Сравнив эти два отрывка, я предположил, что переводчиком обоих, скорее всего, был С. Я. Маршак.

Дружба с Иммануэлем Самойловичем явилась для меня продолжением моего знакомства с С. Я. Маршаком. Мы часто и много беседовали о Самуиле Яковлевиче. По рекомендации Иммануэля Самойловича я стал общественным сотрудником Комиссии по литературному наследию С. Я. Маршака. Иммануэль Самойлович был ответственным секретарем комиссии.

Однажды я рассказал ему о своей находке — в «Сборнике молодой еврейской поэзии» (Еврейская антология. М.: Сафрут), изданном под редакцией В. Ходасевича и Л. Яффе, я обнаружил два неизвестных перевода Маршака из 3. Шнеура и Д. Шимоновича. Зная, что готовится собрание сочинений Самуила Яковлевича, я предложил включить найденные мною переводы в это издание. Иммануэль Самойлович согласился с тем, что перевод из Шимоновича (стихотворение «Сфинксы») представляет большой интерес, а перевод стихотворения Шнеура «В горах» выполнен просто замечательно, но сказал:

— Еще не время. Да и в течение всей жизни Самуил Яковлевич никогда не вспоминал об этих стихах. Он был человеком русской культуры, русским поэтом. Помните его стихи:

— Но ведь все равно и «Сиониды», и «забытые» переводы Маршака с еврейского когда-то придут к читателю, — настаивал я.

— Сейчас их включить в собрание не дадут. Не разрешают даже поместить предисловие А. Т. Твардовского из-за того, что он упоминает о небольшой статье Маршака в «Известиях», в которой Самуил Яковлевич воздал должное таланту и мужеству Солженицына, а уж еврейская и библейская темы для нынешних литературных функционеров ненавистнее и страшнее, чем гулаговская…

Как-то раз я спросил Иммануэля Самойловича: что, по его мнению, привело Маршака к детской литературе, тем более уже в зрелом возрасте. Он задумался и ответил так:

— Во-первых, я убежден, что делить поэта на «детского» и «взрослого» невозможно… Во-вторых, Самуил Яковлевич всю жизнь любил детей. И дети отвечали ему взаимностью. Ни одного письма от детей Самуил Яковлевич не оставлял без ответа. Он старался исполнить не только их просьбы, но порой даже прихоти. Вступал в переписку с руководителями разных городов, чтобы те помогали детям, нуждающимся в этом… Я хочу подготовить статью «Дети пишут Маршаку», похожую на публикацию Самуила Яковлевича «Дети пишут Горькому».

На вечере, посвященном девяностолетию Маршака (он состоялся в Колонном зале Дома союзов в конце 1977 года), сестра поэта Юдифь Яковлевна тоже рассказывала мне о необыкновенной любви и привязанности Самуила Яковлевича к жене и маленькой дочери Натанели, безвременно ушедшей из жизни, и прочла стихи, до того мне неведомые:

В воспоминаниях Юдифи Яковлевны я прочел: «…Для своей работы С. Я. облюбовал помещение на чердаке. Особенно любил он работать, когда рядом на крошечном балкончике спит в своей корзинке Натанель… Никогда не забуду я этих дней в Кирву, которые мы провели с нашей маленькой племянницей…

Видя, как мы не можем на нее нарадоваться, Любек (директор детского дома. — М. Г.) как-то сказал:

— Вы ее слишком любите. Не нужно так любить.

— Но почему же? — удивленно спросила я.

Любек ничего не ответил и посмотрел на Натанель грустным и долгим взглядом. Эти слова Любека запомнились мне и моим сестрам на всю жизнь…»

До сих пор не изучено литературное наследие Иммануэля Самойловича, а оно, несомненно, представляет интерес. Давно известно: человек талантливый талантлив во многом. Иммануэль Самойлович сочинял музыку (в молодости даже написал оперетту), стихи. Вот строки одного из них:

А о том, как Иммануэль Самойлович чтил память отца, свидетельствуют, в частности, его письма ко мне. Приведу несколько отрывков из них.

От 4 апреля 1966 года:

«…В Моссовете уже больше года лежит ходатайство Союза писателей о переименовании улицы и установлении мемориальной доски на доме, где жил Самуил Яковлевич. Доска уже почти готова и скоро будет установлена. А вот относительно улицы пока решения нет. Но у них там большая очередь в Комиссии по наименованию улиц. Обращаться в нее мне не хочется. Да это и не суть важно — отца не забывают по книгам, и всему придет время…»

От 20 октября 1966 года:

«…Том Кемпбел уехал после нашей с Вами общей встречи. Он — очень хороший, умный и талантливый человек. По профессии он — сапожник, но это не мешает ему превосходно знать английскую и русскую литературу и уделять большое внимание шотландско-советской дружбе… У нас здесь гостил еще один большой друг Самуила Яковлевича из Шотландии — депутат парламента от округа, в котором родился Бернс, Эмрис Хьюз. Он написал для серии „Жизнь замечательных людей“ книгу о своем друге, Бернарде Шоу. Если Вам интересно получить эту книгу — напишите мне, и я ее Вам вышлю…»

От 18 февраля 1967 года:

«…Бабеля я не встречал (мы тогда жили в Ленинграде, а он — в Москве). Самуил Яковлевич действительно подружился с ним в Италии, где они гостили почти одновременно у Горького. Имеется фотография, на которой они сняты вместе… А воспоминания о Шварце я купил. Книга мне не очень понравилась. Очень неприятное впечатление оставляют воспоминания Николая Чуковского, который, вместо благодарности Самуилу Яковлевичу за большую помощь в работе над первыми книгами, говорит о нем глупо и недоброжелательно и при том искажает факты…»

От 24 сентября 1967 года:

«…Спасибо за письмо от 11.09. Передайте сердечный привет моим друзьям из вашей школы. У меня до сих пор сохраняется в душе теплое чувство от встречи с ними на улице Чкалова.

Не знаю — будет ли проводиться в Союзе писателей ка-кой-нибудь торжественный вечер, посвященный 80-летию Самуила Яковлевича. В эти дни внимание будет там занято другим, более значительным юбилеем, и о 80-летии могут попросту позабыть. А мне самому не хочется хлопотать по такому поводу. День 3 ноября я проведу на Чкаловской и буду рад всякому, кто сам по себе придет туда, вспомнив об отце…»

От 7 сентября 1968 года:

«Дорогие Дора Марковна и Марк,

большое спасибо за дружеские письма и за теплое приглашение. Мне очень хотелось бы поехать к Вам, но сейчас это невозможно. У моей двоюродной сестры (племянница Самуила Яковлевича, переводчица Орловская. — М. Г.) обнаружилось тяжелое мозговое заболевание. Я не могу сейчас оставить без поддержки мою тетку — сестру отца (Юдифь Яковлевну. — М. Г.), у которой это — единственная дочь…

Беды всегда приходят целой семьей: кроме этого несчастья, у нас еще попал в больницу младший сын Саша. При очередной проверке у него обнаружили открытую язву двенадцатиперстной кишки…

Я очень много работаю: сдал сверку 1-го тома, верстку 2-го, наборную рукопись 3-го, заканчиваю рукопись 4-го тома и забочусь о других материалах.

Мне не удалось передать Вам, Марк, бланк подписки на 8-томное Собрание сочинений отца, по которому нужно будет получать книги в Москве на Кузнецком мосту. Оставить ли бланк у меня или передать его Мэри (моя жена. — М. Г.)? Посылаю Вам „Лирику“. Желаю Вам всего-всего хорошего…»