеак, вспоминая об этой неприятности: «Полечившись неделю в Биаррице, она вернулась на свое место как ни в чем не бывало…»

Оригинальная история любви, необычный антураж, замечательная режиссура — всё, что нужно, чтобы «Странное место для встречи» имело успех. Так и случилось после выхода фильма на экраны в октябре 1988 года. «Франсуа Дюпейрон и Доминик Фэсс написали диалоги, передающие социальную принадлежность героев через язык, и в то же время ритмичные, поэтичные», — подчеркивала газета «Монд», отмечая и замечательное исполнение Депардьё: «Жерар Депардьё при всей своей физической силе, мужеской элегантности и языке мачо играет хрупкого, надломленного человека, в котором страсть выявляет женские черты. Это не просто сыграть. Это гениально. Какой другой актер, кроме Депардьё, может заставить разверзнуться небеса, слушая музыку Рихарда Штрауса [50], и вызвать у нас слезы романтическим любовным монологом, восстающим против гнусной реальности?»